Чем дальше, тем
подробнее становились планы. Работа требовала иногда прорисовки мелких
и даже мельчайших деталей. У меня не было никаких руководств или справочников, до
всего приходилось додумываться самому, все изобретать заново. Иногда, что-то
уже построив и сравнив после свое творение с изделием профессионала (чаще
это относилось к плотницким и столярным делам, по которым в Солигаличе были
неплохие мастера), я с радостью убеждался, что мое решение и надежнее, и
красивее общепринятого; но чаще бывало, к сожалению, наоборот, и все приходилось переделывать заново.
Засидевшись как-то над проработкой вариантов моста
через ручей (их было удручающе много; начать с того, что я еще не решил, из
чего строить мост: из кирпича или камня, арочным способом, или деревянный),
наутро встал поздно, около девяти. Выйдя в туалет, пристроенный к дому
со стороны огорода, я услышал знакомые громкие голоса снаружи.
- Картошку-то посадили? - вопрошал голос как
будто Ольги Степановны, а голос соседа справа степенно отвечал:
- Посадили, как не посадить. - И, помолчав с
минуту, добавлял про кого-то: - Херней занимается...
- Я в чужие дела не суюсь, - сказал голос Ольги
Степановны несколько приглушенно.
-
Не суесся? А чего тогда грядки ему копаешь?
-
Что не покопать, если свой огород посадила? Вон сколько земли пропадает. Хороша
земля, жалко.
Я глянул в
щель между досками: Ольга Степановна согнулась над самой большой моей грядкой
за оврагом...
- Вы всегда заняты,
вот и решила помочь, - просто сказала она, оправдываясь, когда я выбежал к
ней, что-то возмущенно крича и размахивая руками. На ее строгом лице не
было и тени насмешки.
Ольгу Степановну я,
конечно, тотчас с грядок прогнал; мне даже удалось зазвать ее в то утро
на чашку ароматного английского чая - впервые за все дни она согласилась угоститься в
моих покоях. А после чая сходила домой и принесла два ведра своей картошки
на посадку...
Мостик, поскольку в
нем возникла теперь насущная нужда, я построил в тот же день, позволив
себе отдохнуть за этим делом от тяжелой работы на грядках. Пришлось остановиться на
простом варианте. Мост был деревянный, однако не плоский, а горбатый (так
было не только красивее, но и практичнее: застойная дождевая вода не гноила доски
настила), и в устройство его перил мне удалось, несмотря на нехватку времени,
вложить немало фантазии. Теперь к высоте обрыва с одной стороны и искусственной насыпи
с другой добавлялась еще высота горбика (около полуметра), и человеку, вставшему на
середине моста над ручьем, открывалось зрелище весьма впечатляющее и неожиданное дл
равнинных мест. Ради этих-то совсем других ощущений я, собственно, и
старался...
В те дни мне
удалось сделать еще кое-что. Раз уж в руках оказалась лопата, я проложил трассу
аллеи от огородной калитки до моста, разровнял землю и выкопал правильные ямки
под саженцы - молодые березки и рябинки, позже принесенные мной из ближнего леса.
Выбор был небогат. Я постоянно сожалел про себя, что здесь нет широколиственных деревьев
и я не смогу украсить свой парк кронами разных конфигураций и оттенков. Ваши
внушительные дубы, буки и платаны, которыми восхищался еще Чаадаев, в наших
лесах не растут. Впрочем, некоторым утешением служило воспоминание о прекрасных искусственных парках
под Петербургом, где климат едва ли мягче солигаличского; особенно часто вспоминался мне
облюбованный князем Мышкиным и его друзьями Павловск, и я надеялся, что
когда-нибудь мне удастся привезти и укоренить на солигаличской почве павловские деревья.
Ни от какой работы я еще так не уставал, как на
грядках. Ночные бдения сами собой прекратились. Ложился рано, несмотр
на белые ночи, и спал как убитый.
Как-то среди
ночи я проснулся от резкого звука. Спросонок трудно было понять, что это
за шум и откуда он исходит. Мне показалось, с кухни доносятся негромкая возн
и хруст, как будто крыса прогрызает половую доску. Но тут повторился разбудивший мен
звук: визг, сопровождаемый сдавленным хрипом, какой издает зарезанная свинья.
Происходи это все у меня под кроватью, звук не мог бы быть отчетливее! Однако
сейчас я уже догадался, откуда он раздается: из соседнего двора, прямо на
который выходили окна. Расстояние между домами было не менее пятнадцати метров,
вполне достаточное, чтобы, по английским меркам, жить спокойной, совершенно изолированной от
соседей жизнью. У вас в Англии такую полоску земли засадили бы густыми
кустарниками и деревьями. Перед моим окном была лишь низенькая поленница старухиных дров,
поверх которых в упор глазели на меня подслеповатые оконца ее дома с розовыми наличниками. По
вечерам я часто вздрагивал от нетерпеливого топота и громких вздохов: это старухина коза
напоминала, что ей пора ужинать... Однако таких звуков, какие разбудили мен
в ту ночь, я еще не слыхивал. Режут поросенка? Но у старухи с ее внуком, кажется,
никого, кроме козы да рыжего кота, не было.
Я
полежал еще немного, собирая силы, чтобы встать и выглянуть в окно. И тут среди
хрипа различил несколько бессвязных слов. Затем хлопнула дверь, и голос
старухи возле поленницы принялся увещевать:
-
Пойдем, Леша, пойдем! Пойдем, я тебя спать уложу.
В ту ночь мне удалось быстро уснуть, но подобные истории
стали повторяться все чаще: напившись, внук вылезал теплыми ночами во двор
и визжал на всю округу.
Много быва
в те дни на огороде, я сделал еще несколько неприятных для себя открытий. Грядки
мои и соседские сходились почти вплотную. Межой между участками служила
борозда, несколько более широкая, чем внутренние борозды. Однажды утром
я заметил, что граница исчезла: борозда оказалась доверху засыпана мягкой
землей. Ближняя к меже грядка соседей была вскопана. Старуха как раз копошилась на
своем участке. Я подошел к ней и, прокричав на ухо приветствие, попросил
ее или внука убрать из борозды землю.
-
Знаю, милый, знаю, - прошамкала бабка, судорожно заправляя иссохшими руками
волосы под платок.
После
часа на два отлучился, а когда вернулся, борозда была уже вновь прорыта, но
прошла теперь по моей некопаной грядке, отхватив полуметровую полосу земли!
В общем-то, я не слишком дорожил огородом: мне
просто нечего было сажать на такой большой площади. Но земля в Солигаличе нежданно
обрела для меня значение жизненного пространства, объекта для приложения творческих сил
(я намеревался бесполезную часть огорода присоединить к моему будущему парку,
разбить на ней верхний парк с беседкой возле акации и балюстрадой на
краю обрыва), и столь бесцеремонное посягательство на нее, да еще со стороны ближайших соседей,
меня сильно огорчило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
подробнее становились планы. Работа требовала иногда прорисовки мелких
и даже мельчайших деталей. У меня не было никаких руководств или справочников, до
всего приходилось додумываться самому, все изобретать заново. Иногда, что-то
уже построив и сравнив после свое творение с изделием профессионала (чаще
это относилось к плотницким и столярным делам, по которым в Солигаличе были
неплохие мастера), я с радостью убеждался, что мое решение и надежнее, и
красивее общепринятого; но чаще бывало, к сожалению, наоборот, и все приходилось переделывать заново.
Засидевшись как-то над проработкой вариантов моста
через ручей (их было удручающе много; начать с того, что я еще не решил, из
чего строить мост: из кирпича или камня, арочным способом, или деревянный),
наутро встал поздно, около девяти. Выйдя в туалет, пристроенный к дому
со стороны огорода, я услышал знакомые громкие голоса снаружи.
- Картошку-то посадили? - вопрошал голос как
будто Ольги Степановны, а голос соседа справа степенно отвечал:
- Посадили, как не посадить. - И, помолчав с
минуту, добавлял про кого-то: - Херней занимается...
- Я в чужие дела не суюсь, - сказал голос Ольги
Степановны несколько приглушенно.
-
Не суесся? А чего тогда грядки ему копаешь?
-
Что не покопать, если свой огород посадила? Вон сколько земли пропадает. Хороша
земля, жалко.
Я глянул в
щель между досками: Ольга Степановна согнулась над самой большой моей грядкой
за оврагом...
- Вы всегда заняты,
вот и решила помочь, - просто сказала она, оправдываясь, когда я выбежал к
ней, что-то возмущенно крича и размахивая руками. На ее строгом лице не
было и тени насмешки.
Ольгу Степановну я,
конечно, тотчас с грядок прогнал; мне даже удалось зазвать ее в то утро
на чашку ароматного английского чая - впервые за все дни она согласилась угоститься в
моих покоях. А после чая сходила домой и принесла два ведра своей картошки
на посадку...
Мостик, поскольку в
нем возникла теперь насущная нужда, я построил в тот же день, позволив
себе отдохнуть за этим делом от тяжелой работы на грядках. Пришлось остановиться на
простом варианте. Мост был деревянный, однако не плоский, а горбатый (так
было не только красивее, но и практичнее: застойная дождевая вода не гноила доски
настила), и в устройство его перил мне удалось, несмотря на нехватку времени,
вложить немало фантазии. Теперь к высоте обрыва с одной стороны и искусственной насыпи
с другой добавлялась еще высота горбика (около полуметра), и человеку, вставшему на
середине моста над ручьем, открывалось зрелище весьма впечатляющее и неожиданное дл
равнинных мест. Ради этих-то совсем других ощущений я, собственно, и
старался...
В те дни мне
удалось сделать еще кое-что. Раз уж в руках оказалась лопата, я проложил трассу
аллеи от огородной калитки до моста, разровнял землю и выкопал правильные ямки
под саженцы - молодые березки и рябинки, позже принесенные мной из ближнего леса.
Выбор был небогат. Я постоянно сожалел про себя, что здесь нет широколиственных деревьев
и я не смогу украсить свой парк кронами разных конфигураций и оттенков. Ваши
внушительные дубы, буки и платаны, которыми восхищался еще Чаадаев, в наших
лесах не растут. Впрочем, некоторым утешением служило воспоминание о прекрасных искусственных парках
под Петербургом, где климат едва ли мягче солигаличского; особенно часто вспоминался мне
облюбованный князем Мышкиным и его друзьями Павловск, и я надеялся, что
когда-нибудь мне удастся привезти и укоренить на солигаличской почве павловские деревья.
Ни от какой работы я еще так не уставал, как на
грядках. Ночные бдения сами собой прекратились. Ложился рано, несмотр
на белые ночи, и спал как убитый.
Как-то среди
ночи я проснулся от резкого звука. Спросонок трудно было понять, что это
за шум и откуда он исходит. Мне показалось, с кухни доносятся негромкая возн
и хруст, как будто крыса прогрызает половую доску. Но тут повторился разбудивший мен
звук: визг, сопровождаемый сдавленным хрипом, какой издает зарезанная свинья.
Происходи это все у меня под кроватью, звук не мог бы быть отчетливее! Однако
сейчас я уже догадался, откуда он раздается: из соседнего двора, прямо на
который выходили окна. Расстояние между домами было не менее пятнадцати метров,
вполне достаточное, чтобы, по английским меркам, жить спокойной, совершенно изолированной от
соседей жизнью. У вас в Англии такую полоску земли засадили бы густыми
кустарниками и деревьями. Перед моим окном была лишь низенькая поленница старухиных дров,
поверх которых в упор глазели на меня подслеповатые оконца ее дома с розовыми наличниками. По
вечерам я часто вздрагивал от нетерпеливого топота и громких вздохов: это старухина коза
напоминала, что ей пора ужинать... Однако таких звуков, какие разбудили мен
в ту ночь, я еще не слыхивал. Режут поросенка? Но у старухи с ее внуком, кажется,
никого, кроме козы да рыжего кота, не было.
Я
полежал еще немного, собирая силы, чтобы встать и выглянуть в окно. И тут среди
хрипа различил несколько бессвязных слов. Затем хлопнула дверь, и голос
старухи возле поленницы принялся увещевать:
-
Пойдем, Леша, пойдем! Пойдем, я тебя спать уложу.
В ту ночь мне удалось быстро уснуть, но подобные истории
стали повторяться все чаще: напившись, внук вылезал теплыми ночами во двор
и визжал на всю округу.
Много быва
в те дни на огороде, я сделал еще несколько неприятных для себя открытий. Грядки
мои и соседские сходились почти вплотную. Межой между участками служила
борозда, несколько более широкая, чем внутренние борозды. Однажды утром
я заметил, что граница исчезла: борозда оказалась доверху засыпана мягкой
землей. Ближняя к меже грядка соседей была вскопана. Старуха как раз копошилась на
своем участке. Я подошел к ней и, прокричав на ухо приветствие, попросил
ее или внука убрать из борозды землю.
-
Знаю, милый, знаю, - прошамкала бабка, судорожно заправляя иссохшими руками
волосы под платок.
После
часа на два отлучился, а когда вернулся, борозда была уже вновь прорыта, но
прошла теперь по моей некопаной грядке, отхватив полуметровую полосу земли!
В общем-то, я не слишком дорожил огородом: мне
просто нечего было сажать на такой большой площади. Но земля в Солигаличе нежданно
обрела для меня значение жизненного пространства, объекта для приложения творческих сил
(я намеревался бесполезную часть огорода присоединить к моему будущему парку,
разбить на ней верхний парк с беседкой возле акации и балюстрадой на
краю обрыва), и столь бесцеремонное посягательство на нее, да еще со стороны ближайших соседей,
меня сильно огорчило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52