Вдруг слышу — что-то вверху звенит, грохочет. Подняла голову, смотрю — боже мой! Железная птица над картофельным полем летает. Крылья, чтобы мне с этого места не сойти, такие длинные, такие широ-
i Катеринка — в дореволюционное время сторублевая купюра.
кие, что закрыли и погреб и сарай, еще немного — и коровник зацепили бы. Летает, крыльями машет и глазами водит — высматривает... Потом как налетит на цыплят! Куры кричат, а я скорей побежала в хату, поставила ведерко на лавку и схватила половник. «Я тебе дам! — машу.— Я тебе покажу цыплят!» Оно увидело половник, испугалось, задрожало и повернуло за Гандин огород. Покружило-покружило да где-то там и присело. Наверное, за плетнем примостилось. Потому что когда я на рассвете поднялась кормить поросят — посмотрела, а оно на плетне сидит. Такое гнедастое... Прищурилось и глаза зажмурило. Я тихонько подошла да как крикну: «Кыш! Кша! Нашел где сесть!» Оно как зафурчит, как захлопает, расправило крылья и... и..* прямо на Решетиловку полетело. Может, слыхали вчера, ревело вверху. Это оно... Побей меня крест, оно... Высокая молодица Секлета добавила:
— Вот и в заутреню отец Иоанн в церкви, во время проповеди, сказал: «Паства, жертвуйте на храм божий. Кощунственная птица появилась в небесах. Глаза — вот такие... Когти — вот какие... Клюв — вот такущий! И клюет птица хищно — мужиков спереди, а баб сзади. Ходите в храм божий,— говорил отец Иоанн,— и жертвуйте».
— Кому верить, сама не знаешь,— отозвалась тетка Явдоха.— В Левеицивке, в молельне, пресвитер Хвама-леон — черт, его и не выговоришь — другое говорил; «Ваш поп врет, в святой библии давно записано: «Железная птица клюет мужчин сзади, а женщин спереди». Вот и разбери, кто из них врет, а кто правду говорит..<
6
Какое счастье! У меня в руках неоценимые сокрови-* ща — «Кобзарь» Тараса Григорьевича Шевченко и произведения Николая Васильевича Гоголя.
Подарила книги хорошая, незабвенная Нина Андреевна — учительница земской школы.
Читаю, плачу и смеюсь. Такие огненные слова. Такой чарующий смех!
Возле школы многолюдное собрание. Это первое в селе собрание, где прозвучали великие слова великого Ленина: земля — народу!..
Председательствовал матрос Максим Самойленко. Фронтовик-большевик.
Пели «Як умру, топоховайте...» и «Смело, товарищи, в ногу...».
Максим — чудесный, ласковый Максим —взял меня за руку и подвел к трибуне.
— Сашко! Прочитай вслух: «Схамешться! Будьте люде, бо лихо вам буде. Розкуються назабаром заковаш люде». Всему народу прочитай. Народ — сила. Это его фабрики и заводы, и земля, и книги... Читай!
Взошел я, взволнованный, на импровизированную трибуну и с волнением до самого конца прочел «И мертвым, и живым, и не родившимся землякам моим на Украине и не на Украине мое дружеское послание».
Люди похвалили мое чтение.
Читал и на собраниях, и на свадьбе, и в других местах .. Читал и радовался: вольно читаю, вольно пою.
Приглашали читать и в хаты. Очень приглашали. Слушали до петухов.
Сердцем тянулись разбуженные люди к огненному «Завещанию», к чарующей «Сорочинской ярмарке».
На хутора не звали... На хуторах жила «соль земли». Патриархи... Один патриарх все же позвал однажды:
— Будем знакомы! Демократ Бараболя! — Он покрутил длинные усы, погладил широкое брюшко и процитировал: — «I ставок, i млинок, i вишневый садок».
У демократа Бараболи и в самом деле были собственные немаленькие и пруды, и мельницы, и вишневые садочки. И земельки прилично нагреб. Одного только подсолнечника сеял двадцать десятин с гаком!.. Подсолнечное давил из полольщиков. Давил и смеяться не давал.
Гнул и я спину на его подсолнечных плантациях. Гнул за гривенник в день на своих харчах.
— Читай, читай,— говорил Бараболя.— Бог и украинский язык сотворил. Да только вот... Тем всяким не читай... Разве они поймут? Ты прочитай «Кобзаря» в церкви.
И начал, и начал...
— Пусть и украинский язык в церкви божьей зазвучит. Прежде нас затирали, не дозволяли на родном языке говорить. А я тебе, голубчик, скажу, исторически скажу, что еще Иисус Христос, царь назаретский, на этом певучем языке разговаривал. Когда его попросили воскресить утонувшего в яме фараона, то бог-сын на чистом украинском языке ответил: «Не могу воскресить, ибо он уже смердит». О!
Взялся Бараболя в селе церковь демократически «ав-токефалить». Из свежей лозы пытался автокефальный плетень между украинцами и русскими поставить. Чтобы не братались.
Наставлял людей:
— Наведайтесь к преподобному монаху Савватшо. Савватий — щирая украинская душа. Страж креста божьего. Сей крест апостол Петр великомученически принес из Иерусалима прямо на Украину и установил под Полтавой, возле Крестовоздвиженского монастыря. Воздвиг и изрек: «Пусть православные полтавчане грызут свой кресг, лечат зубы». Идите и хлеборобские дары несите.
Поверили люди, пошли. Пятым колесом и я прилепился. Все-таки диво немалое: сам апостол Петр на Украину дубовый крест притащил!
Пришли. В самом деле, крест здоровенный. Дубовый. Обкусанный, обгрызенный и зацелованный.
Лечились по таксе божьей: грызанул — полтинник, поцеловал — гривенник.
Рядом — касса. Лечись, не отходя от кассы. Откусил щепочку — клади деньги. Положил — жуй щепочку, лечн зубы.
От этих божественных щепочек монах Савватий до того растолстел, что,— прости меня, господи, если скажу,— рожа стала такая круглая, что хоть щенят на ней бей!
Щедрые дары слуга божий охотно принял, выпил и закусил.
Веселый монах. Разговорчивый. Все поговорки и песни украинские знал.
Плотно позавтракав, Савватий нас, юношей, спросил:
— Отроки! Кто из вас знает «Поаяла опрочки...»? Я возьми да и спроси:
— Отче! Верно ли, что это тот крест, который на Украину из Иерусалима сам апостол Петр принес?
— Очень уж ты любопытный, юноша. Тебе по секрету скажу: ей-богу, при мне это четвертый крест догрызают!
7
Будучи в городе, встретил я человека щедрой душевной красоты и сердечности. Извините, запамятовал имя. Знаю — железнодорожник. Молодой, жизнерадостный.
— Всякие пузатенькие демократы — обманщики. Обманывали и обманывают простого, бесхитростного человека.
Мы лежали на траве, и он раскрывал мне глаза.
— Лгут, что на облаках сидит какое-то высшее небесное существо — Саваоф-бог. Выдумка, друг мой. Выше всего — трудовой человек. Куда ни глянь, все создано человеческим разумом, трудовыми, рабочими руками. А небо— атмосфера. Планеты... Галактика...
Не спал я ночь, не спал и вторую... Переворачивалось, дрожало все внутри. Какая новость — страшного Саваофа нет! Нет и не было!
После того, как раскрылись у меня глаза, попытался я родной матери эту весть пересказать. Сидим обедаем, я и говорю:
— Мама! Вы знаете — бога Саваофа нет. У бедной матери кусок в горле застрял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
i Катеринка — в дореволюционное время сторублевая купюра.
кие, что закрыли и погреб и сарай, еще немного — и коровник зацепили бы. Летает, крыльями машет и глазами водит — высматривает... Потом как налетит на цыплят! Куры кричат, а я скорей побежала в хату, поставила ведерко на лавку и схватила половник. «Я тебе дам! — машу.— Я тебе покажу цыплят!» Оно увидело половник, испугалось, задрожало и повернуло за Гандин огород. Покружило-покружило да где-то там и присело. Наверное, за плетнем примостилось. Потому что когда я на рассвете поднялась кормить поросят — посмотрела, а оно на плетне сидит. Такое гнедастое... Прищурилось и глаза зажмурило. Я тихонько подошла да как крикну: «Кыш! Кша! Нашел где сесть!» Оно как зафурчит, как захлопает, расправило крылья и... и..* прямо на Решетиловку полетело. Может, слыхали вчера, ревело вверху. Это оно... Побей меня крест, оно... Высокая молодица Секлета добавила:
— Вот и в заутреню отец Иоанн в церкви, во время проповеди, сказал: «Паства, жертвуйте на храм божий. Кощунственная птица появилась в небесах. Глаза — вот такие... Когти — вот какие... Клюв — вот такущий! И клюет птица хищно — мужиков спереди, а баб сзади. Ходите в храм божий,— говорил отец Иоанн,— и жертвуйте».
— Кому верить, сама не знаешь,— отозвалась тетка Явдоха.— В Левеицивке, в молельне, пресвитер Хвама-леон — черт, его и не выговоришь — другое говорил; «Ваш поп врет, в святой библии давно записано: «Железная птица клюет мужчин сзади, а женщин спереди». Вот и разбери, кто из них врет, а кто правду говорит..<
6
Какое счастье! У меня в руках неоценимые сокрови-* ща — «Кобзарь» Тараса Григорьевича Шевченко и произведения Николая Васильевича Гоголя.
Подарила книги хорошая, незабвенная Нина Андреевна — учительница земской школы.
Читаю, плачу и смеюсь. Такие огненные слова. Такой чарующий смех!
Возле школы многолюдное собрание. Это первое в селе собрание, где прозвучали великие слова великого Ленина: земля — народу!..
Председательствовал матрос Максим Самойленко. Фронтовик-большевик.
Пели «Як умру, топоховайте...» и «Смело, товарищи, в ногу...».
Максим — чудесный, ласковый Максим —взял меня за руку и подвел к трибуне.
— Сашко! Прочитай вслух: «Схамешться! Будьте люде, бо лихо вам буде. Розкуються назабаром заковаш люде». Всему народу прочитай. Народ — сила. Это его фабрики и заводы, и земля, и книги... Читай!
Взошел я, взволнованный, на импровизированную трибуну и с волнением до самого конца прочел «И мертвым, и живым, и не родившимся землякам моим на Украине и не на Украине мое дружеское послание».
Люди похвалили мое чтение.
Читал и на собраниях, и на свадьбе, и в других местах .. Читал и радовался: вольно читаю, вольно пою.
Приглашали читать и в хаты. Очень приглашали. Слушали до петухов.
Сердцем тянулись разбуженные люди к огненному «Завещанию», к чарующей «Сорочинской ярмарке».
На хутора не звали... На хуторах жила «соль земли». Патриархи... Один патриарх все же позвал однажды:
— Будем знакомы! Демократ Бараболя! — Он покрутил длинные усы, погладил широкое брюшко и процитировал: — «I ставок, i млинок, i вишневый садок».
У демократа Бараболи и в самом деле были собственные немаленькие и пруды, и мельницы, и вишневые садочки. И земельки прилично нагреб. Одного только подсолнечника сеял двадцать десятин с гаком!.. Подсолнечное давил из полольщиков. Давил и смеяться не давал.
Гнул и я спину на его подсолнечных плантациях. Гнул за гривенник в день на своих харчах.
— Читай, читай,— говорил Бараболя.— Бог и украинский язык сотворил. Да только вот... Тем всяким не читай... Разве они поймут? Ты прочитай «Кобзаря» в церкви.
И начал, и начал...
— Пусть и украинский язык в церкви божьей зазвучит. Прежде нас затирали, не дозволяли на родном языке говорить. А я тебе, голубчик, скажу, исторически скажу, что еще Иисус Христос, царь назаретский, на этом певучем языке разговаривал. Когда его попросили воскресить утонувшего в яме фараона, то бог-сын на чистом украинском языке ответил: «Не могу воскресить, ибо он уже смердит». О!
Взялся Бараболя в селе церковь демократически «ав-токефалить». Из свежей лозы пытался автокефальный плетень между украинцами и русскими поставить. Чтобы не братались.
Наставлял людей:
— Наведайтесь к преподобному монаху Савватшо. Савватий — щирая украинская душа. Страж креста божьего. Сей крест апостол Петр великомученически принес из Иерусалима прямо на Украину и установил под Полтавой, возле Крестовоздвиженского монастыря. Воздвиг и изрек: «Пусть православные полтавчане грызут свой кресг, лечат зубы». Идите и хлеборобские дары несите.
Поверили люди, пошли. Пятым колесом и я прилепился. Все-таки диво немалое: сам апостол Петр на Украину дубовый крест притащил!
Пришли. В самом деле, крест здоровенный. Дубовый. Обкусанный, обгрызенный и зацелованный.
Лечились по таксе божьей: грызанул — полтинник, поцеловал — гривенник.
Рядом — касса. Лечись, не отходя от кассы. Откусил щепочку — клади деньги. Положил — жуй щепочку, лечн зубы.
От этих божественных щепочек монах Савватий до того растолстел, что,— прости меня, господи, если скажу,— рожа стала такая круглая, что хоть щенят на ней бей!
Щедрые дары слуга божий охотно принял, выпил и закусил.
Веселый монах. Разговорчивый. Все поговорки и песни украинские знал.
Плотно позавтракав, Савватий нас, юношей, спросил:
— Отроки! Кто из вас знает «Поаяла опрочки...»? Я возьми да и спроси:
— Отче! Верно ли, что это тот крест, который на Украину из Иерусалима сам апостол Петр принес?
— Очень уж ты любопытный, юноша. Тебе по секрету скажу: ей-богу, при мне это четвертый крест догрызают!
7
Будучи в городе, встретил я человека щедрой душевной красоты и сердечности. Извините, запамятовал имя. Знаю — железнодорожник. Молодой, жизнерадостный.
— Всякие пузатенькие демократы — обманщики. Обманывали и обманывают простого, бесхитростного человека.
Мы лежали на траве, и он раскрывал мне глаза.
— Лгут, что на облаках сидит какое-то высшее небесное существо — Саваоф-бог. Выдумка, друг мой. Выше всего — трудовой человек. Куда ни глянь, все создано человеческим разумом, трудовыми, рабочими руками. А небо— атмосфера. Планеты... Галактика...
Не спал я ночь, не спал и вторую... Переворачивалось, дрожало все внутри. Какая новость — страшного Саваофа нет! Нет и не было!
После того, как раскрылись у меня глаза, попытался я родной матери эту весть пересказать. Сидим обедаем, я и говорю:
— Мама! Вы знаете — бога Саваофа нет. У бедной матери кусок в горле застрял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67