к счастью, отыскался напильник, и
я потратил целых полдня, чтобы привести один из этих топоров в порядок. Имелись
также ножовка, молоток, клещи (я уже пользовался ими при изготовлении медной
пластинки) и небольшой ящик гвоздей разной величины - все, правда, гнутые
и покрытые ржавчиной. С помощью этого я мог пилить, тесать и приколачивать, что
было уже немало.
Замечу, что
за всеми этими хлопотами я должен был заниматься обязательными повседневными делами:
топить печь, добывая для нее дрова (щепки во дворе быстро пришли к концу,
и я начал разбирать на дрова полугнилые стены завалившегося под тяжестью снега
сарая), ходить к колонке за водой, выбираться хотя бы раз в два дня в магазин и
готовить себе еду.
На шестой или
седьмой день моего пребывания в Солигаличе произошло событие, решительно перетряхнувшее прежний
неторопливый порядок. Утром ко мне во двор влетел молодой человек в сапогах и
ватнике, нетрезвый. Я в это время колол для печки обрубок толстой доски
и невольно покрепче сжал топорище, приняв оборонительную позицию. Но незнакомец с
такой неподдельной искренностью воскликнул здорово!, что
тут же отложил оружие и пожал протянутую руку. От кого-то он знал, что
собираюсь строиться, и спросил, не нужны ли мне кирпичи.
- Все будет зависеть от цены, - осторожно ответил
я.
- Десять бутылок! - сказал он.
Такой способ торга мен
позабавил. Я еще не видел товара и не знал, о каком количестве идет речь.
- Две! - предложил на всякий случай.
- Ладно, сойдемся на пяти! - воскликнул он
с готовностью и снова протянул мне иссеченную глубокими черными трещинами ладонь.
(Я и помыслить тогда не мог, что через какой-то месяц мои собственные покрытые
кровавыми волдырями и ссадинами руки будут выглядеть еще хуже.)
Кирпич оказался некондиционным, обколотым и
с трещинами, много половинок, но все же это был реальный материал, с которым
можно было начинать работать.
-
Ворованное? - с сомнением спросил я пожилого соседа справа, вышедшего поглазеть на
сваленную у моих ворот кучу.
-
А кто их нынче разберет, - флегматично заметил он. - Это раньше на каждый
гвоздь квитанции да накладные требовали. Нынче свобода, рынок!
Весь день я носил кирпич во двор, сортировал и
укладывал возле дома штабелями. Дело оказалось нелегким. Близилась ночь,
я валился с ног, успев несколько раз в кровь размозжить себе пальцы на
руках и снова оставшись без обеда, а не перетаскал и половины. Если элементарная работа
требует столько усилий и времени, ужасался я про себя, чего же будет стоить вырыть
котлован под фундамент, залить бетоном, а затем уложить эти проклятые кирпичи
один к одному ровной стенкой! А ведь это лишь начало, дальнейшим работам
конца не видно. И даже напарника в помощь не сыскать. Насколько легче было бы
носить эти кирпичи вдвоем на носилках!
Тут-то и
явилась передо мной в очередной раз Ольга Степановна: в рабочей тужурке, на
руках брезентовые рукавицы. Другую пару таких же рукавиц без лишних слов
протянула мне.
У меня опять
не хватило духу отказаться...
Следующие несколько дней
проходили так. С утра я обычно мчался в какую-нибудь контору и договаривался о
покупке нужного мне материала. Машину приходилось искать отдельно, порой
это стоило дороже, чем сам товар. В самых удачных случаях продавец и перевозчик оказывались в
одном лице. Так удалось, например, обзавестись щебенкой и песком, просто останавливая на
дороге следовавшие с карьера груженые самосвалы. За бутылку водки шофер с
радостью опрокидывал кузов возле моего дома и снова ехал под погрузку. С
Ольгой Степановной я свои текущие планы никогда не обсуждал. Но как только очередной груз
оказывался у ворот, она, углядев его из окошка, шествовала ко мне через речку,
снарядившись соответственно. Если это были мешки с цементом, она надевала прорезиненный пыльник;
если доски или бревна - волокла стальной крюк, а то и свой отлично наточенный топор,
чтобы помогать мне очищать дерево от коры; если гравий - несла удобную
крепкую лопату... Спорить с ней было бесполезно. Она приступала к работе
уверенно, как будто это было ее кровное дело, и часто оказывалась, к моему
стыду, сноровистее и выносливее меня. А сделав дело, без лишних слов мен
оставляла и шла к себе, проверять к завтрашнему уроку школьные тетрадки.
Глядя на горевший допоздна свет в ее одиноком окошке над рекой (почти весь
город был погружен во тьму, в Солигаличе ложились рано), я вспоминал, мо
милая, зеленый двор колледжа и вас, как вы несли мне тогда свою плиточку...
Боже, какими давними казались мне эти воспоминания! Будто и не из моей
жизни, а из чьих-то старых полузабытых рассказов.
Сходил последний снег. На реке взломало лед, и
шефские визиты Ольги Степановны поневоле прервались. Выбираясь по делам
на тот берег (в обход, через мост), я иногда делал крюк, чтобы ее проведать. Маленькая квартирка сияла
чистотой: потолки и печка белизны безупречной, пол казался только что покрашенным.
- Каждый год мажу! - с гордостью сообщала Ольга Степановна, явно
довольная моим восхищенным интересом к ее быту. - Здесь ведь не Москва: чуть
упустишь время - гниль пойдет, копотью да паутиной все покроется. Будет
хуже, чем в хлеву. Да вы сами с этим столкнулись. Краски теперь дорогие,
обои дорогие. А что делать?
-
Вы бы переехали отсюда в квартиру с удобствами? - спрашивал я, уплета
рассыпчатую картошку с солеными огурчиками из погреба.
Я никому в Солигаличе не смел признаться, в
каких условиях мы с женой в Москве живем. Здесь почему-то заранее подразумевалось, что
там вообще никто плохо не живет.
-
Не зна-аю! - Она с сомнением качала головой в ответ. - Нечего уж мне на
старости лет привычную обстановку менять.
-
А когда силы оставят? Кто будет дрова колоть, огород копать? Да и всю эту
вашу красоту (я показывал рукой) поддерживать?
- Не зна-а-аю... Думаете, старики отсюда не едут? Многие
уезжают к детям в город, дома продают. Потом не знают, как вернуться. Чего
зря говорить, - вдруг спохватывалась она. - Квартиры с удобствами теперь
миллионы стоят!
- Десятки миллионов...
По вечерам у нее работал телевизор. Красива
статная девушка с экрана язвительно вещала про чьи-то новые козни против президента и
демократии. Показывали московские митинги и демонстрации, брали интервью у
сытых политиков.
- Вы на чьей
стороне - президента или Верховного Совета? - довольно равнодушно спрашивал
Ольгу Степановну. Теперь, когда у меня с утра ныла спина и не разгибались опухшие
от работы ладони, странно было вспоминать, как еще совсем недавно я исходил желчью
перед экраном телевизора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
я потратил целых полдня, чтобы привести один из этих топоров в порядок. Имелись
также ножовка, молоток, клещи (я уже пользовался ими при изготовлении медной
пластинки) и небольшой ящик гвоздей разной величины - все, правда, гнутые
и покрытые ржавчиной. С помощью этого я мог пилить, тесать и приколачивать, что
было уже немало.
Замечу, что
за всеми этими хлопотами я должен был заниматься обязательными повседневными делами:
топить печь, добывая для нее дрова (щепки во дворе быстро пришли к концу,
и я начал разбирать на дрова полугнилые стены завалившегося под тяжестью снега
сарая), ходить к колонке за водой, выбираться хотя бы раз в два дня в магазин и
готовить себе еду.
На шестой или
седьмой день моего пребывания в Солигаличе произошло событие, решительно перетряхнувшее прежний
неторопливый порядок. Утром ко мне во двор влетел молодой человек в сапогах и
ватнике, нетрезвый. Я в это время колол для печки обрубок толстой доски
и невольно покрепче сжал топорище, приняв оборонительную позицию. Но незнакомец с
такой неподдельной искренностью воскликнул здорово!, что
тут же отложил оружие и пожал протянутую руку. От кого-то он знал, что
собираюсь строиться, и спросил, не нужны ли мне кирпичи.
- Все будет зависеть от цены, - осторожно ответил
я.
- Десять бутылок! - сказал он.
Такой способ торга мен
позабавил. Я еще не видел товара и не знал, о каком количестве идет речь.
- Две! - предложил на всякий случай.
- Ладно, сойдемся на пяти! - воскликнул он
с готовностью и снова протянул мне иссеченную глубокими черными трещинами ладонь.
(Я и помыслить тогда не мог, что через какой-то месяц мои собственные покрытые
кровавыми волдырями и ссадинами руки будут выглядеть еще хуже.)
Кирпич оказался некондиционным, обколотым и
с трещинами, много половинок, но все же это был реальный материал, с которым
можно было начинать работать.
-
Ворованное? - с сомнением спросил я пожилого соседа справа, вышедшего поглазеть на
сваленную у моих ворот кучу.
-
А кто их нынче разберет, - флегматично заметил он. - Это раньше на каждый
гвоздь квитанции да накладные требовали. Нынче свобода, рынок!
Весь день я носил кирпич во двор, сортировал и
укладывал возле дома штабелями. Дело оказалось нелегким. Близилась ночь,
я валился с ног, успев несколько раз в кровь размозжить себе пальцы на
руках и снова оставшись без обеда, а не перетаскал и половины. Если элементарная работа
требует столько усилий и времени, ужасался я про себя, чего же будет стоить вырыть
котлован под фундамент, залить бетоном, а затем уложить эти проклятые кирпичи
один к одному ровной стенкой! А ведь это лишь начало, дальнейшим работам
конца не видно. И даже напарника в помощь не сыскать. Насколько легче было бы
носить эти кирпичи вдвоем на носилках!
Тут-то и
явилась передо мной в очередной раз Ольга Степановна: в рабочей тужурке, на
руках брезентовые рукавицы. Другую пару таких же рукавиц без лишних слов
протянула мне.
У меня опять
не хватило духу отказаться...
Следующие несколько дней
проходили так. С утра я обычно мчался в какую-нибудь контору и договаривался о
покупке нужного мне материала. Машину приходилось искать отдельно, порой
это стоило дороже, чем сам товар. В самых удачных случаях продавец и перевозчик оказывались в
одном лице. Так удалось, например, обзавестись щебенкой и песком, просто останавливая на
дороге следовавшие с карьера груженые самосвалы. За бутылку водки шофер с
радостью опрокидывал кузов возле моего дома и снова ехал под погрузку. С
Ольгой Степановной я свои текущие планы никогда не обсуждал. Но как только очередной груз
оказывался у ворот, она, углядев его из окошка, шествовала ко мне через речку,
снарядившись соответственно. Если это были мешки с цементом, она надевала прорезиненный пыльник;
если доски или бревна - волокла стальной крюк, а то и свой отлично наточенный топор,
чтобы помогать мне очищать дерево от коры; если гравий - несла удобную
крепкую лопату... Спорить с ней было бесполезно. Она приступала к работе
уверенно, как будто это было ее кровное дело, и часто оказывалась, к моему
стыду, сноровистее и выносливее меня. А сделав дело, без лишних слов мен
оставляла и шла к себе, проверять к завтрашнему уроку школьные тетрадки.
Глядя на горевший допоздна свет в ее одиноком окошке над рекой (почти весь
город был погружен во тьму, в Солигаличе ложились рано), я вспоминал, мо
милая, зеленый двор колледжа и вас, как вы несли мне тогда свою плиточку...
Боже, какими давними казались мне эти воспоминания! Будто и не из моей
жизни, а из чьих-то старых полузабытых рассказов.
Сходил последний снег. На реке взломало лед, и
шефские визиты Ольги Степановны поневоле прервались. Выбираясь по делам
на тот берег (в обход, через мост), я иногда делал крюк, чтобы ее проведать. Маленькая квартирка сияла
чистотой: потолки и печка белизны безупречной, пол казался только что покрашенным.
- Каждый год мажу! - с гордостью сообщала Ольга Степановна, явно
довольная моим восхищенным интересом к ее быту. - Здесь ведь не Москва: чуть
упустишь время - гниль пойдет, копотью да паутиной все покроется. Будет
хуже, чем в хлеву. Да вы сами с этим столкнулись. Краски теперь дорогие,
обои дорогие. А что делать?
-
Вы бы переехали отсюда в квартиру с удобствами? - спрашивал я, уплета
рассыпчатую картошку с солеными огурчиками из погреба.
Я никому в Солигаличе не смел признаться, в
каких условиях мы с женой в Москве живем. Здесь почему-то заранее подразумевалось, что
там вообще никто плохо не живет.
-
Не зна-аю! - Она с сомнением качала головой в ответ. - Нечего уж мне на
старости лет привычную обстановку менять.
-
А когда силы оставят? Кто будет дрова колоть, огород копать? Да и всю эту
вашу красоту (я показывал рукой) поддерживать?
- Не зна-а-аю... Думаете, старики отсюда не едут? Многие
уезжают к детям в город, дома продают. Потом не знают, как вернуться. Чего
зря говорить, - вдруг спохватывалась она. - Квартиры с удобствами теперь
миллионы стоят!
- Десятки миллионов...
По вечерам у нее работал телевизор. Красива
статная девушка с экрана язвительно вещала про чьи-то новые козни против президента и
демократии. Показывали московские митинги и демонстрации, брали интервью у
сытых политиков.
- Вы на чьей
стороне - президента или Верховного Совета? - довольно равнодушно спрашивал
Ольгу Степановну. Теперь, когда у меня с утра ныла спина и не разгибались опухшие
от работы ладони, странно было вспоминать, как еще совсем недавно я исходил желчью
перед экраном телевизора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52