Местечко в шестнадцатом – слишком скучно; тринадцатый – тоже не по мне, не нравится вид из окон. Ага, вот кое-что занятное на островке Сан-Луи. Немного далековато, вниз по реке, но вид замечательный. Пожалуй, я позвоню девушке из агентства недвижимости.
– Ты думаешь, в Париже тоже есть девушки из агентства недвижимости?
– Господи, я всегда забываю, как ты юна, – отозвался Гэйб, шаря в кармане в поисках жетона для телефона. – Насколько неопытна и невинна.
– И насколько девственна.
– Жалуешься? Давненько не теряла девственности, хочешь сказать?
– Как раз наоборот.
– Вот и прекрасно. Так и держись.
Гэйб исчез на несколько минут, чтобы позвонить, и вернулся, уже договорившись о времени, когда можно будет взглянуть на квартиру. После обеда, бегло осмотрев помещение, они сняли небольшую квартирку на втором этаже в доме без лифта – оттуда открывался прекрасный вид на утопающую в деревьях Сену. Мебель, которая входила в условия контракта, тоже оказалась совсем недурна.
– Если убрать со столов всякое барахло и спрятать в шкафы, снять занавески в гостиной и повесить новые в спальне, обзавестись приличной посудой, а может, даже заново выкрасить стены в белый цвет... Ой, Гэйб, она будет ну просто чудо!
Джез вихрем носилась из одной комнаты в другую, светясь радостью: в ней неожиданно пробудился древний инстинкт, инстинкт своего гнезда, о котором она раньше даже не ведала.
– Если мы купим цветы, кто будет их поливать, когда мы уедем?
– Я договорюсь с консьержкой.
– Тогда какого черта мы все еще торчим здесь? Тут неподалеку цветочный рынок, а потом подкупим и все прочее и доставим консьержке.
– Слушай, а если заняться покраской стен прямо сейчас? – умоляюще проговорила Джез. – Мы закончим все так быстро, что и глазом не успеешь моргнуть.
– Прекрасная мысль! Где тут поблизости хозяйственный магазин?
– Откуда же мне знать?
– Когда есть сомнения, шагай в кафе, заказывай кофе и начинай спрашивать. Это главное правило, как делать дела в Париже.
– А где ближайшее кафе? – спросила Джез нарочито бездумно и обворожительно глуповато.
– Там, где и должно быть. За углом. За любым углом. Ну, пошли, малышка, теперь ты домохозяйка. Мечтательно смотреть в окно больше некогда. Кстати, вид будет тот же самый, когда мы вернемся.
Прежде чем уехать в Рим, а потом в Африку, Джез с Гэйбом успели обжить квартирку, открыв в ней для себя еще одно преимущество, о котором не обмолвилась девушка из агентства. Ночью огни экскурсионных пароходиков, проплывающих через равные промежутки времени по Сене, мягко освещали окна их квартирки: вся набережная в центре Парижа считалась историческим памятником, столь же ценным и известным, как Большой канал в Венеции. Огни прожекторов, пока пароходики оставались в отдалении, мягко касались деревьев на берегу реки; постепенно пароходики приближались, и огни становились ярче, верхушки деревьев за окнами таинственно светились, как декорации какого-то старинного спектакля. Свет заливал их спальню, словно луна спускалась с небес и подглядывала за ними, а потом так же постепенно, как появлялся, начинал исчезать, чтобы вскоре смениться огнями следующего парохода и новыми звуками льющейся с палубы танцевальной музыки.
Они занимались любовью каждую ночь под волшебный свет маленьких пароходов, зная, что это истинная душа вечного спектакля Парижа. Иногда на секунду Джез задумывалась о туристах, бесстрастно восседающих на этих суденышках, послушно взирая на величественные каменные фасады старинных зданий, прислушиваясь к словам гида, изливающего им на головы ушаты фактов и цифр, и не догадываясь даже о живом биении жизни за одной из стен, где в постели, слившись в восторге, переплелись тела Гэйба и Джез, готовых любить друг друга вечно и слишком счастливых, чтобы заснуть.
В последующие полгода, когда они мотались из Гданьска в Парагвай, из Алжира в Эквадор, Гэйб вдруг поймал себя на том, что ищет такое задание, которое привело бы его в Париж. В феврале 1981 года он отказался от предложения сделать фоторепортаж с процесса миссис Джин Харрис, проходившего в Нью-Йорке, предпочтя этому серию портретов нового парижского архиепископа Жана-Мари Лустьера, новообращенного из иудаизма; в апреле они ненадолго слетали в Рим, чтобы заснять арест лидера «Красных бригад» Марио Моретти вместо того, чтобы пересечь океан, торопясь к запуску первого корабля «Шаттл» с мыса Канаверал, а в мае, когда в Сан-Сальвадоре были схвачены шестеро солдат, убивших американских рабочих, строивших там церковь, Гэйб остался в Париже ждать начала избирательной кампании первого президента-социалиста Франсуа Миттерана, которая должна была состояться через день.
Летом 1981 года Гэйб, непривычно расслабившийся, послал мир ко всем чертям, предоставив ему двигаться в тартарары естественным и предсказуемым путем, не требующим его присутствия, и вместе с Джез закатился в отпуск в сельский домик в горах близ Сан-Тропе, который уступили им друзья. Осенью, обещал себе Гэйб, наслаждаясь пропахшими лавандой просторами Прованса, он вернется в строй, но впервые в жизни вдруг понял, что в данный момент не имеет охоты даже думать о неизбежном крушении их парижской идиллии, которое влекло за собой каждое новое задание.
Он вдруг подумал о том, насколько нелепо, покидав в рюкзак свое барахло, покидать их уютное, с белыми стенами, полное цветов убежище на старом острове в центре Парижа. Он с удивлением заметил, что уже за три дня начинает с нетерпением подумывать о традиционном воскресном цыпленке на вертеле в ресторанчике на шумной и суетной улочке в конце острова Сан-Луи, – и это он, которого вообще никогда не интересовало, что и когда он ел! У него появились любимые кафе среди тех, что первыми открывались на улице Сан-Луи-ен-Аль, и он каждое утро ходил туда завтракать и читать «Трибьюн». После завтрака, купив парочку булочек для Джез, которую он оставлял еще спящей, он приносил их домой, пробуждая ее чашечкой чая и поцелуями.
Теперь, когда у них появилось собственное жилище и они больше времени проводили в Париже, Джез превратила одну из небольших комнаток в фотомастерскую. Она начала работать, организовав с помощью подруги, служившей секретарем у известной и очаровательной канадки Джин Бейкер, жены голландского посла во Франции, прием заказов на детские портреты для дипломатов, живущих в Париже. Цены у Джез были разумные, а качество снимков превосходное, поскольку она старалась заснять ребенка в движении, а не традиционно и вынужденно застывшим.
Фотографировать играющих детей, когда они и не подозревают о фотокамере, очень непросто, но лучшего способа сделать снимок живым и выразительным не придумаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
– Ты думаешь, в Париже тоже есть девушки из агентства недвижимости?
– Господи, я всегда забываю, как ты юна, – отозвался Гэйб, шаря в кармане в поисках жетона для телефона. – Насколько неопытна и невинна.
– И насколько девственна.
– Жалуешься? Давненько не теряла девственности, хочешь сказать?
– Как раз наоборот.
– Вот и прекрасно. Так и держись.
Гэйб исчез на несколько минут, чтобы позвонить, и вернулся, уже договорившись о времени, когда можно будет взглянуть на квартиру. После обеда, бегло осмотрев помещение, они сняли небольшую квартирку на втором этаже в доме без лифта – оттуда открывался прекрасный вид на утопающую в деревьях Сену. Мебель, которая входила в условия контракта, тоже оказалась совсем недурна.
– Если убрать со столов всякое барахло и спрятать в шкафы, снять занавески в гостиной и повесить новые в спальне, обзавестись приличной посудой, а может, даже заново выкрасить стены в белый цвет... Ой, Гэйб, она будет ну просто чудо!
Джез вихрем носилась из одной комнаты в другую, светясь радостью: в ней неожиданно пробудился древний инстинкт, инстинкт своего гнезда, о котором она раньше даже не ведала.
– Если мы купим цветы, кто будет их поливать, когда мы уедем?
– Я договорюсь с консьержкой.
– Тогда какого черта мы все еще торчим здесь? Тут неподалеку цветочный рынок, а потом подкупим и все прочее и доставим консьержке.
– Слушай, а если заняться покраской стен прямо сейчас? – умоляюще проговорила Джез. – Мы закончим все так быстро, что и глазом не успеешь моргнуть.
– Прекрасная мысль! Где тут поблизости хозяйственный магазин?
– Откуда же мне знать?
– Когда есть сомнения, шагай в кафе, заказывай кофе и начинай спрашивать. Это главное правило, как делать дела в Париже.
– А где ближайшее кафе? – спросила Джез нарочито бездумно и обворожительно глуповато.
– Там, где и должно быть. За углом. За любым углом. Ну, пошли, малышка, теперь ты домохозяйка. Мечтательно смотреть в окно больше некогда. Кстати, вид будет тот же самый, когда мы вернемся.
Прежде чем уехать в Рим, а потом в Африку, Джез с Гэйбом успели обжить квартирку, открыв в ней для себя еще одно преимущество, о котором не обмолвилась девушка из агентства. Ночью огни экскурсионных пароходиков, проплывающих через равные промежутки времени по Сене, мягко освещали окна их квартирки: вся набережная в центре Парижа считалась историческим памятником, столь же ценным и известным, как Большой канал в Венеции. Огни прожекторов, пока пароходики оставались в отдалении, мягко касались деревьев на берегу реки; постепенно пароходики приближались, и огни становились ярче, верхушки деревьев за окнами таинственно светились, как декорации какого-то старинного спектакля. Свет заливал их спальню, словно луна спускалась с небес и подглядывала за ними, а потом так же постепенно, как появлялся, начинал исчезать, чтобы вскоре смениться огнями следующего парохода и новыми звуками льющейся с палубы танцевальной музыки.
Они занимались любовью каждую ночь под волшебный свет маленьких пароходов, зная, что это истинная душа вечного спектакля Парижа. Иногда на секунду Джез задумывалась о туристах, бесстрастно восседающих на этих суденышках, послушно взирая на величественные каменные фасады старинных зданий, прислушиваясь к словам гида, изливающего им на головы ушаты фактов и цифр, и не догадываясь даже о живом биении жизни за одной из стен, где в постели, слившись в восторге, переплелись тела Гэйба и Джез, готовых любить друг друга вечно и слишком счастливых, чтобы заснуть.
В последующие полгода, когда они мотались из Гданьска в Парагвай, из Алжира в Эквадор, Гэйб вдруг поймал себя на том, что ищет такое задание, которое привело бы его в Париж. В феврале 1981 года он отказался от предложения сделать фоторепортаж с процесса миссис Джин Харрис, проходившего в Нью-Йорке, предпочтя этому серию портретов нового парижского архиепископа Жана-Мари Лустьера, новообращенного из иудаизма; в апреле они ненадолго слетали в Рим, чтобы заснять арест лидера «Красных бригад» Марио Моретти вместо того, чтобы пересечь океан, торопясь к запуску первого корабля «Шаттл» с мыса Канаверал, а в мае, когда в Сан-Сальвадоре были схвачены шестеро солдат, убивших американских рабочих, строивших там церковь, Гэйб остался в Париже ждать начала избирательной кампании первого президента-социалиста Франсуа Миттерана, которая должна была состояться через день.
Летом 1981 года Гэйб, непривычно расслабившийся, послал мир ко всем чертям, предоставив ему двигаться в тартарары естественным и предсказуемым путем, не требующим его присутствия, и вместе с Джез закатился в отпуск в сельский домик в горах близ Сан-Тропе, который уступили им друзья. Осенью, обещал себе Гэйб, наслаждаясь пропахшими лавандой просторами Прованса, он вернется в строй, но впервые в жизни вдруг понял, что в данный момент не имеет охоты даже думать о неизбежном крушении их парижской идиллии, которое влекло за собой каждое новое задание.
Он вдруг подумал о том, насколько нелепо, покидав в рюкзак свое барахло, покидать их уютное, с белыми стенами, полное цветов убежище на старом острове в центре Парижа. Он с удивлением заметил, что уже за три дня начинает с нетерпением подумывать о традиционном воскресном цыпленке на вертеле в ресторанчике на шумной и суетной улочке в конце острова Сан-Луи, – и это он, которого вообще никогда не интересовало, что и когда он ел! У него появились любимые кафе среди тех, что первыми открывались на улице Сан-Луи-ен-Аль, и он каждое утро ходил туда завтракать и читать «Трибьюн». После завтрака, купив парочку булочек для Джез, которую он оставлял еще спящей, он приносил их домой, пробуждая ее чашечкой чая и поцелуями.
Теперь, когда у них появилось собственное жилище и они больше времени проводили в Париже, Джез превратила одну из небольших комнаток в фотомастерскую. Она начала работать, организовав с помощью подруги, служившей секретарем у известной и очаровательной канадки Джин Бейкер, жены голландского посла во Франции, прием заказов на детские портреты для дипломатов, живущих в Париже. Цены у Джез были разумные, а качество снимков превосходное, поскольку она старалась заснять ребенка в движении, а не традиционно и вынужденно застывшим.
Фотографировать играющих детей, когда они и не подозревают о фотокамере, очень непросто, но лучшего способа сделать снимок живым и выразительным не придумаешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161