А председатель — куда? В силосную яму!
Эх, и такую острую ситуацию автор проворонил! Упустил из-под пера увлекательную драматическую ситуацию, которая намного украсила бы несовершенную, бледноватую повесть! Подумайте: председатель колхоза сидит в силосной яме!
Анализируем далее. «Петра раздирали сомнения: любит Галина или не любит? Бедняга страдальчески топтал землю у чапыжника и без остатка изгрыз принесенные степные цветы».
Ей-ей, душевные шатания героя ни к чему. В предшествующих четырех главах автор добросовестно доказал: любит Галина. Пылает любовью к Петру. Зачем же грызть ни в чем не повинные цветы?
Чересчур много страниц уделил автор и поцелуям. Учтите: шестьдесят две страницы отвел! Ей-богу, автор пересолил! Скромность, говорят, украшает человека. Поцеловались на двух страницах — и довольно, хватит!
А тут автор слишком расщедрился: на двух с половиной печатных листах люди целуются!
На шестьсот двенадцатой странице зашаталась и сюжетная линия. Выпал из канвы сюжетно-щекотливый момент: в какую пору центральные герои впервые поцеловались? До жатвы или после жатвы?
Чересчур много тут и сногсшибательных приключений.
Ну любит, ну увлечена. Разве это дает повод современному культурному юноше подражать старомодным холостякам: в вывернутом полушубке взбираться на грушу и до самого угра сидеть на ветке под окном любимой девущки?..
Неприятное впечатление производит и невежество автора в области овцеводства. На просюрных полях своего монументального произведения автор ни единым словом не обмолвился, каким способом и образом доят овец. Выходит, овцы не доятся. А как же тогда подают к столу вкусную брынзу? Откуда она?
Подведем итог: книга толстая, переплет солидный, бу« мага хорошая, и это главный залог того, что повесть пробьет себе дорогу к книжной полке.
Мы пророчим книге большое долголетие. Нет никаких сомнений, что повесть займет на полке свое почетное место и будет там стоять годами.
Прочитав слово — «конец», мы с облегчением вздохнули. И, откровенно говоря, в нас загорелась надежда: зайдя в книжный магазин, дотошный и пытливый читатель, возможно, обратит внимание на толстую книгу и, вполне возможно, возьмет ее в руки.
Отсюда и наше удовлетворение: повесть дошла до читателя.
4
БОЛЕЕМ И ПЕРЕЖИВАЕМ
Любим мы футбол. Ей-богу, любим, болеем и переживаем. Не дай бог, наша футбольная команда проиграет—-беда! Печаль и слезы застилают чело болельщика. Он рыдает и, вытирая и глотая горькие слезы, ревностно нарекает:
— Наши лопухи сегодня проиграли!
Когда же наша команда побеждала, радость болель^ щика достигала наивысшей степени. В такую минуту он готов каждого обнимать и целовать.
— Молодцы! Голубчики! Дали прикурить! Два- ноль!
— Кому? Где?
— Как — кому, где? Ты что, не был на стадионе?
— Не был.
— Да ты что? Может, скажешь — не ходишь на матчи?
— Не хожу.
— Тю!.. А я и замечаю, что с тобой что-то не то... Не туда вот здесь крутится...
Кто не посещает стадиона, того болельщики, как у нас говорят, разыгрывают вовсю.
— Вася! Ты утром делаешь омовение головы?
— Какое омовение?
— Холодной водой полощешься?
— Умываюсь, конечно.
— Не то, Вася, не то. Ты утром мой голову холодной водой, а вечером пей кислое молоко. И ты никогда не пропустишь ни одного футбольного матча.
Честно вам признаюсь, я тоже болельщик. Иду на стадион, и моим существом целиком завладевает фут больное поле — кто кого?
Спокойно, но глубоко болею и страдаю... Из равнове^ сия меня выводят только реплики особенно завзятых болельщиков.
С правой стороны болельщик «со стажем» высоким фальцетом кричит:
— Судью на мыло!
С левой — болельщик профундо-басом выкрикивает?
— Судью на вилы!
Очевидно, на сеноуборочные вилы.
Наверное, местные болельщики искренне считают хотя судья сам в ворота противника мячи не забивает, но нашим пусть хоть свистком забивать помогает.
Порой болельщики острое, но несправедливое словцо бросают и помощнику судьи. Ошибся или зазевался тот — бывает ведь такое,— тогда болельщика «со стажем» медом не корми.
— Мальчик! Возьми у того дяди судейский флажок!— кричит он с правой стороны.
А с левой:
— И дай ему соску!
Выигрывает наша команда — судья на высоте.
— Вот это судья! Никому спуску не давал. А другой:
— Что ты хочешь? Человек судил!
Любим мы футбол! Чаруют нас и мастерство, и тактичность, и каскад футбольной игры...
ИНДИВИДУАЛЬНАЯ ТЕХНИКА
Солнышко уже начало подниматься. Такая уж у него обязанность — подниматься каждое утро. Ехать нам нужно было недалеко— в новое село Лиман.
Собственно говоря, село это не новое, старое село, но жить начали там по-новому, по-артельному. Коллективно. Организовали в селе первую в районе сельскохозяй ственную артель «Путь Ленина».
Зашли во двор Петра Ивановича. Из степи потянуло свежим запахом ржи и конопли.
— Ну что, друг, подвезете?
У Петра Ивановича слабовато с индивидуальной тех никой. На веревочках построена его техника: для «удобства» он привязывает к телеге доски бечевкой и прибивает ржавым гвоздем.
— Сколько раз я заходил в кооператив. И всё: гав-гав! Гвозди есть? Нет! Ремни есть? Нет! Кооператор, говорю. Гнать бы такого кооператора метлой!..
И Петр Иванович сказал, какой именно метлой гнать такого кооператора.
— Если б там человек направлял дело. А то... Зате« сался такой, черт знает что... Хату себе вон какую под железной крышей поставил! Коровы, овцы... и земельки прихватил... То на тещу, то на свата, то на брата... И какая земля!.. Одна пахотная!.. Хитрющий виндувалист., Тому литр, тому пол-литра... И пролез... Пролез и все к себе, все к себе тянет... Такой смиренный да тихий... Живым к богу лезет. Нет на него двадцатого года. Ух!..
Петр Иванович запряг, и мы поехали. Возок наш скрипит и дребезжит, стучит и насвистывает. Будто не возок, а фисгармония.
— А вы хорошо знаете дорогу? Это вон туда...
— Слышал, знаю. В прошлом году приходилось бывать. О, я куда раз, то все доподлинно припоминаю. Иной семь раз проедет и обязательно собьется. А я нет, я — раз проехал и уж черта с два собьюсь. А другой— так просто смех берет. Вот недавно Кириллов сын едет и спрашивает: «Дядька Петро, сюда ли я поехал? Мне на Шевченковскую».— «Так чего ты, говорю, сюда заехал, тебе вон туда надо... Это же, говорю, не такая мудреная штука. Выедешь на высокий бугор — и ты прямо в селе. Потом поворачивай влево, налево у дороги будет хата Грицька Ганды. Хотя, говорю, там теперь живет его сын Омелько, а старый Грицько выехал. Одни говорят — к старшему сыну в Полтаву перебрался. Старший сын в Полтаве в депо машинистом работает. А другие — мол, в Плоское к брату Панасу уехал. Панас давно в партийных состоит. Такой брат,— куда ваше дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Эх, и такую острую ситуацию автор проворонил! Упустил из-под пера увлекательную драматическую ситуацию, которая намного украсила бы несовершенную, бледноватую повесть! Подумайте: председатель колхоза сидит в силосной яме!
Анализируем далее. «Петра раздирали сомнения: любит Галина или не любит? Бедняга страдальчески топтал землю у чапыжника и без остатка изгрыз принесенные степные цветы».
Ей-ей, душевные шатания героя ни к чему. В предшествующих четырех главах автор добросовестно доказал: любит Галина. Пылает любовью к Петру. Зачем же грызть ни в чем не повинные цветы?
Чересчур много страниц уделил автор и поцелуям. Учтите: шестьдесят две страницы отвел! Ей-богу, автор пересолил! Скромность, говорят, украшает человека. Поцеловались на двух страницах — и довольно, хватит!
А тут автор слишком расщедрился: на двух с половиной печатных листах люди целуются!
На шестьсот двенадцатой странице зашаталась и сюжетная линия. Выпал из канвы сюжетно-щекотливый момент: в какую пору центральные герои впервые поцеловались? До жатвы или после жатвы?
Чересчур много тут и сногсшибательных приключений.
Ну любит, ну увлечена. Разве это дает повод современному культурному юноше подражать старомодным холостякам: в вывернутом полушубке взбираться на грушу и до самого угра сидеть на ветке под окном любимой девущки?..
Неприятное впечатление производит и невежество автора в области овцеводства. На просюрных полях своего монументального произведения автор ни единым словом не обмолвился, каким способом и образом доят овец. Выходит, овцы не доятся. А как же тогда подают к столу вкусную брынзу? Откуда она?
Подведем итог: книга толстая, переплет солидный, бу« мага хорошая, и это главный залог того, что повесть пробьет себе дорогу к книжной полке.
Мы пророчим книге большое долголетие. Нет никаких сомнений, что повесть займет на полке свое почетное место и будет там стоять годами.
Прочитав слово — «конец», мы с облегчением вздохнули. И, откровенно говоря, в нас загорелась надежда: зайдя в книжный магазин, дотошный и пытливый читатель, возможно, обратит внимание на толстую книгу и, вполне возможно, возьмет ее в руки.
Отсюда и наше удовлетворение: повесть дошла до читателя.
4
БОЛЕЕМ И ПЕРЕЖИВАЕМ
Любим мы футбол. Ей-богу, любим, болеем и переживаем. Не дай бог, наша футбольная команда проиграет—-беда! Печаль и слезы застилают чело болельщика. Он рыдает и, вытирая и глотая горькие слезы, ревностно нарекает:
— Наши лопухи сегодня проиграли!
Когда же наша команда побеждала, радость болель^ щика достигала наивысшей степени. В такую минуту он готов каждого обнимать и целовать.
— Молодцы! Голубчики! Дали прикурить! Два- ноль!
— Кому? Где?
— Как — кому, где? Ты что, не был на стадионе?
— Не был.
— Да ты что? Может, скажешь — не ходишь на матчи?
— Не хожу.
— Тю!.. А я и замечаю, что с тобой что-то не то... Не туда вот здесь крутится...
Кто не посещает стадиона, того болельщики, как у нас говорят, разыгрывают вовсю.
— Вася! Ты утром делаешь омовение головы?
— Какое омовение?
— Холодной водой полощешься?
— Умываюсь, конечно.
— Не то, Вася, не то. Ты утром мой голову холодной водой, а вечером пей кислое молоко. И ты никогда не пропустишь ни одного футбольного матча.
Честно вам признаюсь, я тоже болельщик. Иду на стадион, и моим существом целиком завладевает фут больное поле — кто кого?
Спокойно, но глубоко болею и страдаю... Из равнове^ сия меня выводят только реплики особенно завзятых болельщиков.
С правой стороны болельщик «со стажем» высоким фальцетом кричит:
— Судью на мыло!
С левой — болельщик профундо-басом выкрикивает?
— Судью на вилы!
Очевидно, на сеноуборочные вилы.
Наверное, местные болельщики искренне считают хотя судья сам в ворота противника мячи не забивает, но нашим пусть хоть свистком забивать помогает.
Порой болельщики острое, но несправедливое словцо бросают и помощнику судьи. Ошибся или зазевался тот — бывает ведь такое,— тогда болельщика «со стажем» медом не корми.
— Мальчик! Возьми у того дяди судейский флажок!— кричит он с правой стороны.
А с левой:
— И дай ему соску!
Выигрывает наша команда — судья на высоте.
— Вот это судья! Никому спуску не давал. А другой:
— Что ты хочешь? Человек судил!
Любим мы футбол! Чаруют нас и мастерство, и тактичность, и каскад футбольной игры...
ИНДИВИДУАЛЬНАЯ ТЕХНИКА
Солнышко уже начало подниматься. Такая уж у него обязанность — подниматься каждое утро. Ехать нам нужно было недалеко— в новое село Лиман.
Собственно говоря, село это не новое, старое село, но жить начали там по-новому, по-артельному. Коллективно. Организовали в селе первую в районе сельскохозяй ственную артель «Путь Ленина».
Зашли во двор Петра Ивановича. Из степи потянуло свежим запахом ржи и конопли.
— Ну что, друг, подвезете?
У Петра Ивановича слабовато с индивидуальной тех никой. На веревочках построена его техника: для «удобства» он привязывает к телеге доски бечевкой и прибивает ржавым гвоздем.
— Сколько раз я заходил в кооператив. И всё: гав-гав! Гвозди есть? Нет! Ремни есть? Нет! Кооператор, говорю. Гнать бы такого кооператора метлой!..
И Петр Иванович сказал, какой именно метлой гнать такого кооператора.
— Если б там человек направлял дело. А то... Зате« сался такой, черт знает что... Хату себе вон какую под железной крышей поставил! Коровы, овцы... и земельки прихватил... То на тещу, то на свата, то на брата... И какая земля!.. Одна пахотная!.. Хитрющий виндувалист., Тому литр, тому пол-литра... И пролез... Пролез и все к себе, все к себе тянет... Такой смиренный да тихий... Живым к богу лезет. Нет на него двадцатого года. Ух!..
Петр Иванович запряг, и мы поехали. Возок наш скрипит и дребезжит, стучит и насвистывает. Будто не возок, а фисгармония.
— А вы хорошо знаете дорогу? Это вон туда...
— Слышал, знаю. В прошлом году приходилось бывать. О, я куда раз, то все доподлинно припоминаю. Иной семь раз проедет и обязательно собьется. А я нет, я — раз проехал и уж черта с два собьюсь. А другой— так просто смех берет. Вот недавно Кириллов сын едет и спрашивает: «Дядька Петро, сюда ли я поехал? Мне на Шевченковскую».— «Так чего ты, говорю, сюда заехал, тебе вон туда надо... Это же, говорю, не такая мудреная штука. Выедешь на высокий бугор — и ты прямо в селе. Потом поворачивай влево, налево у дороги будет хата Грицька Ганды. Хотя, говорю, там теперь живет его сын Омелько, а старый Грицько выехал. Одни говорят — к старшему сыну в Полтаву перебрался. Старший сын в Полтаве в депо машинистом работает. А другие — мол, в Плоское к брату Панасу уехал. Панас давно в партийных состоит. Такой брат,— куда ваше дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67