) с
внушенными нам негативными оценками. Нас поражает прозорливость остроумных иностранцев вроде
маркиза де Кюстина, мы не можем оторваться от злых карикатур на нас, но
не можем и не вскипать при этом ответной злостью. На самом деле секрет
прозорливости прост: все тонкое и проницательное во взгляде на Россию у того
же Кюстина (если не говорить про обычную ругань) можно отнести к любому
народу в любую эпоху. Здесь срабатывает тот же эффект ложной самоидентификации, что
и при чтении ловко составленных астрологических прогнозов: каждый из них подойдет
вам и всем другим в равной мере, но вы заранее знаете свой знак и читаете только
про себя...
Так
что, когда зарубежные друзья начинают думать про нас плохо (а такое может случиться со
всякими друзьями), это сущая беда.
Тут
мне снова припоминается лукавый вопрос профессора Макмерри о самоуничижении. Русское
отношение к загранице и есть пресловутое самоуничижение, из которого растут
внутри нас горькие самолюбивые обиды. Вы, англичане, сами же от этого страдаете, вам
тяжело общаться с такими униженными. Вы не хотите видеть в нас ни самоуничижения, ни
самолюбия. Если я ругаю свою страну, англичанин считает, что я плохой сын, и
его никогда не убедишь, что ненавидеть можно и любя, и больше того: в нашем
случае настоящей любви без ненависти просто не бывает. Если хвалю - это
неуместное тщеславие. Вы ждете от русских застывшего немого достоинства, какое
можно найти разве что на лицах избранных усопших.
Но ведь было когда-то сказано: живая собака лучше мертвого
льва.
Несколько лет
назад, когда у нас только начинали приоткрывать границы, личные контакты
русских с иностранцами (в том числе с живущими за рубежом бывшими нашими соотечественниками) строились на
обоюдовыгодной основе. Кто-то из наших, положим, устраивал здесь выставку вашему
художнику, или концерт вашему музыканту, или публикацию писателю, а взамен
получал бесплатную поездку за рубеж и щедрые подарки в придачу. Для вас
это было нормально и не слишком убыточно: почти баш на баш. Тем более что и
та и другая сторона, как правило, мало тратили из своего кармана, наход
возможности и источники на стороне- у государства и различных общественных фондов.
Но чем больше расширялся круг наших визитеров, выходя за элитно-административные пределы,
тем меньше они могли вам дать; у иных не было уже и квартиры, чтобы принять зарубежного гост
с ответным визитом. Отплатив нам, по вашему разумению, сторицей, вы стали
терять терпение. Вы от нас устали и не скрываете этого. (Кто посмеет упрекнуть вас
за это?) И все чаще бываете потрясены черной неблагодарностью...
По этому случаю расскажу вам, моя дорогая, небольшой анекдот,
чтобы хоть немного скрасить свои нудные рассуждения.
Зайдя как-то в гости к Ольге Степановне,
нечаянно заметил на буфете у нее до тоски знакомую мне открытку с Санта-Клаусом и
ласковым пожеланием Merry Christmas!. Такие продавались в благотворительных магазинчиках Oxfam
вместе с дешевыми подержанными товарами. Если на почте рождественские открытки
стоили от шестидесяти пенсов до трех фунтов, то здесь за фунт можно было приобрести целый
десяток. Качество, конечно, было соответствующее, и все же - английская открытка!
- Английская открытка! - Именно это я и воскликнул, с
изумлением обернувшись к Ольге Степановне.
-
С посылкой пришла, гуманитарная помощь! - проворчала она, подкладывая мне
на тарелку вареной картошки. - В прошлом году немцы хоть в детские дома помощь
слали. А тут мне, одной на весь город, как последней нищенке. Срам! И кто
их только надоумил?
Я-то
сразу вспомнил кто, да смолчал. Когда я был у вашей мамы, она как раз организовывала сбор
вещей для России. У нее были хорошо налаженные связи с какой-то христианской общиной
в Москве, которая, по ее уверениям, справедливо распределяла помощь среди нуждающихся. Мне
неловко было уточнять, что за товар приносят ей жители Кембриджа. Я лишь
позволил себе вслух усомниться, что сколько-нибудь стоящие подарки доходят
до адресатов, пускай и при богоугодном посредничестве. На храм Христа Спасителя собирают
у нас нынче возле каждой пивной.
-
Дайте мне адрес ваших нуждающихся знакомых, и вы сможете убедиться в этом
сами, - твердо возразила мне ваша мама.
И
я дал ей адрес одинокой пожилой женщины, живущей в глухом провинциальном городишке на
мизерную учительскую зарплату... Вы уже догадываетесь чей. Ваша мама осталась
довольна и нарисованным портретом, и адресом: до сих пор их помощь, по
ее словам, достигала только Москвы и Петербурга. Она со всей своей неуемной энергией
переживала увлечение благотворительностью и твердо верила в свою миссию.
Тогда все это мигом вылетело из головы, тем более
что я не рассчитывал в ближайшем будущем свидеться с Ольгой Степановной. А
теперь приходилось пожинать плоды.
-
Что хоть там было-то? - нарочито безразличным тоном поинтересовался я у
Ольги Степановны, боясь себя выдать.
-
Что было? - И она принялась добросовестно перечислять: - Тапочки были неплохие,
только очень маленькие, я их соседской дочурке отдала. Открытка вот поздравительная. Остальное -
тряпье, обноски. Ночную сорочку с желтыми подмышками прислали, представляете? За
кого они нас принимают? Половину я сразу в печке сожгла, а остальное в
чулане бросила, летом на огородное чучело сгодится.
Ради смеха она вынесла из чулана мужскую фетровую
шляпу. Шляпа была, конечно, не новая, и в Солигаличе подобных цилиндров не
носили. Но я представил себе, как нелегко было кому-то из пожилых небогатых соседей
вашей мамы с этой шляпой расстаться. В Англии она стоила как три-четыре неплохих
обеда. С трогательной улыбкой отдавая этот дар вашей маме, которую он,
конечно, глубоко уважал за ее бескорыстную деятельность, английский пенсионер, наверное,
так и думал: Пусть незнакомый мне русский джентльмен отложит покупку новой
шляпы, а на сэкономленные деньги хорошо поест. У них в России, говорят, с
питанием неважно. Сам-то он всегда предпочитал сытный обед покупке
новых шляпы, галстука и даже башмаков...
Ну
вот я с вами и позлословил. В лучших британских традициях, не так ли?
Следующим пунктом в моей сводной таблице должны,
вероятно, стоять деньги, красивые фунты стерлингов. Помню, сколько было
у меня переживаний в связи с тем, что курс фунта стерлингов падает! Нам бы
так падать, - заметил мне кто-то из русских в Оксфорде, имея в виду рубль,
но это не утешало. Получив первые деньги, я тут же помчался в Лондон менять падающие
фунты на устойчивые доллары (мне сказали, что выгоднее всего делать это у
арабов на Чаринг-Кросс).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
внушенными нам негативными оценками. Нас поражает прозорливость остроумных иностранцев вроде
маркиза де Кюстина, мы не можем оторваться от злых карикатур на нас, но
не можем и не вскипать при этом ответной злостью. На самом деле секрет
прозорливости прост: все тонкое и проницательное во взгляде на Россию у того
же Кюстина (если не говорить про обычную ругань) можно отнести к любому
народу в любую эпоху. Здесь срабатывает тот же эффект ложной самоидентификации, что
и при чтении ловко составленных астрологических прогнозов: каждый из них подойдет
вам и всем другим в равной мере, но вы заранее знаете свой знак и читаете только
про себя...
Так
что, когда зарубежные друзья начинают думать про нас плохо (а такое может случиться со
всякими друзьями), это сущая беда.
Тут
мне снова припоминается лукавый вопрос профессора Макмерри о самоуничижении. Русское
отношение к загранице и есть пресловутое самоуничижение, из которого растут
внутри нас горькие самолюбивые обиды. Вы, англичане, сами же от этого страдаете, вам
тяжело общаться с такими униженными. Вы не хотите видеть в нас ни самоуничижения, ни
самолюбия. Если я ругаю свою страну, англичанин считает, что я плохой сын, и
его никогда не убедишь, что ненавидеть можно и любя, и больше того: в нашем
случае настоящей любви без ненависти просто не бывает. Если хвалю - это
неуместное тщеславие. Вы ждете от русских застывшего немого достоинства, какое
можно найти разве что на лицах избранных усопших.
Но ведь было когда-то сказано: живая собака лучше мертвого
льва.
Несколько лет
назад, когда у нас только начинали приоткрывать границы, личные контакты
русских с иностранцами (в том числе с живущими за рубежом бывшими нашими соотечественниками) строились на
обоюдовыгодной основе. Кто-то из наших, положим, устраивал здесь выставку вашему
художнику, или концерт вашему музыканту, или публикацию писателю, а взамен
получал бесплатную поездку за рубеж и щедрые подарки в придачу. Для вас
это было нормально и не слишком убыточно: почти баш на баш. Тем более что и
та и другая сторона, как правило, мало тратили из своего кармана, наход
возможности и источники на стороне- у государства и различных общественных фондов.
Но чем больше расширялся круг наших визитеров, выходя за элитно-административные пределы,
тем меньше они могли вам дать; у иных не было уже и квартиры, чтобы принять зарубежного гост
с ответным визитом. Отплатив нам, по вашему разумению, сторицей, вы стали
терять терпение. Вы от нас устали и не скрываете этого. (Кто посмеет упрекнуть вас
за это?) И все чаще бываете потрясены черной неблагодарностью...
По этому случаю расскажу вам, моя дорогая, небольшой анекдот,
чтобы хоть немного скрасить свои нудные рассуждения.
Зайдя как-то в гости к Ольге Степановне,
нечаянно заметил на буфете у нее до тоски знакомую мне открытку с Санта-Клаусом и
ласковым пожеланием Merry Christmas!. Такие продавались в благотворительных магазинчиках Oxfam
вместе с дешевыми подержанными товарами. Если на почте рождественские открытки
стоили от шестидесяти пенсов до трех фунтов, то здесь за фунт можно было приобрести целый
десяток. Качество, конечно, было соответствующее, и все же - английская открытка!
- Английская открытка! - Именно это я и воскликнул, с
изумлением обернувшись к Ольге Степановне.
-
С посылкой пришла, гуманитарная помощь! - проворчала она, подкладывая мне
на тарелку вареной картошки. - В прошлом году немцы хоть в детские дома помощь
слали. А тут мне, одной на весь город, как последней нищенке. Срам! И кто
их только надоумил?
Я-то
сразу вспомнил кто, да смолчал. Когда я был у вашей мамы, она как раз организовывала сбор
вещей для России. У нее были хорошо налаженные связи с какой-то христианской общиной
в Москве, которая, по ее уверениям, справедливо распределяла помощь среди нуждающихся. Мне
неловко было уточнять, что за товар приносят ей жители Кембриджа. Я лишь
позволил себе вслух усомниться, что сколько-нибудь стоящие подарки доходят
до адресатов, пускай и при богоугодном посредничестве. На храм Христа Спасителя собирают
у нас нынче возле каждой пивной.
-
Дайте мне адрес ваших нуждающихся знакомых, и вы сможете убедиться в этом
сами, - твердо возразила мне ваша мама.
И
я дал ей адрес одинокой пожилой женщины, живущей в глухом провинциальном городишке на
мизерную учительскую зарплату... Вы уже догадываетесь чей. Ваша мама осталась
довольна и нарисованным портретом, и адресом: до сих пор их помощь, по
ее словам, достигала только Москвы и Петербурга. Она со всей своей неуемной энергией
переживала увлечение благотворительностью и твердо верила в свою миссию.
Тогда все это мигом вылетело из головы, тем более
что я не рассчитывал в ближайшем будущем свидеться с Ольгой Степановной. А
теперь приходилось пожинать плоды.
-
Что хоть там было-то? - нарочито безразличным тоном поинтересовался я у
Ольги Степановны, боясь себя выдать.
-
Что было? - И она принялась добросовестно перечислять: - Тапочки были неплохие,
только очень маленькие, я их соседской дочурке отдала. Открытка вот поздравительная. Остальное -
тряпье, обноски. Ночную сорочку с желтыми подмышками прислали, представляете? За
кого они нас принимают? Половину я сразу в печке сожгла, а остальное в
чулане бросила, летом на огородное чучело сгодится.
Ради смеха она вынесла из чулана мужскую фетровую
шляпу. Шляпа была, конечно, не новая, и в Солигаличе подобных цилиндров не
носили. Но я представил себе, как нелегко было кому-то из пожилых небогатых соседей
вашей мамы с этой шляпой расстаться. В Англии она стоила как три-четыре неплохих
обеда. С трогательной улыбкой отдавая этот дар вашей маме, которую он,
конечно, глубоко уважал за ее бескорыстную деятельность, английский пенсионер, наверное,
так и думал: Пусть незнакомый мне русский джентльмен отложит покупку новой
шляпы, а на сэкономленные деньги хорошо поест. У них в России, говорят, с
питанием неважно. Сам-то он всегда предпочитал сытный обед покупке
новых шляпы, галстука и даже башмаков...
Ну
вот я с вами и позлословил. В лучших британских традициях, не так ли?
Следующим пунктом в моей сводной таблице должны,
вероятно, стоять деньги, красивые фунты стерлингов. Помню, сколько было
у меня переживаний в связи с тем, что курс фунта стерлингов падает! Нам бы
так падать, - заметил мне кто-то из русских в Оксфорде, имея в виду рубль,
но это не утешало. Получив первые деньги, я тут же помчался в Лондон менять падающие
фунты на устойчивые доллары (мне сказали, что выгоднее всего делать это у
арабов на Чаринг-Кросс).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52