Закрытое белое платье и детские косички с бантиками резко контрастировали с прямыми густыми бровями Дэзи и блестевшими от возбуждения темными бархатными глазами, похожими на сердцевину анютиных глазок. Полные губы приобрели новый чувственный абрис, а она сама впервые в жизни до глубины души прониклась уверенностью в том, что именно ей выпало счастье быть душой компании, гвоздем сегодняшнего вечера. Она сразу стала очаровательной, будто единым духом впитала в себя и материализовала все очарование дома «Ла Марэ». Никто из гостей был не в силах оторвать от нее глаз. Такое впечатление, что все они вступили в когорту влюбленного Жан-Марка, подумала Анабель, все, кроме Рэма, чьи постоянные претензии к сводной сестре, кажется, только возросли при виде ее успеха. Рэм оставался в стороне с недовольным выражением на лице, а серые глаза его были холоднее, чем глаза покойного отца.
Анабель всегда радовалась бесстрашию Дэзи. Нужно иметь смелость быть красивой женщиной, считала она. Красота в ее представлении означает постоянную готовность к бою, красота способна поставить ее обладательницу в сто самых нежелательных для нее ситуаций, которых некрасивая женщина может спокойно избежать. А Дэзи остались год-два девичества, чтобы превратиться в красавицу, с грустью и с легкой завистью думала Анабель.
Все обитатели дома, около четырнадцати человек, приехали в город, чтобы потанцевать и полюбоваться фейерверком. Дэзи, привлекавшая всеобщее внимание, словно невеста, живая, как традиционная музыка кабачков, требовавшая оттанцевавших с ней одного умения — кружиться, весело и легко переходила от одного танцора к другому: от рыбака к местному художнику, от мэра Онфлера к Жан-Марку, от мясника к матросам французских военных судов, зашедших в порт, а от них — снова к Жан-Марку. Она так гордилась собой, словно молодое деревце, впервые одевшееся листвой по весне; ее серебристые волосы мелькали в воздухе, и даже косички не спасали — пряди все равно выбивались и путались. На губах играла улыбка наивного, неосознанного, беспричинного счастья. Щеки горели розовым румянцем, а блеск черных глаз делал ее порхавшую фигурку в белом платье неотразимо соблазнительной. Пока под безостановочные звуки музыки продолжался вечер, Дэзи, похоже, успела перетанцевать со всеми мужчинами в городе, за исключением Рэма. Но тот не танцевал вообще, предпочитая стоять, скрестив руки на груди, у края тесной толпы танцевавших пар, толкавших друг друга, и неодобрительно глядел на них с презрительным выражением. Наконец Анабель и Изабель де Люсини принялись упрашивать спутников ехать домой, к немалому огорчению всей компании, которая, кажется, готова была вновь вдребезги разнести Бастилию, если им не позволят станцевать еще хоть один танец.
* * *
На следующее утро все опоздали к завтраку, а Жан-Марк не появился вообще. Его мать отправилась к нему в комнату, чтобы разбудить, но обнаружила постель пустой, а на подушке адресованную ей записку:
Дорогая мама!
Прошлой ночью у меня состоялся разговор с Рэмом, делающий невозможным мое пребывание здесь ни минутой дольше. Сегодня днем я буду уже в Париже. У меня есть ключ от квартиры, так что не волнуйся. Пожалуйста, извинись от моего имени перед Анабель и поблагодари ее за то чудесное время, что я провел в ее доме. Я не в состоянии больше ничего объяснить, но остаться я не мог. Не грусти.
Любящий тебя Жан-Марк.
Пораженная Изабель показала записку Анабель.
— Ma cherie, вы хоть что-нибудь понимаете во всем этом?
— Рэм? Ничего не понимаю. При чем же здесь Рэм? Если бы Жан-Марк поссорился с Дэзи, то меня ничуть не удивило бы исчезновение бедняжки, но — Рэм?
— Я намерена расспросить его, — сказала Изабелль озабоченно, и они с Анабель направились по дому искать Рэма.
* * *
В тот день перед ленчем Дэзи, прихватив альбом для эскизов, отправилась в одно из своих любимых потайных мест — благоуханную эвкалиптовую рощу, откуда открывался приятный вид на фермерский домик и где вся земля была густо усыпана опавшими листьями, образовавшими толстый, мягкий ковер. Она пребывала в приятной сладостной истоме после вчерашнего ночного триумфа, и ей не хотелось приниматься за работу. Вместо этого она растянулась на ковре из листьев и крепко проспала несколько часов. Ее разбудил звук шагов, доносившихся с лесной тропинки. Заинтересовавшись, кто бы это мог быть, она выглянула из своего укрытия и увидела шедшего быстрым шагом Рэма.
— Рэм, я здесь, — сонным голосом позвала она.
Рэм вошел в рощу и, не здороваясь, остановился прямо перед ней. Дэзи взглянула на него и рассмеялась:
— Если ты пришел полюбоваться видом отсюда, то как раз загородил его мне, а сам стоишь к нему спиной.
Рэм опустился на листья рядом с ней и молча, грубо вырвал альбом у нее из рук. Потом он схватил ее любимые карандаши, переломил каждый пополам и отбросил обломки далеко в сторону. Дэзи молча, с удивлением следила за ним.
— Я выгнал Жан-Марка прочь, так что можешь больше не выпендриваться перед ним, как грязная шлюшка! — почти прошипел Рэм сдавленным голосом. — Это представление вчерашней ночью было последней каплей. Я в жизни не видел такого отвратительного, непристойного зрелища: ты вешалась на шею каждому встречному рыбаку, каждому матросу, каждому проклятому фермеру. Они, должно быть, считают тебя местной вертихвосткой!
— Что?! — Дэзи не могла взять в толк, о чем он говорит.
— И не думай притворяться, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Разоделась в пух и прах и прижималась ко всем здешним болванам, к каждому… да еще всеми частями тела! А что касается твоего бесценного Жан-Марка, то я сказал ему: «Может быть, у вас во Франции и принято, приехав в гости, соблазнять дочь хозяйки дома, но, по моему мнению, только грязная развратная свинья способна на подобную низость!»
— Соблазнять? Да ты с ума сошел! О господи, Рэм, я только позволила ему поцеловать себя в щеку, клянусь тебе. Он такой забавный, и не более того. Как ты мог подумать, что он может быть моим любовником? Ты все испортил, — сказала Дэзи, негодующе глядя на Рэма. Удивление и возмущение звенели в ее голосе. — Рэм, посмотри на меня, — приказала Дэзи. — Неужели по моему лицу не видно, что я не лгу?
Она протянула руку и попыталась, взяв его за подбородок, развернуть его лицом к себе, но от ее прикосновения он отпрянул, издав какой-то животный, протестующий звук.
— Нет, Рэм, это несправедливо! — воскликнула Дэзи и без всякой задней мысли, вполне невинно, просто чтобы прогнать обиженное выражение с обожаемого ею и сейчас такого угрюмого лица, крепко поцеловала Рэма прямо в плотно сжатые губы. Но этот ее поступок лишил его рассудка. Застонав, он обнял ее и зарылся лицом в ее волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144