Погорел — гаси себя персонально на ходу. Сам зажег, сам и гаси. Не погасишь — пеняй, неосмотрительный, на самого себя, нянек у нас нет. Взялся за дело — не вопя: трудновато, мол, тяжеловато. Мы пессимизма не признаём. Мы учреждение солидное. Доить себя, извините, мы никому не позволим. Или дерзай, или, будь ты неладен, не показывай свою мелкособственническую психологию! Мы не посмотрим, чго ты.., что ты свой, близкий. И не посчитаемся. Не кричи и не умоляй: «Братцы! Не выкачивайте— доливайте!» Врешь, выкачаем! Качнем так, что из тебя черти посыплются! У нас, слава богу, золотой порядок.
На базе шум, гам, столпотворение! Феде Вертуну мало было того, что он руку в государственное добро запустил,— он и ногами туда. А бухгалтер Ольга Ивановна осторожненько его за ногу — хвать!
— Извините! А дебет?
— Какой дебет?
— Разве вы забыли: дебет? Припоминаете, вы по латыни изучали: де-бет?
— Ах, дебет! Изучал, изучал. Припоминаю. Дебет... Припоминаю... Левая страничка бухгалтерского счета... В ту страничку заносятся наличные поступления... Припоминаю.
— Да, да! Верно. Так вот по этому дебету на ваш счет занесено: кирпич, краска, стекло, доски, ошейники...
— Какой кирпич? Ах да! Спрашивайте Семена Семеновича. Он всему голова.
— Семен Семенович сдает дела. Вам это известно?
— Известно. Вчера его половина говорила: едем в Ялту.
— Не знаю, куда он поедет. Зазнался человек, потворствовал хапугам. Сняли с работы.
Не отвертелся Вертун на сей раз. Латынь подвела.
ПО ДОРОГЕ НА ВОРСКЛУ
И говорить нечего: солнце, свежий воздух и вода—-наилучший отдых. Тем более кругом природа, краше которой и на свете нет. Чего там спорить! Нырнешь в Ворсклу и вынырнешь. Вынырнешь и снова... под воду. Поплаваешь вволю и на берег. На горячий песочек.
Ох и великое это человеческое наслаждение. Лежишь себе, солнышко тебя обогревает, ветерок ласкает... Чудо! А с каким аппетитом закусываешь на этом самом свежем воздухе. Ешь, пьешь и не замечаешь, куда оно уходит... Ну чего там скрывать: одну опрокинешь... Глянешь на природу — и вроде одной маловато...
И думаешь: чем я перед людьми провинился? Разве и я не мог нырнуть и благополучно вынырнуть? Или по живописному берегу на одной ноге проскакать?
Прямо скажу — подмывает меня. Пришло воскресенье, и я мчусь. Куда? На Ворсклу. Куда же еще?
Как на грех до речки Ворсклы ходят всего два автобуса. Только два. А желающих нырять и закусывать на природе хватает. Собирается целых пять автобусов. Верьте слову. Подошел автобус (один из двух). Я туда. А вот туда-то, оказывается, и не попадешь. Одним словом, остановка получилась, ни туда и ни сюда, то есть назад. Но без добрых людей не обходится, спасибо им.., втолкнули в автобус.
Дотолкали меня до сиденья. Сел. И сразу кто-то навалился на меня.
— Извините,— говорит,— это я. Неужели не узнаёте? Я же ваша соседка. Слава богу, что это вы здесь... Будь на вашем месте другой человек, не доехать бы мне до Ворсклы. Наверно, по дороге сбросили бы. Есть такие граждане. А вы человек, без стеснения скажу, порядочный. И терпеливый. Очень спокойно сидите. Другой бы протестовал, чуть ли не «караул» кричал бы. Спасите, мол, задавили! А если подумать — чего кричать? Чего нервы портить? Сиди и молчи, коли на Ворсклу едешь. Тем более, кричи не кричи — все равно автобус не остановится. Значит, будь благородным человеком — терпи.
Вот вы — благородный, терпеливый. Завидую вашей жене — такой вы спокойный.
Пока соседка высказывалась, я дважды покрылся седьмым потом. А она просит;
— Вы же, пожалуйста, не шевелитесь — потерпите. Сейчас я вам на другое плечо свою кошелку переставлю. И не крутитесь, а то пироги выпадут. Я вас пирогами угощу, только довезите меня до речки целою и невредимою.
Чувствую —мне на шею капает что-то.
— Не обращайте внимания,— ласково поясняет соседка.— Возьмите рушничок. Вытирайте шею. Это— компот. Наварила я, значит, компоту, налила в горшочек, а когда меня в автобус вносили, какой-то дядя рот разинул, не замечает, что у меня в кошелке горшочек, и надавил на него. Это непременно из горшочка компот капает. А может, и ситро. И ничего удивительного — потечет, если оттуда и отсюда нажимают. Я вам до того благодарна, такое вам спасибо, что на вас капает, а вы молчите... Только благодаря вашей чуткости я доберусь до Ворсклы и в прохладной воде искупаюсь...
На предпоследней остановке я вздохнул свободнеез соседка переставила свои узелки и кошелку кому-то на ноги. Тот завопил:
— Гражданка! Вы на мою ногу свою кошелку поставили.
— Извиняйте, дедушка, неправду вы говорите. Кошелка стоит на моей ноге.
— А ну потрогайте. Чья нога? Моя или ваша?
— А какая же это ваша? Неужели же я своей ноги не узнаю? Я со своей ногой пятьдесят три года не расстаюсь.
Женщина рядом возмутилась:
— Что же это на свете делается? Не могут разобраться, где чья нога!
Но тут послышалось:
— Ворскла.
Я бросился к киоску: выпить холодной воды. Хоть полстакана. Мне ответили убедительно и резонно:
— Идите на речку. Ныряйте! На дне такая холодная вода, даже лед не потребуется.
МОСТИКИ И ДОРОЖЕНЬКИ
Хорошая, прекрасная дорога — большак! Едешь— одна красота! Никто тебя ни возом, ни автомашиной не зацепит. Ровная-ровная дорога, как струна.
— Э,— скажете БЫ,— то ж большак! Шлях — куда ваше дело! Вы попробуйте под вербочками, вот по той крутой дороге, проехать. Вот это штука! Ты влево — ямки! Ты вправо — пни! Ну хоть на аэроплане лети!
— Дядя Ефим, так можно же те ямки лопаткой заровнять... Да одним заходом и пенечки посбивать!
— Такое скажете... Чтобы это я да бежал с лопатой? Нашли меньшого — Ефима! И зачем бы это я туда бежал! Если мне и придется раз в год за снопами по той дороге поехать, так из-за этого первым и беги? Пусть кум Свирид бежит первым — он в тех канавах на троицу ночевал...
Поговорили вот так с дядей Ефимом, запрягли коровок — серую и палевую — и поехали той дорожкой за снопами. Приехали, наложили пару копен, набросили веревку на рога, сами забрались на воз, трубку в зубы — и:
Съезжает дядя Ефим с горы, съезжает по неровной и размытой дороге. С воза не слазит, а, посасывая трубку, посматривает по сторонам да все:
— Цоб, цоб!.. А ну, опрокинется или не опрокинется? Куда же вы это поворачиваете? Цобе! Все-таки опрокинется... Да цабе! Цабе!.. Ей-богу же, опрокинется.
И — опрокинулся.
— А чтоб тебе!.. Все же моя правда — опрокинулся-таки... Вот вам и кум! Тяжело ему выбежать с лопатой и заровнять.
Посетовав на кума, дядя Ефим слезает с воза. Хотя,
правда, не слез... а сполз-Схватил в сердцах веревку и повел коровок дальше,
А дальше — сухой пенек. Ведет мимо пня — из
1 Цабе — направо, вправо.
2 Ц о б — налево, влево.
— Цоб!.. Цабе!.. А ну, зацепится или не зацепится? Цоб, цоб!.. Ей-богу, зацепится!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
На базе шум, гам, столпотворение! Феде Вертуну мало было того, что он руку в государственное добро запустил,— он и ногами туда. А бухгалтер Ольга Ивановна осторожненько его за ногу — хвать!
— Извините! А дебет?
— Какой дебет?
— Разве вы забыли: дебет? Припоминаете, вы по латыни изучали: де-бет?
— Ах, дебет! Изучал, изучал. Припоминаю. Дебет... Припоминаю... Левая страничка бухгалтерского счета... В ту страничку заносятся наличные поступления... Припоминаю.
— Да, да! Верно. Так вот по этому дебету на ваш счет занесено: кирпич, краска, стекло, доски, ошейники...
— Какой кирпич? Ах да! Спрашивайте Семена Семеновича. Он всему голова.
— Семен Семенович сдает дела. Вам это известно?
— Известно. Вчера его половина говорила: едем в Ялту.
— Не знаю, куда он поедет. Зазнался человек, потворствовал хапугам. Сняли с работы.
Не отвертелся Вертун на сей раз. Латынь подвела.
ПО ДОРОГЕ НА ВОРСКЛУ
И говорить нечего: солнце, свежий воздух и вода—-наилучший отдых. Тем более кругом природа, краше которой и на свете нет. Чего там спорить! Нырнешь в Ворсклу и вынырнешь. Вынырнешь и снова... под воду. Поплаваешь вволю и на берег. На горячий песочек.
Ох и великое это человеческое наслаждение. Лежишь себе, солнышко тебя обогревает, ветерок ласкает... Чудо! А с каким аппетитом закусываешь на этом самом свежем воздухе. Ешь, пьешь и не замечаешь, куда оно уходит... Ну чего там скрывать: одну опрокинешь... Глянешь на природу — и вроде одной маловато...
И думаешь: чем я перед людьми провинился? Разве и я не мог нырнуть и благополучно вынырнуть? Или по живописному берегу на одной ноге проскакать?
Прямо скажу — подмывает меня. Пришло воскресенье, и я мчусь. Куда? На Ворсклу. Куда же еще?
Как на грех до речки Ворсклы ходят всего два автобуса. Только два. А желающих нырять и закусывать на природе хватает. Собирается целых пять автобусов. Верьте слову. Подошел автобус (один из двух). Я туда. А вот туда-то, оказывается, и не попадешь. Одним словом, остановка получилась, ни туда и ни сюда, то есть назад. Но без добрых людей не обходится, спасибо им.., втолкнули в автобус.
Дотолкали меня до сиденья. Сел. И сразу кто-то навалился на меня.
— Извините,— говорит,— это я. Неужели не узнаёте? Я же ваша соседка. Слава богу, что это вы здесь... Будь на вашем месте другой человек, не доехать бы мне до Ворсклы. Наверно, по дороге сбросили бы. Есть такие граждане. А вы человек, без стеснения скажу, порядочный. И терпеливый. Очень спокойно сидите. Другой бы протестовал, чуть ли не «караул» кричал бы. Спасите, мол, задавили! А если подумать — чего кричать? Чего нервы портить? Сиди и молчи, коли на Ворсклу едешь. Тем более, кричи не кричи — все равно автобус не остановится. Значит, будь благородным человеком — терпи.
Вот вы — благородный, терпеливый. Завидую вашей жене — такой вы спокойный.
Пока соседка высказывалась, я дважды покрылся седьмым потом. А она просит;
— Вы же, пожалуйста, не шевелитесь — потерпите. Сейчас я вам на другое плечо свою кошелку переставлю. И не крутитесь, а то пироги выпадут. Я вас пирогами угощу, только довезите меня до речки целою и невредимою.
Чувствую —мне на шею капает что-то.
— Не обращайте внимания,— ласково поясняет соседка.— Возьмите рушничок. Вытирайте шею. Это— компот. Наварила я, значит, компоту, налила в горшочек, а когда меня в автобус вносили, какой-то дядя рот разинул, не замечает, что у меня в кошелке горшочек, и надавил на него. Это непременно из горшочка компот капает. А может, и ситро. И ничего удивительного — потечет, если оттуда и отсюда нажимают. Я вам до того благодарна, такое вам спасибо, что на вас капает, а вы молчите... Только благодаря вашей чуткости я доберусь до Ворсклы и в прохладной воде искупаюсь...
На предпоследней остановке я вздохнул свободнеез соседка переставила свои узелки и кошелку кому-то на ноги. Тот завопил:
— Гражданка! Вы на мою ногу свою кошелку поставили.
— Извиняйте, дедушка, неправду вы говорите. Кошелка стоит на моей ноге.
— А ну потрогайте. Чья нога? Моя или ваша?
— А какая же это ваша? Неужели же я своей ноги не узнаю? Я со своей ногой пятьдесят три года не расстаюсь.
Женщина рядом возмутилась:
— Что же это на свете делается? Не могут разобраться, где чья нога!
Но тут послышалось:
— Ворскла.
Я бросился к киоску: выпить холодной воды. Хоть полстакана. Мне ответили убедительно и резонно:
— Идите на речку. Ныряйте! На дне такая холодная вода, даже лед не потребуется.
МОСТИКИ И ДОРОЖЕНЬКИ
Хорошая, прекрасная дорога — большак! Едешь— одна красота! Никто тебя ни возом, ни автомашиной не зацепит. Ровная-ровная дорога, как струна.
— Э,— скажете БЫ,— то ж большак! Шлях — куда ваше дело! Вы попробуйте под вербочками, вот по той крутой дороге, проехать. Вот это штука! Ты влево — ямки! Ты вправо — пни! Ну хоть на аэроплане лети!
— Дядя Ефим, так можно же те ямки лопаткой заровнять... Да одним заходом и пенечки посбивать!
— Такое скажете... Чтобы это я да бежал с лопатой? Нашли меньшого — Ефима! И зачем бы это я туда бежал! Если мне и придется раз в год за снопами по той дороге поехать, так из-за этого первым и беги? Пусть кум Свирид бежит первым — он в тех канавах на троицу ночевал...
Поговорили вот так с дядей Ефимом, запрягли коровок — серую и палевую — и поехали той дорожкой за снопами. Приехали, наложили пару копен, набросили веревку на рога, сами забрались на воз, трубку в зубы — и:
Съезжает дядя Ефим с горы, съезжает по неровной и размытой дороге. С воза не слазит, а, посасывая трубку, посматривает по сторонам да все:
— Цоб, цоб!.. А ну, опрокинется или не опрокинется? Куда же вы это поворачиваете? Цобе! Все-таки опрокинется... Да цабе! Цабе!.. Ей-богу же, опрокинется.
И — опрокинулся.
— А чтоб тебе!.. Все же моя правда — опрокинулся-таки... Вот вам и кум! Тяжело ему выбежать с лопатой и заровнять.
Посетовав на кума, дядя Ефим слезает с воза. Хотя,
правда, не слез... а сполз-Схватил в сердцах веревку и повел коровок дальше,
А дальше — сухой пенек. Ведет мимо пня — из
1 Цабе — направо, вправо.
2 Ц о б — налево, влево.
— Цоб!.. Цабе!.. А ну, зацепится или не зацепится? Цоб, цоб!.. Ей-богу, зацепится!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67