Он взял Франческу под руку и повел ее к конюшням, расположенным на некотором удалении от дома. Заслышав звуки их шагов, пони немедленно откликнулись, заржав и беспокойно задвигавшись в стойлах.
— У них, бедняжек, не так много развлечений, — рассмеялся Валенский. — Я для них нечто вроде ночного шоу.
Он медленно переходил от одного стойла к другому, задерживаясь, чтобы сообщить Франческе кличку каждой лошадки и рассказать о достоинствах своих любимцев, одновременно окидывая животных острым, проницательным взглядом, оценивая их физическое и психическое состояние. Стах мог говорить о своих лошадях бесконечно.
Но, заметив, что она не слушает его, он умолк. В лунном свете ее вечернее платье казалось вырезанным из глыбы белого мрамора.
— Поехали, — нехотя предложил он. — Я отвезу нас назад. Бал еще не кончился, и мы сможем добраться до «Казино» меньше чем за пятнадцать минут.
— «Казино»? Ни в коем случае! Я хочу побольше узнать об этой лошади. Как вы сказали ее зовут — Тайгер-Мосс?
— Не думаю, что вам было интересно.
— Но я действительно хочу.
Франческа вошла в пустое стойло, где хранились попоны и сбруи, и присела на тюк чистой соломы, лежавший у стены. Откинув голову назад, она прислонилась затылком к стене, позволив шали небрежно соскользнуть с плеч и хорошо сознавая, насколько обещающим может показаться ему это движение. Он сразу понял, что она не собирается кокетничать или дразнить его. Одним широким шагом Валенский оказался рядом с ней, обнял и привлек к себе.
— «Тайгер-Мосс» был основным учебным самолетом в королевских ВВС, — шепнул он ей в ухо.
— Основным… — выдохнула Франческа.
— Самым-самым… — Валенский поцеловал ее в ямочку за ухом, а потом его губы медленно скользнули по ее щеке, пока не встретились с ее губами, и в этот миг все сразу и навсегда переменилось для них обоих.
Они будто перешагнули через невидимый барьер и очутились за крутым поворотом судеб. Они почти ничего не знали друг о друге, но теперь им обоим было уже не до расспросов, обещаний или предварительных условий. Случилось так, что они, прежде два независимых существа, соединившись, создали еще одно, совершенно новое, которому уже никогда больше не суждено было снова разделиться надвое.
Франческа оторвалась от его губ и, закинув руки за голову, вытащила шпильки, скреплявшие прическу. Водопад черных волос обрушился ей на плечи. Нетерпеливым движением она откинула их назад и, глядя в глаза Стаху, ловко выскользнула из платья и кринолина, отбросив их в сторону, как ненужные, ничего не стоящие тряпки. Выпорхнув из окутывавшего ее шифонового облака, она предстала перед ним во всем великолепии своей плоти и, совершенно обнаженная, лежа на кипе лошадиных попон, тихо смеялась, наблюдая за тем, как онемевший от изумления и тотчас же пришедший в дикое возбуждение Стах сражается со своим вечерним костюмом, торопясь избавиться от него. Очень скоро он был так же наг, как Она, и набросился на ее бесстыдно раскинувшееся тело с неистовством, которого не испытывал уже многие годы. И жемчужно-розовое создание волшебным образом преобразилось, превратившись в требовательное существо, хрипловатым нетерпеливым голосом умолявшее его как можно скорее овладеть ею. Она не предоставила ему ни секунды промедления. Мысли о собственном удовольствии растворились в нетерпении как можно скорее ощутить Стаха в себе, полностью обладать им. Она с королевской щедростью раскрылась перед ним, и он овладел ею. Акт их слияния был почти первобытным. Пока Стах шел к высшей точке наслаждения, Франческа смотрела снизу в его высвеченное лунным светом лицо с крепко зажмуренными глазами, искаженное выражением необыкновенной сосредоточенности, почти агонией, и улыбалась такой улыбкой, которая никогда не появлялась на ее лице прежде. Потом они лежали, сжимая друг друга в объятиях, укрывшись лошадиной попоной, и их разгоряченные тела исходили победным жаром. Теперь они могли уже нежно касаться друг друга, и в их прикосновениях жажда обладания уступила место пытливости, неистовство — тихой ласке. Потом они снова любили друг друга, и на этот раз Стах уже не позволил Франческе задавать темп. Он искусно подвел ее к оргазму, поразившему и даже напугавшему ее своей остротой и всепоглощающей силой. Они засыпали и вновь просыпались, чтобы наблюдать, как светлеет краешек неба, видный из-за выступа того стойла, в котором они устроились, что безошибочно свидетельствовало о приближавшемся рассвете.
— О боже, твои друзья… что они подумают? — спросил Стах, вдруг вспомнив про Файерстоунов.
— Мэтти поднимет шум, как разгневанный отец из викторианской мелодрамы, а Марго будет волноваться, сгорать от любопытства и останется довольна. А может быть, они сегодня рано улеглись и даже не подозревают, что я еще не вернулась… Правда, это маловероятно. Часа в два Мэтти начнет подумывать, не обратиться ли в полицию, но не станет этого делать, боясь лишней огласки.
— Думаю, лучше дать им знать, что ты в полной безопасности.
— Но еще рано звонить, взгляни, солнце только встает.
— Я схожу и велю Жану позвонить в отель и сообщить, что с тобой все в полном порядке и что ты скоро вернейься. Не вставай.
Спустя считанные минуты он вернулся:
— Дело сделано. Теперь мы можем обсудить наши планы на жизнь и поискать, чем бы позавтракать.
— Планы?
— Да, нашего венчания. Как можно более скорого и без всякой лишней суеты или со всей возможной помпой, если ты этого хочешь. Главное — поскорее.
Франческа от удивления привстала с кипы попон, на которых лежала. Соски ее грудей еще ныли от поцелуев, соломинки торчали в распущенных волосах. Она изумленно уставилась на него — он смотрел на нее сверху с откровенной самоуверенностью.
— Замуж?
— У тебя есть другие предложения?
Он сел и обнял ее, прижав ее голову лбом к тому месту, где его загорелая шея переходила в бело-розовую кожу на груди. Она подняла голову и переспросила опять:
— Замуж?
Стах набросил ей на плечи попону, чтобы уберечь от утренней прохлады. Своими сильными, привыкшими повелевать руками он схватил ее за предплечья у самых подмышек и заговорил своим обычным низким голосом, в котором послышался грохот кавалерийской атаки:
— Я достаточно взрослый, чтобы понимать: подобное не случается дважды в жизни, В моем возрасте нет места наивности. Это любовь, и, черт побери, я, наверное, не речистый любовник. Я не нахожу нужных слов, чтобы высказать то, что чувствую, поскольку подобное происходит со мной впервые. Прежде мне не доводилось говорить настоящих слов любви, все, что я говорил раньше, было лишь словами обольщения…
— Зато мне довелось пересказать все самые лучшие слова, когда-либо написанные о любви, но я никогда не любила по-настоящему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144