Свидание - сближение
конкретных ценностных центров жизни (его и ее) в каком бы то ни было плане
(земном, небесном, временном, невременном) - важнее [7\ событийной близости в
одном кругозоре, в одном окружении ценностном. Следующие две строфы углубленно
конкретизируют свидание.
Но там, увы, где неба своды
Сияют в блеске голубом
Где под скалами дремлют воды,
Заснула ты последним сном.
153
Твоя краса, твои страданья
Исчезли в урне гробовой -
Исчез и поцелуй свиданья...
Но жду его: он за тобой!
Первые три строки этих последних двух строф изображают событийные моменты [?]
общечеловеческого контекста ценностей (красота Италии), утвержденного в
ценностном контексте героини (ее мир) и отсюда утвержденно входящего в контекст
героя. Это окружение события ее единственной смерти и для нее и для него. Здесь
возможное окружение ее жизни и будущего свидания стало действительным окружением
ее смерти. Ценностно-событийный смысл мира Италии для героя - это мир, где ее
уже нет, мир, ценностно освещенный ее уже-небытием в нем. Для нее мир, где она
могла бы быть. Все следующие строки даны в эмоционально-волевом тоне
автора-героя, но в этом тоне [нрзб] предвосхищается последняя строка:
уверенность, что обещанное свидание все же будет, что не замкнут круг
событийного взаимопроникновения их ценностных контекстов. Эмоционально-волевой
тон разлуки и несостоявшегося свидания здесь переходит в тон, подготовляя его,
верного и неизбежного свидания там. (133-134)
Таково распределение событийных моментов бытия вокруг двух ценностных центров.
Один и тот же с точки зрения содержательно-смысловой предмет (Италия) различен
как событийный момент различных ценностных контекстов: для нее - родина, для
него - чужбина, факт ее отбытия для нее - возвращение, для него - покидание и
т.д. Единая и себе-тожественная Италия и отделяющая ее от России
154
математическая себе-равная даль - здесь вошли в единство события и живы в нем не
своей содержательной тожественностью, а тем единственным местом, которое они
занимают в единстве архитектоники, расположенные вокруг единственных ценностных
центров. Можно ли, однако, противополагать единую себе-тожественную Италию как
действительную и объективную - только случайной, субъективному переживанию
Италии - родины, чужбины, Италию, где она теперь спит, субъективно-индивидуально
переживаемой? Такое противопоставление в корне неправильно. Событийное
переживание Италии включает как необходимый момент ее действительное единство в
едином и единственном бытии. Но оплотневает эта единая Италия, обрастает плотью
и кровью лишь изнутри моей утвержденной причастности единственности бытия,
моментом которого является и единственная Италия. Но этот событийный контекст
единственной причастности не замкнут и не изолирован. Для событийного контекста
автора-героя, где Италия - чужбина, понятен и утвержден и ценностный контекст,
где Италия - родина. И все остальные возможные событийные оттенки единственной
Италии, соотнесенной с конкретно-ценностно-утвержденными людьми, Италия
человечества входит в причастное сознание с его единственного места. Она должна
вступить в какое-нибудь событийное отношение к конкретно утвержден[ной]
ценности, чтобы стать моментом действительного сознания, хотя бы теоретического
сознания, сознания географа. Здесь нет никакого релятивизма: правда
бытия-события Целиком вмещает в себя всю вневременную абсолютность теоретической
истины. Единство мира - момент его конкретной единственности и необходимое
условие нашей мысли со стороны ее содержания, т.е. мысли-
155
суждения, но для действительной мысли-поступка мало одного единства. (134-135)
Остановимся еще на некоторых особенностях архитектоники разбираемой лирической
пьесы. Ценностный контекст героини утвержден и включен в контекст героя. Герой
находится в точке настоящего единственного времени своей жизни, события разлуки
и смерти расположены в его единственном прошлом (переведены в план воспоминания)
и через настоящее нуждаются в заполненном будущем, хотят событийной вечности,
это уплотняет и делает значимым все временные границы и отношения - причастное
переживание времени события. Вся эта конкретная архитектоника в ее целом дана
эстетическому субъекту (художнику-созерцателю), внеположному ей. Для него герой
и весь конкретный событийный контекст его соотнесены с ценностью человека и
человеческого, поскольку он - эстетический субъект - утвержденно причастен
единственному бытию, где ценностным моментом является человек и все
человеческое. Для него оживает и ритм как ценностно-напряженное течение жизни
смертного человека. Вся эта архитектоника и в своей содержательности, и в своих
формальных моментах жива для эстетического субъекта лишь постольку, поскольку им
действительно утверждена ценность всего человеческого. (135-136)
Три времени Аристотеля работают наглядно.
Такова конкретная архитектоника мира эстетического видения. Всюду здесь момент
ценности обусловлен не основоположением как принципом, а единственным местом
предмета в конкретной архитектонике события
156
с единственного места причастного субъекта. Все эти моменты утверждены как
моменты конкретной человеческой единственности. Здесь и пространственное, и
временное, и логическое, и ценностное оплотнены в их конкретном единстве
(отчизна, даль, прошлое, было, будет и т.д.), соотнесены с конкретным ценностным
центром, не систематически, а архитектонически подчинены ему, осмыслены и
локализованы через него и в нем. Каждый момент здесь жив как единственный, и
само единство лишь момент конкретной единственности. (136)
Ключевые слова (самые частотные) в этой работе Бахтина вовсе не поступок или
событие, а единственность (ый и т.д.) или момент. Так на глаз. Надо проверить.
Это соответствует новой доктрине изобретения - рождение слова в конкретной
ситуации, ответственность за данное общение с другим и задание этого общения.
Но эта изображенная нами в основных чертах эстетическая архитектоника есть
архитектоника продуцированного в эстетическом поступке созерцания мира, сам же
поступок и я - поступающий - лежат вне ее, исключены из нее. Это мир
утвержденного бытия других людей, но меня - утверждающего - в нем нет. Это мир
единственных исходящих из себя других людей и ценностно соотнесенного с ними
бытия, но мною они находятся, я-единственный, из себя исходящий, - нахожусь
принципиально вне архитектоники. Я причастен лишь как созерцающий, но созерцание
есть действенная активная внеположность созерцателя предмету созерцания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44