- Плотник считает, что я наказан по заслугам, -
сказал я Ольге Степановне. - Надо было думать о выживании, а я захотел жить.
Или наоборот: надо было махнуть на все рукой и отдыхать, а я чего-то там копошился. Не
помню, короче говоря, что он считает, но мой крашеный потолок шибко ему
не понравился.
- Каждый судит,
как умеет, на всех не потрафишь, - спокойно и грустно утешала меня Ольга Степановна. -
Вы, наверное, в Англии подсмотрели это, с потолком-то?
- Не совсем это, а в общем - да, там... Я представлял себе,
будто у меня каюта.
- Красиво было.
Неужели ничего нельзя исправить?
-
Он сказал, что дешевле построить новый дом... В морской практике есть такое понятие:
цементный ящик. Когда корабль внезапно дает течь, поврежденное место забивают досками
и бетонируют. Это позволяет добраться до ближайшего порта или базы, где
есть условия для настоящего ремонта. Конечно, мой ветхий дом тоже можно по
аналогии весь обложить такими ящиками...
-
И тихо добрести до порта.
-
Да.
- Да-а... Я-то в свою гавань
уже пришла. На корабельное кладбище. А вас мне жалко.
Я впервые слышал от нее нечто сентиментальное.
- Солигалич не кладбище, - возразил я. - Это
превосходное место для того, чтобы начать здесь жить. Просто у меня, видимо,
слишком мало сил для каких-либо начинаний.
Вечером, по
пути от Ольги Степановны домой - в обход, через мост,- я позвонил с
почты жене. Она по голосу моему догадалась, что дело плохо.
- Приезжай, - сказала она. - Отлежишься здесь,
а дальше что-нибудь придумаем. Деньги пока есть, не беспокойся. Нельз
было так себя изнурять...
Нищего в
московской электричке я узнал. Все такой же грязный, далеко распространяющий свой
нестерпимый дух, он все тем же припадочным голосом зачитывал пассажирам целое
стихотворное обращение:
Чистого вам
неба,
Душистого хлеба,
Родниковой воды
И
никакой вам беды,
добрые люди!
Кто чем может,
Тем
и поможет!
Подайте слепому
калеке!
Держал он себя увереннее и
развязнее, чем полгода назад, несколько даже вальяжно.
По сторонам дороги мелькали выросшие без мен
частные многоэтажные терема из превосходного кирпича, с мансардными окнами,
со множеством архитектурных излишеств: лоджиями, большими арочными проемами с
цветными витражами, башенками и шпилями, сверкающие на солнце дорогим металлом
крыш - и с бронированными ставнями, конечно. Где-то тут мой бывший банкир.
Где-то тут наши зимние обидчики, наверняка уже тут...
- Помнишь: Выпьем за то, чтобы наши желани
всегда совпадали с нашими возможностями! - долетело до меня с соседней скамьи.
- Хороший тост.
Странное дело,
сам я не испытывал уже ни зависти, ни злобы. Меня не оставляло чувство,
что в этой стране, пока она вся такая, какая есть, никто не может быть счастлив.
Как-то я, помню, у вас спрашивал: а как ваш народ относится к неправедно нажитым
миллионам и миллиардам, почему не бунтует? А зачем бунтовать, изумлялись вы,
когда большинству очень даже неплохо живется... Окажись вы теперь здесь, думал
я, вы сказали бы, что те, кто строит на пустырях и помойках дворцы и покупает самые
дорогие машины, - что они очень глупые. Наверняка бы так сказали, ведь
в вашей умной головке собран и классифицирован многовековой опыт трагических оплошностей человечества. В
конце концов, этим выскочкам придется дышать одним со всеми смрадом, ездить по
тем же разбитым дорогам и пользоваться теми же разрушенными коммуникациями, сидеть
без газа, электричества и воды, подвергаться столь же дикому произволу со
стороны государства, попадать в общие аварии и катастрофы, а вдобавок ко
всему этому ощущать на себе горящие ненавистью взоры обделенной толпы и
бояться за себя и своих близких... Они ошибаются, надеясь спастись за толстыми каменными стенами
и чугунными решетками. Никому не будет спасения.
Жена сообщила, что накануне моего приезда кто-то
звонил и по-английски спрашивал меня. Языка она почти не знала, слышно было
плохо, и она не поняла, в чем дело.
Мне
стало не по себе. Может, это был тот самый спасительный знак, которого
втайне ждал все эти месяцы? Но от кого?.. Надо же так - опоздать всего на
день! Жена меня успокаивала: она почему-то была уверена, что позвонят еще.
С дороги я почти сутки проспал на старом продранном диване,
показавшемся мне после Солигалича невероятно уютным. А проснувшись, вспомнил
об Ане Вербиной и набрал наудачу ее номер.
-
Я пыталась с вами связаться, - сказала Аня. - Здесь много событий. Вас так
долго не было!
- Да, я пробовал начать
другую жизнь.
- Не получилось? Да
что я, можно и не спрашивать. Помните, у Хомякова где-то сказано: Малейший угол
мира, независимый от духа, достаточен для необходимости. А у нас
такую махину как складывали сотни лет из одних необходимостей, так все
складывают и складывают... Конечно, рухнет.
-
Скоро?
- А вы этого хотите?
- Хочу. Опять хочу.
- Не знаю. Я недавно вернулась из командировки в провинцию... Что
мы делаем с людьми, чего от них добиваемся, чему пытаемся научить? Если ребенка
не кормить, но раз в неделю давать ему, скажем, по конфете, он протянет какое-то
время - может быть, даже долго - на одном ожидании, на одном моральном подъеме.
Это плохо, нездорово, опасно для жизни, о чем мы без конца и твердили в
последние годы. Но единственным результатом этих наших интеллигентских консилиумов, всей
нашей говорильни стало то, что спасительную конфету отняли, а взамен -
ничего...
Голос у нее был
усталый и тихий. Эти слова оказались последними слышанными мной ее словами.
Я боялся звонить сестре и спрашивать про маму.
Последняя весточка от нее пришла в Солигалич с месяц назад. Письмо было невразумительным, полным
сентиментальных воспоминаний о нашем детстве и странных намеков, смысла которых
я разгадать не сумел. Теперь я ничем, совсем уже ничем не мог им помочь. Денег
не было; пускаться больному в новую дальнюю дорогу, чтобы объедать там мать
с сестрой, было бы безумием.
Жена с
утра уходила на работу. Я пробовал заняться привычным делом, клал перед
собой книги, лист бумаги - и через полчаса бумага оказывалась против моей воли
испещренной с двух сторон рисунками и чертежами: светелка на чердаке, пристройка с
теплым туалетом, беседка в саду... Все то, чего я еще не успел сделать
в жизни.
В один из
дней раздался звонок, которого я ни на минуту не переставал ждать. Это
были вы. И вы были рядом, в Москве.
-
Вы похудели, - услышал я от вас, когда мы наконец встретились. - Вам явно
не хватает витаминов. Почему? Сейчас лето, у вас в продаже, кажется, имеютс
фрукты и овощи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52