Однако ответственность за
102
будушее порождает теоретический страх, от которого можно отмахнуться только
отрешившись от своей единственной ответственности и причастности, только
разрушив свою индивидуальность. Отдаваясь только настоящему моменту (одержание
бытием), отрекаясь от факта и смысла свершившегося события-бытия, мы отрекаемся
от ответственности и за будущие события, теряем на них влияние!
Можно установить даже некоторую обратную пропорцию между теоретическим единством
и действительной единственностью (бытия или сознания бытия). Чем ближе к
теоретическому единству содержательное постоянство или повторяющаяся
тождественность), тем беднее и общее, дело [?] сведено к единству содержания и
последним единством оказывается пустое себе-тожественное возможное содержание;
чем дальше отходит индивидуальная единственность, тем она становится конкретнее
и полнее: единственность действительно свершающегося бытия-события во всем его
индивидуальном многообразии, к краю которого придвигается поступок в его
ответственности. Ответственное включение в признанную единственную
единственность бытия-события и есть правда положения. Момент абсолютно нового,
небывшего и неповторимого здесь на первом плане, ответственно продолженный в
духе целого, однажды признанного. (111)
Все-таки новое есть ответственное продолжение целого, однажды признанного.
Момент бытия-события - это не момент настоящего, не ведающего ни прошлого, ни
будущего, нет, ответственный поступок есть включение в свою ответственность и
прошлого и будущего в действительном (а не только настоящем) моменте принятия
ответственного решения. Изобретение как момент абсолютно нового - включение в
себя действительного действенного прошлого и действительного действенного
будущего, охваченных логосом настоящего. Только в таком
103
случае новизна может быть ответственно поступательной.
В основе единства ответственного сознания не принцип как начало, а факт
действительного признания своей причастности к единому бытию-событию, факт, не
могущий быть адекватно выражен в теоретических терминах, а лишь описан и участие
пережит; здесь исток поступка и всех категорий конкретного единственного
нудительного долженствования. И я - есмь - во всей эмоционально-волевой,
поступочной полноте этого утверждения - и действительно есмь - в целом и
обязуюсь сказать это слово, и я причастен бытию единственным и неповторимым
образом, я занимаю в единственном бытии единственное, неповторимое, незаместимое
и непроницаемое [?] для другого место. В данной единственной точке, в которой я
теперь нахожусь, никто другой в единственном времени и единственном пространстве
его бытия не находился. И вокруг этой единственной точки располагается все
единственное бытие единственным и неповторимым образом. То, что мною может быть
совершено, никем и никогда совершено быть не может. Единственность наличного
бытия - нудительно обязательна. Это факт моего неалиби в бытии, лежащий в основе
самого конкретного и единственного долженствования поступка, не узнается и не
познается мною, а единственным образом признается и утверждается. Простое
познание его есть низведение его на низшую эмоционально-волевую степень
возможности. Познавая его, я его обобщаю: всякий находится на единственном и
неповторимом месте, всякое бытие единственно. Здесь мы имеем теоретическое
установление, стремящееся к пределу совершенного свобождения от
эмоционально-волевого тона. С этим
104
положением мне нечего делать, оно ничем меня не обязывает. Поскольку я мыслю мою
единственность как момент моего бытия, общий со всем бытием, я уже вышел из моей
единственной ответственности, стал вне ее и теоретически мыслю бытие, т.е. к
содержанию своей мысли я не приобщен, единственность как понятие можно
локализовать [?] в мире общих понятий и тем установить ряд логически необходимых
соотнесений. Это признание единственности моего участия в бытии есть
действительная и действенная основа моей жизни и поступка. Активный поступок
implicite [?] утверждает свою единственность и незаменимость в целом бытия и в
этом смысле внутренне придвинут к его краям, ориентирован в нем как целом. Это
не есть просто утверждение себя или просто утверждение действительного бытия, но
неслиянное и нераздельное утверждение себя в бытии: я участен в бытии как
единственный его деятель; ничто в бытии, кроме меня, не есть для меня я. Как я -
во всем эмоционально-волевом единстве смысла этого слова - я только себя
единственного переживаю во всем бытии; всякие другие я (теоретические) не есть я
для меня; а то единственное мое (не-теоретическое) я причастно к единственному
бытию: я есмь в нем. Далее здесь неслиянно и нераздельно даны и момент
пассивности, и момент активности: я оказался в бытии (пассивность) и я активно
ему причастен; и мне данное и заданное: моя единственность дана, но в то же
время есть лишь постольку, поскольку действительно осуществлена мною как
единственность, она всегда в акте, в поступке, т.е. задана; и бытие и
долженствование: я есмь действительный, незаменимый и потому должен осуществить
свою единственность. По отношению ко всему действи-
105
тельному единству возникает мое единственное долженствование с моего
единственного места в бытии. Я-единственный ни в один момент не могу быть
безучастен в действительной и безысходно-нудительно-единственной жизни, я должен
иметь долженствование; по отношению ко всему, каково бы оно ни было и в каких бы
условиях ни было дано, я должен поступать со своего единственного места, хотя бы
внутренне только поступать. Моя единственность как нудительное несовпадение со
всем, что не есмь я, всегда делает возможным и единственное и незаменимое
действие мое по отношению ко всему, что не есмь я. То, что я с моего
единственного в бытии места хотя бы только вижу, знаю другого, думаю о нем, не
забываю его, то, что и для меня он есть, - это только я могу для него сделать в
данный момент во всем бытии, это есть действие, восполняющее его бытие,
абсолютно прибыльное и новое и только для меня возможное. Это продуктивное
единственное действие и есть долженствующий момент в нем. Долженствование
впервые возможно там, где есть признание факта бытия единственной личности
изнутри ее, где этот факт становится ответственным центром, там, где я принимаю
ответственность за свою единственность, за свое бытие. (111-113)
Другой в его культурологическом значении здесь появляется в полном объеме (не
вскользь, что было раньше в нескольких случаях) впервые, и характерно место в
тексте, где он появляется:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
102
будушее порождает теоретический страх, от которого можно отмахнуться только
отрешившись от своей единственной ответственности и причастности, только
разрушив свою индивидуальность. Отдаваясь только настоящему моменту (одержание
бытием), отрекаясь от факта и смысла свершившегося события-бытия, мы отрекаемся
от ответственности и за будущие события, теряем на них влияние!
Можно установить даже некоторую обратную пропорцию между теоретическим единством
и действительной единственностью (бытия или сознания бытия). Чем ближе к
теоретическому единству содержательное постоянство или повторяющаяся
тождественность), тем беднее и общее, дело [?] сведено к единству содержания и
последним единством оказывается пустое себе-тожественное возможное содержание;
чем дальше отходит индивидуальная единственность, тем она становится конкретнее
и полнее: единственность действительно свершающегося бытия-события во всем его
индивидуальном многообразии, к краю которого придвигается поступок в его
ответственности. Ответственное включение в признанную единственную
единственность бытия-события и есть правда положения. Момент абсолютно нового,
небывшего и неповторимого здесь на первом плане, ответственно продолженный в
духе целого, однажды признанного. (111)
Все-таки новое есть ответственное продолжение целого, однажды признанного.
Момент бытия-события - это не момент настоящего, не ведающего ни прошлого, ни
будущего, нет, ответственный поступок есть включение в свою ответственность и
прошлого и будущего в действительном (а не только настоящем) моменте принятия
ответственного решения. Изобретение как момент абсолютно нового - включение в
себя действительного действенного прошлого и действительного действенного
будущего, охваченных логосом настоящего. Только в таком
103
случае новизна может быть ответственно поступательной.
В основе единства ответственного сознания не принцип как начало, а факт
действительного признания своей причастности к единому бытию-событию, факт, не
могущий быть адекватно выражен в теоретических терминах, а лишь описан и участие
пережит; здесь исток поступка и всех категорий конкретного единственного
нудительного долженствования. И я - есмь - во всей эмоционально-волевой,
поступочной полноте этого утверждения - и действительно есмь - в целом и
обязуюсь сказать это слово, и я причастен бытию единственным и неповторимым
образом, я занимаю в единственном бытии единственное, неповторимое, незаместимое
и непроницаемое [?] для другого место. В данной единственной точке, в которой я
теперь нахожусь, никто другой в единственном времени и единственном пространстве
его бытия не находился. И вокруг этой единственной точки располагается все
единственное бытие единственным и неповторимым образом. То, что мною может быть
совершено, никем и никогда совершено быть не может. Единственность наличного
бытия - нудительно обязательна. Это факт моего неалиби в бытии, лежащий в основе
самого конкретного и единственного долженствования поступка, не узнается и не
познается мною, а единственным образом признается и утверждается. Простое
познание его есть низведение его на низшую эмоционально-волевую степень
возможности. Познавая его, я его обобщаю: всякий находится на единственном и
неповторимом месте, всякое бытие единственно. Здесь мы имеем теоретическое
установление, стремящееся к пределу совершенного свобождения от
эмоционально-волевого тона. С этим
104
положением мне нечего делать, оно ничем меня не обязывает. Поскольку я мыслю мою
единственность как момент моего бытия, общий со всем бытием, я уже вышел из моей
единственной ответственности, стал вне ее и теоретически мыслю бытие, т.е. к
содержанию своей мысли я не приобщен, единственность как понятие можно
локализовать [?] в мире общих понятий и тем установить ряд логически необходимых
соотнесений. Это признание единственности моего участия в бытии есть
действительная и действенная основа моей жизни и поступка. Активный поступок
implicite [?] утверждает свою единственность и незаменимость в целом бытия и в
этом смысле внутренне придвинут к его краям, ориентирован в нем как целом. Это
не есть просто утверждение себя или просто утверждение действительного бытия, но
неслиянное и нераздельное утверждение себя в бытии: я участен в бытии как
единственный его деятель; ничто в бытии, кроме меня, не есть для меня я. Как я -
во всем эмоционально-волевом единстве смысла этого слова - я только себя
единственного переживаю во всем бытии; всякие другие я (теоретические) не есть я
для меня; а то единственное мое (не-теоретическое) я причастно к единственному
бытию: я есмь в нем. Далее здесь неслиянно и нераздельно даны и момент
пассивности, и момент активности: я оказался в бытии (пассивность) и я активно
ему причастен; и мне данное и заданное: моя единственность дана, но в то же
время есть лишь постольку, поскольку действительно осуществлена мною как
единственность, она всегда в акте, в поступке, т.е. задана; и бытие и
долженствование: я есмь действительный, незаменимый и потому должен осуществить
свою единственность. По отношению ко всему действи-
105
тельному единству возникает мое единственное долженствование с моего
единственного места в бытии. Я-единственный ни в один момент не могу быть
безучастен в действительной и безысходно-нудительно-единственной жизни, я должен
иметь долженствование; по отношению ко всему, каково бы оно ни было и в каких бы
условиях ни было дано, я должен поступать со своего единственного места, хотя бы
внутренне только поступать. Моя единственность как нудительное несовпадение со
всем, что не есмь я, всегда делает возможным и единственное и незаменимое
действие мое по отношению ко всему, что не есмь я. То, что я с моего
единственного в бытии места хотя бы только вижу, знаю другого, думаю о нем, не
забываю его, то, что и для меня он есть, - это только я могу для него сделать в
данный момент во всем бытии, это есть действие, восполняющее его бытие,
абсолютно прибыльное и новое и только для меня возможное. Это продуктивное
единственное действие и есть долженствующий момент в нем. Долженствование
впервые возможно там, где есть признание факта бытия единственной личности
изнутри ее, где этот факт становится ответственным центром, там, где я принимаю
ответственность за свою единственность, за свое бытие. (111-113)
Другой в его культурологическом значении здесь появляется в полном объеме (не
вскользь, что было раньше в нескольких случаях) впервые, и характерно место в
тексте, где он появляется:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44