И хотя Дэзи сделала слабое ответное движение, она так и не оторвала глаз от тигровых лилий.
Да, осторожно делились друг с другом сидевшие за столом женщины, сегодня вечером Ванесса, пожалуй, зашла чересчур уж далеко! Это надо будет хорошенько обсудить, когда кончится этот ужин с бесконечной чередой блюд. Что касается Рэма, то, будучи опытнее Дэзи в светских делах, он выглядел — или во всяком случае казался — невозмутимым: его красивое лицо и манеры джентльмена были безупречны, как всегда. Подчеркнуто вежливый, он ел с видимым удовольствием, оживленно беседовал со своими соседками. Время от времени, когда он за какую-то долю секунды успевал обежать глазами комнату, чтобы найти свою жертву, словно стервятник, круживший над добычей, в его глазах мелькало скрытое злорадство. Но этого никто не замечал.
После ужина Ванесса повела гостей в центральную гостиную. Дэзи едва дождалась этого момента и, как только Ванесса поднялась, вскочила со стула и выскользнула через дверь, ведущую на палубу. Хотя она торопилась покинуть салон, ей показалось, что все ее тело задеревенело и сковано той беспомощностью, которая нападает на нас в кошмарных снах, лишая способности двигаться. Она прошла мимо центрального помещения и торопливо повернула по направлению к своей каюте, но ее догнал Рэм.
— Стой! Нам надо поговорить! Это очень важно! — крикнул он, но так и не посмел сделать попытку дотронуться до нее.
Дэзи остановилась. Гнев, презрение, ужас — все разом куда-то исчезло, уступив место изумлению. Она изумилась тому, что он, оказывается, допускал возможность существования чего-то важного в их отношениях. Она чувствовала себя в относительной безопасности: стюард разносил бренди, и всего в нескольких шагах от них оставалась открытой дверь в центральный салон. Она видела находившихся там гостей и слышала ровное гудение голосов.
— Нам не о чем разговаривать с тобой. И теперь это уже навсегда, — произнесла она пересохшими губами.
— Анабель, — тихо промолвил он, не отрывая цепкого хищного взгляда от ее лица. — Анабель…
— Анабель? Она не имеет с тобой ничего общего. Ты когда-нибудь перестанешь лгать? Только неделю назад я получила от нее письмо.
— И она, конечно, не сообщила тебе…
Рэм был настолько уверен в своем предположении, что в его голосе даже не прозвучал вопрос.
Дэзи побледнела, пальцы ее крепче сжали перила. Он знал что-то, чего не знала она. На его лице заиграло знакомое ей выражение тщательно подавляемой мстительной радости.
— Что с Анабель? — спросила она шепотом, как будто это помогло бы в какой-то мере смягчить его ответ.
— У нее лейкемия.
— Я тебе не верю.
— Ты знаешь, что я говорю правду.
— Почему же она не написала об этом мне? И почему вдруг сообщила тебе? — Дэзи задала вопрос механически, но услышанное, проникнув в сознание, уже кололо сердце, словно острые осколки стекла.
— Потому что она считает, что у тебя и без того достаточно проблем с сестрой, которой ты должна помогать. Ей срочно понадобились деньги, и она не хотела, чтобы ты знала, что она в них нуждается. Ей известно, что ты на пределе. Вот она и обратилась ко мне.
— О господи!.. — простонала Дэзи. — Только не Анабель…
Анабель, ставшая для нее второй матерью… Анабель, любимая подруга, советчица. Человек, которому она с юности поверяла все свои тайны. Анабель, чье присутствие и жизни согревало Дэзи щедрым весельем и лаской и до последнего дня давало ощущение, что и у нее есть свой дом. Анабель, помогавшая Дэзи преодолеть чувство сиротства.
— Врачи заверили ее, что при благоприятном течении болезни и надлежащем уходе она может рассчитывать на долгие годы жизни. Это хроническая форма лейкемии, а не острая. Ей нет еще шестидесяти, так что она вполне в состоянии прожить тихо и мирно до конца дней, но… весь вопрос в деньгах.
— Но у тебя же есть деньги!
— Анабель вышвырнула меня из своего дома десять лет назад и заявила, что не желает больше видеть меня и слышать обо мне. Она никогда не меняла своего решения. И вот теперь попросила денег. Но я не вижу причин давать их ей, разве только если я сам пожелаю проявить великодушие. Анабель — всего лишь бывшая любовница моего отца. Он оставил ей весьма приличное состояние, которое утекло у нее между пальцами, поскольку она не воспользовалась моими советами. Она держалась за свои акции «Ролле» столько же, сколько и ты. Я не уважаю людей, которые не в состоянии распорядиться своими деньгами.
— Анабель была так добра к тебе! — почти выкрикнула Дэзи, но он проигнорировал ее слова.
— Если бы я решился помогать ей, это означало бы взять на себя тяжелые непредвиденные расходы, причем на неопределенный срок. Благоразумный человек вряд ли пойдет на такой шаг. Вполне очевидно, что она не может больше содержать «Ла Марэ» и принимать постояльцев — у нее просто не хватит на это сил. Если же она продаст имение, это обеспечит ей какую-то сумму. Правда, ее хватит ненадолго. После продажи встанет вопрос о том, где ей жить — в частной лечебнице или снимать квартиру. Это будет зависеть от ее физического состояния. Ей понадобится помощь, если не сейчас, то уж во всяком случае позднее. И надо будет постоянно оплачивать счета от врачей, а это может продолжаться и десять, и пятнадцать, и даже двадцать лет. Анабель не сможет платить за все это сама…
— Но зачем ей продавать «Ла Марэ»? Ты ведь знаешь так же хорошо, как и я, что если Анабель суждено прожить еще долгие годы, то на земле нет другого места, где она была бы столь же счастлива. У тебя достаточно денег, чтобы дать ей столько, сколько требуется, не задумываясь… Ведь где-то же ей надо жить… Раз она обратилась к тебе за помощью, то зачем же вынуждать ее продавать дом? Ты ведь поможешь ей…
Голос Дэзи пресекся, когда она увидела его лицо, высокомерное в своем праведном гневе.
— Я не чувствую никаких моральных обязательств поддерживать Анабель материально. Никаких. Однако у меня есть предложение, способное разрешить эту проблему. Уже много лет меня беспокоят сообщения моих друзей, посещающих Соединенные Штаты. Мне говорили о том, что ты охотишься за выгодными заказами на портреты, ища клиентов у хозяев тех богатых домов, где останавливаются эти мои друзья. Мне-то в отличие от них известно, зачем тебе нужны деньги. Так вот знай, единственное условие, при котором я соглашусь взять на себя все расходы по содержанию Анабель, пока она не умрет, заключается в следующем: ты откажешься от своей паршивой работы и от халтуры на стороне, от всех этих своих портретов — и возвратишься в Лондон.
— Ты и правда сошел с ума! — медленно прошептала Дэзи.
— Почему же?! Я ничего не прошу в обмен на те расходы, которые в течение многих лет будут висеть на мне тяжелым бременем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Да, осторожно делились друг с другом сидевшие за столом женщины, сегодня вечером Ванесса, пожалуй, зашла чересчур уж далеко! Это надо будет хорошенько обсудить, когда кончится этот ужин с бесконечной чередой блюд. Что касается Рэма, то, будучи опытнее Дэзи в светских делах, он выглядел — или во всяком случае казался — невозмутимым: его красивое лицо и манеры джентльмена были безупречны, как всегда. Подчеркнуто вежливый, он ел с видимым удовольствием, оживленно беседовал со своими соседками. Время от времени, когда он за какую-то долю секунды успевал обежать глазами комнату, чтобы найти свою жертву, словно стервятник, круживший над добычей, в его глазах мелькало скрытое злорадство. Но этого никто не замечал.
После ужина Ванесса повела гостей в центральную гостиную. Дэзи едва дождалась этого момента и, как только Ванесса поднялась, вскочила со стула и выскользнула через дверь, ведущую на палубу. Хотя она торопилась покинуть салон, ей показалось, что все ее тело задеревенело и сковано той беспомощностью, которая нападает на нас в кошмарных снах, лишая способности двигаться. Она прошла мимо центрального помещения и торопливо повернула по направлению к своей каюте, но ее догнал Рэм.
— Стой! Нам надо поговорить! Это очень важно! — крикнул он, но так и не посмел сделать попытку дотронуться до нее.
Дэзи остановилась. Гнев, презрение, ужас — все разом куда-то исчезло, уступив место изумлению. Она изумилась тому, что он, оказывается, допускал возможность существования чего-то важного в их отношениях. Она чувствовала себя в относительной безопасности: стюард разносил бренди, и всего в нескольких шагах от них оставалась открытой дверь в центральный салон. Она видела находившихся там гостей и слышала ровное гудение голосов.
— Нам не о чем разговаривать с тобой. И теперь это уже навсегда, — произнесла она пересохшими губами.
— Анабель, — тихо промолвил он, не отрывая цепкого хищного взгляда от ее лица. — Анабель…
— Анабель? Она не имеет с тобой ничего общего. Ты когда-нибудь перестанешь лгать? Только неделю назад я получила от нее письмо.
— И она, конечно, не сообщила тебе…
Рэм был настолько уверен в своем предположении, что в его голосе даже не прозвучал вопрос.
Дэзи побледнела, пальцы ее крепче сжали перила. Он знал что-то, чего не знала она. На его лице заиграло знакомое ей выражение тщательно подавляемой мстительной радости.
— Что с Анабель? — спросила она шепотом, как будто это помогло бы в какой-то мере смягчить его ответ.
— У нее лейкемия.
— Я тебе не верю.
— Ты знаешь, что я говорю правду.
— Почему же она не написала об этом мне? И почему вдруг сообщила тебе? — Дэзи задала вопрос механически, но услышанное, проникнув в сознание, уже кололо сердце, словно острые осколки стекла.
— Потому что она считает, что у тебя и без того достаточно проблем с сестрой, которой ты должна помогать. Ей срочно понадобились деньги, и она не хотела, чтобы ты знала, что она в них нуждается. Ей известно, что ты на пределе. Вот она и обратилась ко мне.
— О господи!.. — простонала Дэзи. — Только не Анабель…
Анабель, ставшая для нее второй матерью… Анабель, любимая подруга, советчица. Человек, которому она с юности поверяла все свои тайны. Анабель, чье присутствие и жизни согревало Дэзи щедрым весельем и лаской и до последнего дня давало ощущение, что и у нее есть свой дом. Анабель, помогавшая Дэзи преодолеть чувство сиротства.
— Врачи заверили ее, что при благоприятном течении болезни и надлежащем уходе она может рассчитывать на долгие годы жизни. Это хроническая форма лейкемии, а не острая. Ей нет еще шестидесяти, так что она вполне в состоянии прожить тихо и мирно до конца дней, но… весь вопрос в деньгах.
— Но у тебя же есть деньги!
— Анабель вышвырнула меня из своего дома десять лет назад и заявила, что не желает больше видеть меня и слышать обо мне. Она никогда не меняла своего решения. И вот теперь попросила денег. Но я не вижу причин давать их ей, разве только если я сам пожелаю проявить великодушие. Анабель — всего лишь бывшая любовница моего отца. Он оставил ей весьма приличное состояние, которое утекло у нее между пальцами, поскольку она не воспользовалась моими советами. Она держалась за свои акции «Ролле» столько же, сколько и ты. Я не уважаю людей, которые не в состоянии распорядиться своими деньгами.
— Анабель была так добра к тебе! — почти выкрикнула Дэзи, но он проигнорировал ее слова.
— Если бы я решился помогать ей, это означало бы взять на себя тяжелые непредвиденные расходы, причем на неопределенный срок. Благоразумный человек вряд ли пойдет на такой шаг. Вполне очевидно, что она не может больше содержать «Ла Марэ» и принимать постояльцев — у нее просто не хватит на это сил. Если же она продаст имение, это обеспечит ей какую-то сумму. Правда, ее хватит ненадолго. После продажи встанет вопрос о том, где ей жить — в частной лечебнице или снимать квартиру. Это будет зависеть от ее физического состояния. Ей понадобится помощь, если не сейчас, то уж во всяком случае позднее. И надо будет постоянно оплачивать счета от врачей, а это может продолжаться и десять, и пятнадцать, и даже двадцать лет. Анабель не сможет платить за все это сама…
— Но зачем ей продавать «Ла Марэ»? Ты ведь знаешь так же хорошо, как и я, что если Анабель суждено прожить еще долгие годы, то на земле нет другого места, где она была бы столь же счастлива. У тебя достаточно денег, чтобы дать ей столько, сколько требуется, не задумываясь… Ведь где-то же ей надо жить… Раз она обратилась к тебе за помощью, то зачем же вынуждать ее продавать дом? Ты ведь поможешь ей…
Голос Дэзи пресекся, когда она увидела его лицо, высокомерное в своем праведном гневе.
— Я не чувствую никаких моральных обязательств поддерживать Анабель материально. Никаких. Однако у меня есть предложение, способное разрешить эту проблему. Уже много лет меня беспокоят сообщения моих друзей, посещающих Соединенные Штаты. Мне говорили о том, что ты охотишься за выгодными заказами на портреты, ища клиентов у хозяев тех богатых домов, где останавливаются эти мои друзья. Мне-то в отличие от них известно, зачем тебе нужны деньги. Так вот знай, единственное условие, при котором я соглашусь взять на себя все расходы по содержанию Анабель, пока она не умрет, заключается в следующем: ты откажешься от своей паршивой работы и от халтуры на стороне, от всех этих своих портретов — и возвратишься в Лондон.
— Ты и правда сошел с ума! — медленно прошептала Дэзи.
— Почему же?! Я ничего не прошу в обмен на те расходы, которые в течение многих лет будут висеть на мне тяжелым бременем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144