Джез научилась понимать, насколько важно показать живое действие, уловить интересное выражение лиц сотрудников, шутливую манеру общения друг с другом, почувствовать настроение и мысли каждого в отдельности – и эти навыки мастера-портретиста у нее были.
Работа у Мэла в жанре фотонатюрморта научила ее находить наиболее выразительную композицию для кадра, оригинальную и захватывающую.
Она уже совершенно свободно обращалась с освещением, умело используя любой из доступных источников света, не прибегая к фотовспышке, которая могла бы нарушить царящую в студии естественную и непринужденную атмосферу, когда сотрудники священнодействовали над композицией праздничного стола для футбольной команды-победительницы.
Без особых усилий она в три раза быстрее справлялась с обычной работой, чтобы, улучив момент, снять заряженный «Никон», висевший на шее, и успевала повсюду, – вездесущее пытливое существо в джинсах и рабочей блузе, неутомимая, веселая; она находила вдруг ракурс съемки, о котором раньше и не подозревала, подмечая в коллегах что-то новое, до этого невидимое, ни на мгновение не забывая о той любви к ним, которая заполняла ее до краев, любви, созревшей за эти шесть месяцев, которые она провела в благотворной и оздоровляющей атмосфере студии.
Глядя в объектив на своих коллег, Джез вдруг поняла, насколько прекрасна по-своему, оригинальна и неповторима каждая из трех сотрудниц студии. Тинка и ее помощницы, одинаково элегантные, с величественной походкой, казалось, в вихре танца спорхнули в студию со страниц модных журналов. Джили на удивление соответствовала той характеристике, которую дала ей Джез, – она была энергетическим центром трезвого делового мира в неспешном творческом течении студийных дней.
Мэл Ботвиник согласился с предложенной Джез идеей при условии, что его портрета в буклете не будет. Портрета, а не рук, думала Джез, делая снимки. О руках речи не было, как и о его знаменитом теневом силуэте – силуэте единственного мужчины в царстве женщин.
К концу недели она отсняла уже огромное количество черно-белой пленки, поскольку единственным цветным фото в именинном буклете должен был стать сам натюрморт. Уехав на ранчо, как она делала каждый уик-энд с тех пор, как переехала в Лос-Анджелес, Джез день и ночь, с вечера пятницы и до самого утра в понедельник, провела в своей фотолаборатории, проявляя пленки и печатая оттиски: волнение не давало ей спать. Сьюзи подкидывала ей немного еды, да время от времени заглядывал отец, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Джез нетерпеливо отмахивалась от обоих, и выражение ее лица было красноречивей слов.
Она уехала в понедельник, покинув ранчо на рассвете, и прямиком помчалась в студию. Мэл с Джили как раз обсуждали какие-то финансовые проблемы. Взлетев по лестнице, Джез водрузила перед ними листы с пробными оттисками.
– Сделано, – выпалила она, стараясь говорить как можно спокойнее.
– Что ж, давайте посмотрим, – не спеша и со значением проговорил Мэл Ботвиник, протягивая руку за увеличительным стеклом.
Джили, заколебавшись, нервно огляделась по сторонам, но, не найдя выхода, медленно взяла в руки другое стекло. Они изучали листы с оттисками, храня осмотрительное молчание, поскольку договорились еще раньше, что, если снимки им не понравятся, идея будет отвергнута, как бы это ни расстроило Джез. Оба успели уже пожалеть о внезапном порыве, заставившем Мэла принять предложение Джез. Когда первые клубы восторга рассеялись, появилась мысль, что старательная «девушка на все руки» – это еще не фотограф.
Джили с Мэлом долго и пристально изучали каждый крохотный снимок, не спеша с выводами, молчаливо придерживаясь выбранной позиции: не расслабляться. Они не обменялись ни словом, ни взглядом, ни разу не бросили в сторону Джез одобрительного кивка или улыбки, и только скорость, с которой они скользили увеличительным стеклом с одного оттиска на другой, да быстрота, с которой передавали друг другу листы с оттисками, выдавали возрастающее волнение.
Джез следила за их руками, а не за лицами и начала постепенно приходить в себя. Она ждала, прислонившись спиной к одной из стен офиса, сложив на груди руки и скрестив ноги, с тем же нарочито незаинтересованным выражением, как и у них, так что когда они подняли наконец головы и изумленно уставились на нее, то не смогли ничего прочесть в ее глазах, хотя Джез чувствовала, как поднимается в ней, согревая, мощная волна торжества.
– Вы... вы... – выдохнул Мэл Ботвиник и остановился, тряхнув головой, словно не веря своим глазам, и благоговейно склоняя голову.
– Но ты даже не намекнула ни разу... – Слова, слетевшие с уст Джили, повисли в воздухе почти обвиняюще.
– Откуда вы взялись?.. – спросил Ботвиник, словно впервые заметил Джез.
– Но ведь никогда... Я не знаю... Почему ты ни слова мне не сказала? – потрясенно спросила Джили, словно Джез подняла ее над головой, перевернула и раскрутила в воздухе, а потом уж призналась, что она – Михаил Барышников в юбке.
– Я говорила. Рассказывала, что занималась фоторепортажем. – Джез старалась сохранить спокойствие, но не могла сдержать слез, ручьем хлынувших по щекам, едва она только заметила в их глазах восторг.
– Занималась!.. – буквально взорвался Ботвиник. – Если бы я не видел своими глазами, кто снимал эти кадры, я бы поклялся, что они сделаны одним из лучших фотомастеров мира!
– Ох, Мэл, спасибо. Вот это и вправду комплимент, – улыбнулась Джез, размазывая по лицу слезы.
– Что? Ну, вы понимаете, что я хотел сказать. – Круглое лицо Мэла раскраснелось.
– Джез, но здесь нет твоего снимка, – вдруг заметила Джили.
– Я сам сделаю ее портрет, – внезапно объявил Мэл. – Я уже месяц ломаю голову над освещением для ее волос. Они напоминают мне французский хлеб, слегка подрумяненный по краям, с размягченным маслом, стекающим с него. А эти глаза... Они просто загадка. Елочные украшения? Желтый бриллиант под водой? В общем, это моя задача. Портрет должен быть цветным, тут двух мнений и быть не может.
– Мэл, а как нам выбрать самые лучшие снимки? – спросила Джили. – Их так много – я просто не знаю, с чего начать.
– Методом исключения, – быстро ответил Ботвиник. – Скажем, так: каждая страница размером десять на двенадцать, значит, можно разместить на ней девять достаточно крупных снимков, и еще останется место для подписей: кто это и чем занят. Страницы три отдадим стилистам, еще три – Тинке и ее девочкам, одну – тебе, Джили, а на последнюю поместим натюрморт, портрет и копирайты: Джез на снимки, ну и мой – на натюрморт. Это уже восемь страниц, плюс фото на обложку... Что бы придумать... Что-нибудь занимательно-дразнящее... Чтобы никто толком не понял, что это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161