мол, смех нам не нужен.
Иные по-другому плели: «Народный юмор,— говорили, — это примитив».
Один из них, как мне передали, прямо заявил: «Наталка Полтавка» Ивана Котляревского — примитив!»
Присутствовавший при этом разговоре великий корифей украинского театра Николай Афанасьевич Садовский бросил реплику: «Может, и примитив, но примитив — гениальный!»
Так вот, о примитивном и нужен ли нам смех.
...Припоминаю, весной i932 года писатели и литературоведы собрались на Всеукраинское литературное совещание.
На этом совещании выступал и оратор с пессимистическим настроем. Пытался «научно» пропихнуть теорию — юмор и сатира нам не нужны.
Среди делегатов совещания прошел шумок. Павел Михайлович на трибуну, пред ясные очи оппонента, положил чистый лист бумаги с надписью: «Прошу ие переворачивать».
Того заинтриговало это, разобрало любопытство, что там за оказия,— взял и перевернул. А на обороте стояло: «Ах ты, дундук, дундук! Не выдержал-таки — перевернул! Значит, есть у нас смешное!»
5
На вечере воспоминаний об Остапе Вишне Владимир Николаевич Сосюра рассказал:
— Сидели мы у Павла Михайловича. Были в гостях по случаю его именин. Из гастронома прибегает Варвара Алексеевна (жена Остапа Вишни) и хвалится:
— Павлуша! Мне сейчас в гастрономе дали тридцать! (Тридцать лет вместо шестидесяти.)
Павел Михайлович сразу ответил:
— Варя! Бери скорее, а то завтра не дадут.
В Политехническом институте литературный вечер/ Встречаются писатели-юмористы с педагогами и студентами. Приходит записочка. Студентки спрашивают: «Дорогой Павел Михайлович! Вы мудрый человек. Скажите, пожалуйста, бывает ли любовь с первого взгляда?»
Павел Михайлович, согнутый годами, читает записку и отвечает:
— Уважаемые девушки! Вы спрашиваете, бывает ли любовь с первого взгляда. Отвечаю: ей-богу, я уже забыл.
6
В легковой автомашине путешествовали выдающиеся наши деятели литературы и науки.
С ними ехал и Остап Вишня.
Шофер нарушил какое-то правило — вдруг не туда или не так машину повернул.
Заметив это, инспектор ГАИ, капитан милиции, остановил машину.
Из автомашины вышел известный государственный и литературный деятель и уверенно говорит:
— Товарищ инспектор! Будем знакомы... Я такой-то... Не задерживайте машину.
— Э, нет, нет... Тем более что вы такой-то... Вышел из машины еще более влиятельный:
— Не шутите, товарищ капитан! Вы, наверное, меня знаете: я...
— Знаю, знаю и глубоко уважаю вас. Но нет, нет... Тогда поднимается Павел Михайлович, подходит к
государственному инспектору и скромненько просит:
— Товарищ капитан! С кем греха не бывает. Помилуйте на первый раз.
Капитан милиции:
— Л вы кто?
— Я — Остап Вишня,
— Остап Вишня?.. Это правда?
— Правда... Вот и мой билет из редакции «Перца», Капитан вскинул руку, козырнул.
— Дорогой Остап Вишня! Рад вас видеть! Пожалуйста, проезжайте!
Засвистел, поднял жезл и приветливо вслед помахал рукой.
Какой же вправду великой силой юмора обладал человек, носивший имя — Остап Вишня, и как велика была и есть его популярность в народе
Потому Остап Вишня и незабываем, потому он и народный.
...И МЕНЯ В СЕМЬЕ ВЕЛИКОЙ, В СЕМЬЕ ВОЛЬНОЙ...
Как-то урядник Лосев и волостной старшина Нетеса в нашем селе схватили кобзаря и посадили в холодную.
Мы, ученики, мальчишки и девчонки, вечером тайком всякой еды кобзарю принесли, и он нам тихонько запел, сначала «За Сибiром сонце сходить...», а потом «Думи
М0i, ДуМИ М0i...».
Мое тельце тогда взволнованно затрепетало: наша песня! Наш язык!
Было это в тысяча девятьсот десятом году. Как вам известно, в царское время па украинском языке в школах не преподавали.
А господа еще и издевались. Говорили — ваш язык хохлацкий... Так, мол, какой-то диалект — цоб-цабе!..
А тут такое волшебство, такая неувядаемая поэтическая краса:
Приштай же, моя ненько,
Моя Украшо, Моiх диок нерозумних,
Як свою дитину.
2
Село Плоское... Родное, милое село. В твоем жилище под соломенной стрехой я, одиннадцатилетний сельский мальчишка, впервые познал чарующую силу огненной поэзии гениального Тараса Шевченко.
В i9ii году я окончил земское начальное училище. После экзаменов любимая учительница позвала меня к себе в хату, дала томик «Кобзаря» и ласково сказала:
— Дарю тебе книгу. Эту книгу написал великий поэт Тарас Шевченко. Читай родным и близким...— Обняла меня и поцеловала.— Тебе, Сашуня, доверяю. Читай, чтобы урядник не пронюхал.
И я читал. Читал родителям, братьям и сестрам. Читал и невыразимо радовался, потому что читал на родном языке.
Ведь до этих глубоко душевных стихов Шевченко я не знал, не представлял себе, что есть книги на украинском языке.
Осмелел, начал читать стихи соседям. Вдруг — нежданная напасть. Меня в то время не было дома, когда в нашу хату ворвались три здоровенных рожи — урядник, жандарм и какой-то сыщик в штатском.
Первым к матери подступил волостной урядник.
— Где та,— спрашивает,— веселая прокламация, которую Сашко читал?
Мама, простая, неграмотная крестьянка, сразу сообразила — лютая вьюга повеяла!
— Какая прокламация! И что оно такое — поется или играется?
— На губах играется, бестолковая!—перебил жандарм.— Где книга, которую твой сын читал?
Мама спокойненько сняла с матицы новенький, но запыленный Часослов и подала:
— Вот эту книгу Сашко читал. Так хорошо, так душевно читал. Ей-богу, бабы слушали, всхлипывали и плакали.
Часослов перехватил сыщик. Раскрыл да как швырнет в лохань:
— Что ты нам, старуха, очки втираешь? Нашла дураков!
А мама загоревала:
— О боже, боже! Святую книгу в лохань бросили... Стыда у вас нет!
На маму накричали и строго-настрого приказали привести меня в волость.
Ушла из хаты верноподданная троица... Мама же, не теряя времени, послала за мной двух меньших братьев— Ивася и Петруся, а сама огородами-огородами вышла навстречу.
Встретила и спрашивает:
— Сашуня! Где та книга «Думи М0i, думи мои..»? Спрячь, сыночек, спрячь, дорогой. Приходили урядники-собаки, спрашивали, где она.
Я мигом в сарайчик: томик лежал там в кошелке. Мама дала мне чистый-чистый рушник, я опрятно завернул «'Кобзаря» и спрятал в овине за перекладиной.
Дома думали, волновались — как быть?
Отец настаивал на своем:
— Отдай ту книгу, ведь это же приходили черти рогатые... Не отступятся...
Мама повторяла свое:
— Не отдавай, сыночек, не отдавай. Спрячь! Дорогая, святая книга. Важнее Часослова. Пойдем, сынок, в волость.
Когда пошли в волость, мама напутствовала меня:
— Скажем неправду, сынок, бог нас простит. Скажешь: «Кто-то дал, я взял, прочел и порвал».
Так я и сказал. Поверили или не поверили мне, но отпустили.
Однако еще не раз какое-то привидение в окна заглядывало...
з
Весна тысяча девятьсот четырнадцатого года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67
Иные по-другому плели: «Народный юмор,— говорили, — это примитив».
Один из них, как мне передали, прямо заявил: «Наталка Полтавка» Ивана Котляревского — примитив!»
Присутствовавший при этом разговоре великий корифей украинского театра Николай Афанасьевич Садовский бросил реплику: «Может, и примитив, но примитив — гениальный!»
Так вот, о примитивном и нужен ли нам смех.
...Припоминаю, весной i932 года писатели и литературоведы собрались на Всеукраинское литературное совещание.
На этом совещании выступал и оратор с пессимистическим настроем. Пытался «научно» пропихнуть теорию — юмор и сатира нам не нужны.
Среди делегатов совещания прошел шумок. Павел Михайлович на трибуну, пред ясные очи оппонента, положил чистый лист бумаги с надписью: «Прошу ие переворачивать».
Того заинтриговало это, разобрало любопытство, что там за оказия,— взял и перевернул. А на обороте стояло: «Ах ты, дундук, дундук! Не выдержал-таки — перевернул! Значит, есть у нас смешное!»
5
На вечере воспоминаний об Остапе Вишне Владимир Николаевич Сосюра рассказал:
— Сидели мы у Павла Михайловича. Были в гостях по случаю его именин. Из гастронома прибегает Варвара Алексеевна (жена Остапа Вишни) и хвалится:
— Павлуша! Мне сейчас в гастрономе дали тридцать! (Тридцать лет вместо шестидесяти.)
Павел Михайлович сразу ответил:
— Варя! Бери скорее, а то завтра не дадут.
В Политехническом институте литературный вечер/ Встречаются писатели-юмористы с педагогами и студентами. Приходит записочка. Студентки спрашивают: «Дорогой Павел Михайлович! Вы мудрый человек. Скажите, пожалуйста, бывает ли любовь с первого взгляда?»
Павел Михайлович, согнутый годами, читает записку и отвечает:
— Уважаемые девушки! Вы спрашиваете, бывает ли любовь с первого взгляда. Отвечаю: ей-богу, я уже забыл.
6
В легковой автомашине путешествовали выдающиеся наши деятели литературы и науки.
С ними ехал и Остап Вишня.
Шофер нарушил какое-то правило — вдруг не туда или не так машину повернул.
Заметив это, инспектор ГАИ, капитан милиции, остановил машину.
Из автомашины вышел известный государственный и литературный деятель и уверенно говорит:
— Товарищ инспектор! Будем знакомы... Я такой-то... Не задерживайте машину.
— Э, нет, нет... Тем более что вы такой-то... Вышел из машины еще более влиятельный:
— Не шутите, товарищ капитан! Вы, наверное, меня знаете: я...
— Знаю, знаю и глубоко уважаю вас. Но нет, нет... Тогда поднимается Павел Михайлович, подходит к
государственному инспектору и скромненько просит:
— Товарищ капитан! С кем греха не бывает. Помилуйте на первый раз.
Капитан милиции:
— Л вы кто?
— Я — Остап Вишня,
— Остап Вишня?.. Это правда?
— Правда... Вот и мой билет из редакции «Перца», Капитан вскинул руку, козырнул.
— Дорогой Остап Вишня! Рад вас видеть! Пожалуйста, проезжайте!
Засвистел, поднял жезл и приветливо вслед помахал рукой.
Какой же вправду великой силой юмора обладал человек, носивший имя — Остап Вишня, и как велика была и есть его популярность в народе
Потому Остап Вишня и незабываем, потому он и народный.
...И МЕНЯ В СЕМЬЕ ВЕЛИКОЙ, В СЕМЬЕ ВОЛЬНОЙ...
Как-то урядник Лосев и волостной старшина Нетеса в нашем селе схватили кобзаря и посадили в холодную.
Мы, ученики, мальчишки и девчонки, вечером тайком всякой еды кобзарю принесли, и он нам тихонько запел, сначала «За Сибiром сонце сходить...», а потом «Думи
М0i, ДуМИ М0i...».
Мое тельце тогда взволнованно затрепетало: наша песня! Наш язык!
Было это в тысяча девятьсот десятом году. Как вам известно, в царское время па украинском языке в школах не преподавали.
А господа еще и издевались. Говорили — ваш язык хохлацкий... Так, мол, какой-то диалект — цоб-цабе!..
А тут такое волшебство, такая неувядаемая поэтическая краса:
Приштай же, моя ненько,
Моя Украшо, Моiх диок нерозумних,
Як свою дитину.
2
Село Плоское... Родное, милое село. В твоем жилище под соломенной стрехой я, одиннадцатилетний сельский мальчишка, впервые познал чарующую силу огненной поэзии гениального Тараса Шевченко.
В i9ii году я окончил земское начальное училище. После экзаменов любимая учительница позвала меня к себе в хату, дала томик «Кобзаря» и ласково сказала:
— Дарю тебе книгу. Эту книгу написал великий поэт Тарас Шевченко. Читай родным и близким...— Обняла меня и поцеловала.— Тебе, Сашуня, доверяю. Читай, чтобы урядник не пронюхал.
И я читал. Читал родителям, братьям и сестрам. Читал и невыразимо радовался, потому что читал на родном языке.
Ведь до этих глубоко душевных стихов Шевченко я не знал, не представлял себе, что есть книги на украинском языке.
Осмелел, начал читать стихи соседям. Вдруг — нежданная напасть. Меня в то время не было дома, когда в нашу хату ворвались три здоровенных рожи — урядник, жандарм и какой-то сыщик в штатском.
Первым к матери подступил волостной урядник.
— Где та,— спрашивает,— веселая прокламация, которую Сашко читал?
Мама, простая, неграмотная крестьянка, сразу сообразила — лютая вьюга повеяла!
— Какая прокламация! И что оно такое — поется или играется?
— На губах играется, бестолковая!—перебил жандарм.— Где книга, которую твой сын читал?
Мама спокойненько сняла с матицы новенький, но запыленный Часослов и подала:
— Вот эту книгу Сашко читал. Так хорошо, так душевно читал. Ей-богу, бабы слушали, всхлипывали и плакали.
Часослов перехватил сыщик. Раскрыл да как швырнет в лохань:
— Что ты нам, старуха, очки втираешь? Нашла дураков!
А мама загоревала:
— О боже, боже! Святую книгу в лохань бросили... Стыда у вас нет!
На маму накричали и строго-настрого приказали привести меня в волость.
Ушла из хаты верноподданная троица... Мама же, не теряя времени, послала за мной двух меньших братьев— Ивася и Петруся, а сама огородами-огородами вышла навстречу.
Встретила и спрашивает:
— Сашуня! Где та книга «Думи М0i, думи мои..»? Спрячь, сыночек, спрячь, дорогой. Приходили урядники-собаки, спрашивали, где она.
Я мигом в сарайчик: томик лежал там в кошелке. Мама дала мне чистый-чистый рушник, я опрятно завернул «'Кобзаря» и спрятал в овине за перекладиной.
Дома думали, волновались — как быть?
Отец настаивал на своем:
— Отдай ту книгу, ведь это же приходили черти рогатые... Не отступятся...
Мама повторяла свое:
— Не отдавай, сыночек, не отдавай. Спрячь! Дорогая, святая книга. Важнее Часослова. Пойдем, сынок, в волость.
Когда пошли в волость, мама напутствовала меня:
— Скажем неправду, сынок, бог нас простит. Скажешь: «Кто-то дал, я взял, прочел и порвал».
Так я и сказал. Поверили или не поверили мне, но отпустили.
Однако еще не раз какое-то привидение в окна заглядывало...
з
Весна тысяча девятьсот четырнадцатого года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67