- Мне не терпится пожать
тебе руку и купить тебе пива... или шоколадной карамели.
- Ларри! - вскрикнула Люси.
Надин потеряла сознание.
42
Без двадцати одиннадцать двадцатого июля она вышла на веранду, неся с
собой кофе и тосты. Стояла середина лета, самого прекрасного лета, которое
Матушка Абагейл могла припомнить с 1955 года, когда ее мать умерла в
возрасте девяноста трех лет. Жаль, что нет больше людей, чтобы
наслаждаться им, - подумала она, осторожно усаживаясь в качалку без
подлокотников. Но наслаждались ли они когда-нибудь летом? Некоторые,
конечно, да: молодые влюбленные и старики, чьи кости помнили смертельные
объятия зимы. Но теперь почти все они умерли. Бог послал на людей тяжелую
кару.
Кто-то, может быть, и стал бы утверждать, что эта кара несправедлива,
но не Матушка Абагейл. Когда-то Он сделал это с помощью воды, а
когда-нибудь он сделает это с помощью огня. Кто она такая, чтобы судить
Бога?
Она размочила тост в кофе, чтобы он стал достаточно мягким.
Шестнадцать лет назад она распрощалась со своим последним зубом. Беззубой
она вышла из утробы матери, и беззубой она ляжет в могилу.
Она была старой и слабой, но ум ее работал исправно. Абагейл
Фримантл, таким было ее имя, родилась в 1882 году. За всю свою жизнь она
видела много всякой всячины, но ничто из этого не могло сравниться с
событиями последнего месяца. Она была старой. Ей хотелось отдыхать,
наслаждаясь сменой времен года до тех пор, пока Бог не устанет смотреть на
ее жизнь и решит упокоить ее в вечных селениях. Но что толку просить Его
об этом? Когда Его собственный Сын просил отвести чашу сию от Его губ, Бог
не ответил. А ведь она была обыкновенной грешницей, но по ночам, когда
ветер свистел в рядах кукурузы, ее пугала мысль о том, что в 1882 году Бог
посмотрел с небес на новорожденную девочку и сказал самому Себе: "Я сделаю
так, что она будет долго жить. У нее будет одно дело в 1990 году, на
другой стороне целой горы листков из отрывного календаря."
Время пребывания ее здесь, в Хемингфорд Хоуме, подходило к концу, а
последнее ее дело ждало ее на западе, неподалеку от Скалистых гор. Он
заставил Моисея взбираться на горы, а Ноя - строить ковчег. Он видел
Своего собственного Сына распятым. Так неужели же он будет обращать
внимание на то, как отчаянно боится Эбби Фримантл человека без лица,
который крадется за ней в ее снах?
- Ну что ж, леди, - сказала она самой себе и положила в рот последний
кусок тоста. Она раскачивалась взад и вперед и попивала кофе. Стоял
солнечный, прекрасный денек, у нее ничего не болело, и она прочла краткую
благодарственную молитву. Бог велик. Бог добр, - даже самый маленький
ребенок может выучить эти слова, а в них сосредоточен весь мир, все добро
и все зло.
- Бог велик, - сказала Матушка Абагейл, - Бог добр. Благодарю тебя за
солнечный свет. За кофе. За то, что вчера у меня прекрасно подействовал
живот. Бог велик...
Она почти допила кофе, поставила чашку на пол и стала раскачиваться
на качалке, повернув лицо к солнцу. Постепенно она погрузилась в дремоту и
уснула. Ее сердце, стенки которого были теперь не толще папиросной бумаги,
продолжало биться точно так же, как и в предшествующие 39630 дней.
Губы ее продолжали улыбаться.
С тех пор, когда она была девочкой, времена действительно сильно
изменились. Фримантлы поселились в Небраске после того, как перестали быть
рабами. Эбби, последний ребенок в семье, родилась прямо здесь, в их новом
доме в Хемингфорд Хоуме. Ее отец взял верх и над теми, кто не хотел ничего
покупать у негров, и над теми, кто не хотел им ничего продавать. Он купил
участок земли немного в стороне, чтобы не встревожить тех, кто твердил о
нашествии черномазых ублюдков. Он был первым человеком в округе Полк,
который применил севооборот и химические удобрения. В марте 1902 года Гэри
Сайтс пришел к ним домой сообщить, что Джона Фримантла приняли в
ассоциацию фермеров. Он был первым чернокожим во всей Небраске, принятым в
ассоциацию.
И понемногу соседи стали относиться к нему неплохо. Не все, конечно,
не такие бешеные, как Бен Конвей со своим единоутробным братом, не
Арнольдсы и не Диконы, но остальные стали смотреть на него иначе. В 1903
году они обедали у Гэри Сайтса со всей его семьей, прямо в гостиной, как
белые люди.
А в 1902 году Абагейл играла на гитаре в зале фермерской ассоциации,
причем не на негритянском концерте, а на настоящем показательном концерте
для белых, который устраивался в конце года. Ее мать была категорически
против. Это был один из тех немногих случаев, когда она открыто выступила
против отца в присутствии детей (правда, дети к тому времени весьма и
весьма приблизились к среднему возрасту, да и у самого Джона волосы почти
полностью поседели).
- Я знаю, как это было, - сказала она в слезах. - Ты, Сайтс и этот
Фрэнк Феннер вместе все это придумали. С них спроса нет, Джон Фримантл, но
у тебя-то что в голове творится? Они же белые. Ты можешь говорить с ними о
пахоте на заднем дворе. Ты даже можешь попить с ними пива, если Нейт
Джексон пустит тебя в свой салун. Прекрасно! Никто лучше меня не знает,
что тебе пришлось вынести за последние годы. Я знаю, что тебе приходилось
улыбаться, когда внутри тебя все горело. Но сейчас речь идет о другом!
Речь идет о твоей собственной дочери! Что ты скажешь, если она поднимется
на сцену в своем хорошеньком белом платьице, а они станут смеяться над
ней? Что ты будешь делать, если они станут швырять в нее гнилые помидоры?
И что ты ответишь ей, если она подойдет к тебе, испачканная с ног до
головы в этих помидорах, и спросит: "Почему, папочка? Почему они это
сделали и почему ты позволил им это сделать?"
- Ну, Ребекка, - ответил Джон, - мне кажется, мы должны предоставить
это ей и Дэвиду.
Дэвид был ее первым мужем. В 1902 году Абагейл Фримантл превратилась
в Абагейл Троттс. Дэвид Троттс был чернокожим батраком.
Итак, 27 декабря 1902 года, уже три месяца беременная своим
первенцем, она поднялась на сцену зала фермерской ассоциации в окружении
мертвой тишины, которая воцарилась вокруг, после того как ведущий объявил
ее имя.
Она стояла в этой вязкой тишине, зная, как выглядит ее черное лицо
над новым белым платьем, сердце ее бешено стучало, и она думала: Я забыла
все слова, все до одного, я обещала папочке, что ни за что не заплачу, но
Бен Конвей завопит ЧЕРНОМАЗАЯ, и тогда, наверное, я заплачу. Господи, и
зачем я во все это ввязалась? Мама была права, я слишком высоко
вознеслась, и я заплачу за это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238
тебе руку и купить тебе пива... или шоколадной карамели.
- Ларри! - вскрикнула Люси.
Надин потеряла сознание.
42
Без двадцати одиннадцать двадцатого июля она вышла на веранду, неся с
собой кофе и тосты. Стояла середина лета, самого прекрасного лета, которое
Матушка Абагейл могла припомнить с 1955 года, когда ее мать умерла в
возрасте девяноста трех лет. Жаль, что нет больше людей, чтобы
наслаждаться им, - подумала она, осторожно усаживаясь в качалку без
подлокотников. Но наслаждались ли они когда-нибудь летом? Некоторые,
конечно, да: молодые влюбленные и старики, чьи кости помнили смертельные
объятия зимы. Но теперь почти все они умерли. Бог послал на людей тяжелую
кару.
Кто-то, может быть, и стал бы утверждать, что эта кара несправедлива,
но не Матушка Абагейл. Когда-то Он сделал это с помощью воды, а
когда-нибудь он сделает это с помощью огня. Кто она такая, чтобы судить
Бога?
Она размочила тост в кофе, чтобы он стал достаточно мягким.
Шестнадцать лет назад она распрощалась со своим последним зубом. Беззубой
она вышла из утробы матери, и беззубой она ляжет в могилу.
Она была старой и слабой, но ум ее работал исправно. Абагейл
Фримантл, таким было ее имя, родилась в 1882 году. За всю свою жизнь она
видела много всякой всячины, но ничто из этого не могло сравниться с
событиями последнего месяца. Она была старой. Ей хотелось отдыхать,
наслаждаясь сменой времен года до тех пор, пока Бог не устанет смотреть на
ее жизнь и решит упокоить ее в вечных селениях. Но что толку просить Его
об этом? Когда Его собственный Сын просил отвести чашу сию от Его губ, Бог
не ответил. А ведь она была обыкновенной грешницей, но по ночам, когда
ветер свистел в рядах кукурузы, ее пугала мысль о том, что в 1882 году Бог
посмотрел с небес на новорожденную девочку и сказал самому Себе: "Я сделаю
так, что она будет долго жить. У нее будет одно дело в 1990 году, на
другой стороне целой горы листков из отрывного календаря."
Время пребывания ее здесь, в Хемингфорд Хоуме, подходило к концу, а
последнее ее дело ждало ее на западе, неподалеку от Скалистых гор. Он
заставил Моисея взбираться на горы, а Ноя - строить ковчег. Он видел
Своего собственного Сына распятым. Так неужели же он будет обращать
внимание на то, как отчаянно боится Эбби Фримантл человека без лица,
который крадется за ней в ее снах?
- Ну что ж, леди, - сказала она самой себе и положила в рот последний
кусок тоста. Она раскачивалась взад и вперед и попивала кофе. Стоял
солнечный, прекрасный денек, у нее ничего не болело, и она прочла краткую
благодарственную молитву. Бог велик. Бог добр, - даже самый маленький
ребенок может выучить эти слова, а в них сосредоточен весь мир, все добро
и все зло.
- Бог велик, - сказала Матушка Абагейл, - Бог добр. Благодарю тебя за
солнечный свет. За кофе. За то, что вчера у меня прекрасно подействовал
живот. Бог велик...
Она почти допила кофе, поставила чашку на пол и стала раскачиваться
на качалке, повернув лицо к солнцу. Постепенно она погрузилась в дремоту и
уснула. Ее сердце, стенки которого были теперь не толще папиросной бумаги,
продолжало биться точно так же, как и в предшествующие 39630 дней.
Губы ее продолжали улыбаться.
С тех пор, когда она была девочкой, времена действительно сильно
изменились. Фримантлы поселились в Небраске после того, как перестали быть
рабами. Эбби, последний ребенок в семье, родилась прямо здесь, в их новом
доме в Хемингфорд Хоуме. Ее отец взял верх и над теми, кто не хотел ничего
покупать у негров, и над теми, кто не хотел им ничего продавать. Он купил
участок земли немного в стороне, чтобы не встревожить тех, кто твердил о
нашествии черномазых ублюдков. Он был первым человеком в округе Полк,
который применил севооборот и химические удобрения. В марте 1902 года Гэри
Сайтс пришел к ним домой сообщить, что Джона Фримантла приняли в
ассоциацию фермеров. Он был первым чернокожим во всей Небраске, принятым в
ассоциацию.
И понемногу соседи стали относиться к нему неплохо. Не все, конечно,
не такие бешеные, как Бен Конвей со своим единоутробным братом, не
Арнольдсы и не Диконы, но остальные стали смотреть на него иначе. В 1903
году они обедали у Гэри Сайтса со всей его семьей, прямо в гостиной, как
белые люди.
А в 1902 году Абагейл играла на гитаре в зале фермерской ассоциации,
причем не на негритянском концерте, а на настоящем показательном концерте
для белых, который устраивался в конце года. Ее мать была категорически
против. Это был один из тех немногих случаев, когда она открыто выступила
против отца в присутствии детей (правда, дети к тому времени весьма и
весьма приблизились к среднему возрасту, да и у самого Джона волосы почти
полностью поседели).
- Я знаю, как это было, - сказала она в слезах. - Ты, Сайтс и этот
Фрэнк Феннер вместе все это придумали. С них спроса нет, Джон Фримантл, но
у тебя-то что в голове творится? Они же белые. Ты можешь говорить с ними о
пахоте на заднем дворе. Ты даже можешь попить с ними пива, если Нейт
Джексон пустит тебя в свой салун. Прекрасно! Никто лучше меня не знает,
что тебе пришлось вынести за последние годы. Я знаю, что тебе приходилось
улыбаться, когда внутри тебя все горело. Но сейчас речь идет о другом!
Речь идет о твоей собственной дочери! Что ты скажешь, если она поднимется
на сцену в своем хорошеньком белом платьице, а они станут смеяться над
ней? Что ты будешь делать, если они станут швырять в нее гнилые помидоры?
И что ты ответишь ей, если она подойдет к тебе, испачканная с ног до
головы в этих помидорах, и спросит: "Почему, папочка? Почему они это
сделали и почему ты позволил им это сделать?"
- Ну, Ребекка, - ответил Джон, - мне кажется, мы должны предоставить
это ей и Дэвиду.
Дэвид был ее первым мужем. В 1902 году Абагейл Фримантл превратилась
в Абагейл Троттс. Дэвид Троттс был чернокожим батраком.
Итак, 27 декабря 1902 года, уже три месяца беременная своим
первенцем, она поднялась на сцену зала фермерской ассоциации в окружении
мертвой тишины, которая воцарилась вокруг, после того как ведущий объявил
ее имя.
Она стояла в этой вязкой тишине, зная, как выглядит ее черное лицо
над новым белым платьем, сердце ее бешено стучало, и она думала: Я забыла
все слова, все до одного, я обещала папочке, что ни за что не заплачу, но
Бен Конвей завопит ЧЕРНОМАЗАЯ, и тогда, наверное, я заплачу. Господи, и
зачем я во все это ввязалась? Мама была права, я слишком высоко
вознеслась, и я заплачу за это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238