Жалобы подруги на сей счет были для нее не в новинку.
— Почему я обязана, черт побери, составлять для них подробную карту? Ведь мужчинам не приходится указывать нам, женщинам, где у них член. Это несправедливо!
— Ну и куда бы ты хотела передвинуть клитор? — невозмутимо поинтересовалась Дэзи. — На кончик носа?
— Из-за этого я, конечно, не собираюсь бросать секс, — поспешила заверить подругу Кики, — но в этой области требуются реформы.
— Гм-м, — хмыкнула Дэзи, терпеливо ожидая, когда Кики доберется до истинной причины начатого ею разговора. Всякий раз, когда та затевала подобную беседу, это означало, что у нее на уме нечто другое.
— Раз уж мы подняли эту тему, то есть одна вещь, касающаяся тебя, которую я до сих пор не могу понять, — продолжала Кики.
— Всего одну?
— Да, как тебе удается до сих пор оставаться девственницей? Все только и говорят про это, ты понимаешь? Тебя прозвали «Валенская — поцелуй меня в щечку».
— Понимаю. Это совсем не по-американски… Я смущаю тебя, не так ли? — рассмеялась Дэзи.
— Все к тому идет. Ты понимаешь, что скоро тебе будет девятнадцать? Всего через несколько месяцев, а ты все еще девственна. Не будем говорить о том, по-американски это или нет, но это просто неестественно и вредно для здоровья. Правда, Дэзи, я говорю серьезно.
— Я жду своего принца, — начиная раздражаться, ответила Дэзи.
— Вздор. Ты ходишь на танцы с Марком Горовицем, который без ума от Жанет, а она не любит танцевать; ты ездишь кататься верхом с этим гомиком Джином; ты ходишь в кино с кем попало, но обязательно в толпе; ты позволяешь Тиму Россу покупать тебе пиццу, а он настолько влюблен в тебя, что счастлив был бы заплатить даже за твою колбасу с перцем; ты ездишь в китайский ресторан в Сан-Франциско с тремя девицами… подумать только, в то время как любой, самый привлекательный парень в колледже готов бежать за тобой на край света! Я уж не говорю про всех тех мужиков, с которыми я тебя знакомила, когда мы ездили к нам домой на каникулы! Самые завидные женихи Гросс-Пойнта, включая этих очаровательных задниц, моих братцев, были высокомерно отвергнуты тобой. А те, с которыми ты встречалась летом у Анабель? Я видела письма, которые они тебе шлют, а ты даже не соизволишь на них ответить. Что с тобой? — закончила, подбоченившись под своим пончо, Кики, в негодовании сверкая глазами.
Внезапно посерьезнев, Дэзи взглянула на подругу. Кики уже затевала этот разговор года два назад, и совершенно очевидно, что поднятая ею тема настолько всерьез волнует ее, что она способна начать действовать. А уж если Кики возьмется за дело, то она сумеет освободить… хоть самого Наполеона с острова Эльба.
— О'кей, ты права. Я действительно не желаю связываться ни с одним мужчиной. Я не хочу, чтобы кто-то посторонний приобрел хоть какую-то власть надо мной. Я не желаю близости ни с одним мужчиной. Меня выводит из себя, если они считают себя вправе поцеловать меня просто потому, что мы вместе провели вечер. Какого дьявола, кто их об этом просит, кто им это позволяет?! Как они смеют вести себя так, будто я им чем-то обязана?!
— Ладно, смотри на все это проще, успокойся, никто не говорит о подобных вещах. Предполагается, что тебе должна нравиться физическая близость с парнями. Или тебе в детстве не рассказывали об этом? Разве я не просвещала тебя на этот счет?
— Но мне вовсе не нравится это, я совершенно не желаю пробовать это, вот в чем дело. Ты должна понять это раз и навсегда, — сказала Дэзи, подводя итог разговору.
— Ты права, я должна, но вряд ли мне это удастся.
— Постарайся, — посоветовала ей Дэзи.
С первого дня появления Дэзи в Санта-Крусе самые разные молодые люди досаждали ей своими нежными чувствами, но, по мере того как у нее оставалось все меньше свободного времени, их обожание стало вызывать у нее не больше волнения, чем забытая в прачечной рубашка. Ни одному из них она не подала ни малейшей надежды на возможность обладания ею, отвергая их любовь.
К девятнадцати годам красота Дэзи расцвела. Ее необыкновенные серебристые волосы, которые она никогда не стригла и лишь изредка подрезала не более чем на полсантиметра, почти достигали талии. Как Дэзи ни старалась укротить их, заплетал в косу, завязывая в пучок или перетягивая ленточками, все равно более короткие пряди выбивались и курчавились у неб на шее, висках и ушах, образуя сияющий ореол вокруг лица. Кожа ее сохраняла теплый оттенок спелой груши, унаследованный ею от Франчески, а глаза ее разили мужчин наповал. Огромные, бархатистые и бездонные, они неизменно притягивали, оставаясь загадочными. Хороши были и се соболиные брови, добавлявшие красоты ее лицу. По мере того как Дэзи становилась старше, линия ее пухлых славянских губ — единственное, что, помимо цвета волос, делало ее похожей на Стаха, — становилась более жесткой. В Санта-Крусе она еще продолжала расти, но на ее фигуре не сказалась университетская пища. Дэзи оставалась такой же стройной и гибкой, как прежде. Каждый день, невзирая на погоду, она скакала верхом, и у нее сформировались сильные, но изящные руки, плечи, икры ног и бедра, свойственные наездникам. Ее груди немного увеличились в объеме, но остались такими же высокими и упругими, как и четыре года назад.
Они обе, Кики и Дэзи, носили собственную униформу, которую придумали себе при поступлении в университет: джинсы и свитера ручной вязки, причем джинсы должны были выглядеть как можно потрепаннее, а свитера и кофты напоминали кольчуги из древних времен. Валенская и Кавана стали живыми легендами кампуса, где каждый был своеобразной личностью, но эти девушки выделялись среди всех своей внешностью и взглядами, не говоря уже о Тезев. спавшем у них в комнате и сопровождавшем их повсюду. Единственным местом, куда псу по требованию остальных студентов вход был воспрещен, оставалась столовая.
Невзирая на задушевную дружбу, Дэзи никогда не рассказывала Кики про Дэни, которой она дважды в неделю посылала по почте рисунки с изображениями сценок из ее собственной жизни либо из жизни самой Дэни, или портреты учителей Дэни и ее подруг, так хорошо знакомых Дэзи. Порой Дэзи задавалась вопросом, не следует ли сообщить Кики о существовании своей сестры-близнеца, но год шел за годом, а подходящий для этого момент так и не наступал. Дэзи по-прежнему находилась под властью того табу, которое наложил ее отец еще тогда, когда ей было всего шесть лет, табу настолько абсолютного, что она даже не задавалась вопросом о его причинах. Чем дальше, тем обязательнее и сильнее становилось это табу, поскольку никогда не возникал сам предмет обсуждения или объяснений. Просто существовал ужасный запрет, который необходимо соблюдать, ибо последствия его нарушения непредсказуемы, иррациональны, но от этого не менее реальны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
— Почему я обязана, черт побери, составлять для них подробную карту? Ведь мужчинам не приходится указывать нам, женщинам, где у них член. Это несправедливо!
— Ну и куда бы ты хотела передвинуть клитор? — невозмутимо поинтересовалась Дэзи. — На кончик носа?
— Из-за этого я, конечно, не собираюсь бросать секс, — поспешила заверить подругу Кики, — но в этой области требуются реформы.
— Гм-м, — хмыкнула Дэзи, терпеливо ожидая, когда Кики доберется до истинной причины начатого ею разговора. Всякий раз, когда та затевала подобную беседу, это означало, что у нее на уме нечто другое.
— Раз уж мы подняли эту тему, то есть одна вещь, касающаяся тебя, которую я до сих пор не могу понять, — продолжала Кики.
— Всего одну?
— Да, как тебе удается до сих пор оставаться девственницей? Все только и говорят про это, ты понимаешь? Тебя прозвали «Валенская — поцелуй меня в щечку».
— Понимаю. Это совсем не по-американски… Я смущаю тебя, не так ли? — рассмеялась Дэзи.
— Все к тому идет. Ты понимаешь, что скоро тебе будет девятнадцать? Всего через несколько месяцев, а ты все еще девственна. Не будем говорить о том, по-американски это или нет, но это просто неестественно и вредно для здоровья. Правда, Дэзи, я говорю серьезно.
— Я жду своего принца, — начиная раздражаться, ответила Дэзи.
— Вздор. Ты ходишь на танцы с Марком Горовицем, который без ума от Жанет, а она не любит танцевать; ты ездишь кататься верхом с этим гомиком Джином; ты ходишь в кино с кем попало, но обязательно в толпе; ты позволяешь Тиму Россу покупать тебе пиццу, а он настолько влюблен в тебя, что счастлив был бы заплатить даже за твою колбасу с перцем; ты ездишь в китайский ресторан в Сан-Франциско с тремя девицами… подумать только, в то время как любой, самый привлекательный парень в колледже готов бежать за тобой на край света! Я уж не говорю про всех тех мужиков, с которыми я тебя знакомила, когда мы ездили к нам домой на каникулы! Самые завидные женихи Гросс-Пойнта, включая этих очаровательных задниц, моих братцев, были высокомерно отвергнуты тобой. А те, с которыми ты встречалась летом у Анабель? Я видела письма, которые они тебе шлют, а ты даже не соизволишь на них ответить. Что с тобой? — закончила, подбоченившись под своим пончо, Кики, в негодовании сверкая глазами.
Внезапно посерьезнев, Дэзи взглянула на подругу. Кики уже затевала этот разговор года два назад, и совершенно очевидно, что поднятая ею тема настолько всерьез волнует ее, что она способна начать действовать. А уж если Кики возьмется за дело, то она сумеет освободить… хоть самого Наполеона с острова Эльба.
— О'кей, ты права. Я действительно не желаю связываться ни с одним мужчиной. Я не хочу, чтобы кто-то посторонний приобрел хоть какую-то власть надо мной. Я не желаю близости ни с одним мужчиной. Меня выводит из себя, если они считают себя вправе поцеловать меня просто потому, что мы вместе провели вечер. Какого дьявола, кто их об этом просит, кто им это позволяет?! Как они смеют вести себя так, будто я им чем-то обязана?!
— Ладно, смотри на все это проще, успокойся, никто не говорит о подобных вещах. Предполагается, что тебе должна нравиться физическая близость с парнями. Или тебе в детстве не рассказывали об этом? Разве я не просвещала тебя на этот счет?
— Но мне вовсе не нравится это, я совершенно не желаю пробовать это, вот в чем дело. Ты должна понять это раз и навсегда, — сказала Дэзи, подводя итог разговору.
— Ты права, я должна, но вряд ли мне это удастся.
— Постарайся, — посоветовала ей Дэзи.
С первого дня появления Дэзи в Санта-Крусе самые разные молодые люди досаждали ей своими нежными чувствами, но, по мере того как у нее оставалось все меньше свободного времени, их обожание стало вызывать у нее не больше волнения, чем забытая в прачечной рубашка. Ни одному из них она не подала ни малейшей надежды на возможность обладания ею, отвергая их любовь.
К девятнадцати годам красота Дэзи расцвела. Ее необыкновенные серебристые волосы, которые она никогда не стригла и лишь изредка подрезала не более чем на полсантиметра, почти достигали талии. Как Дэзи ни старалась укротить их, заплетал в косу, завязывая в пучок или перетягивая ленточками, все равно более короткие пряди выбивались и курчавились у неб на шее, висках и ушах, образуя сияющий ореол вокруг лица. Кожа ее сохраняла теплый оттенок спелой груши, унаследованный ею от Франчески, а глаза ее разили мужчин наповал. Огромные, бархатистые и бездонные, они неизменно притягивали, оставаясь загадочными. Хороши были и се соболиные брови, добавлявшие красоты ее лицу. По мере того как Дэзи становилась старше, линия ее пухлых славянских губ — единственное, что, помимо цвета волос, делало ее похожей на Стаха, — становилась более жесткой. В Санта-Крусе она еще продолжала расти, но на ее фигуре не сказалась университетская пища. Дэзи оставалась такой же стройной и гибкой, как прежде. Каждый день, невзирая на погоду, она скакала верхом, и у нее сформировались сильные, но изящные руки, плечи, икры ног и бедра, свойственные наездникам. Ее груди немного увеличились в объеме, но остались такими же высокими и упругими, как и четыре года назад.
Они обе, Кики и Дэзи, носили собственную униформу, которую придумали себе при поступлении в университет: джинсы и свитера ручной вязки, причем джинсы должны были выглядеть как можно потрепаннее, а свитера и кофты напоминали кольчуги из древних времен. Валенская и Кавана стали живыми легендами кампуса, где каждый был своеобразной личностью, но эти девушки выделялись среди всех своей внешностью и взглядами, не говоря уже о Тезев. спавшем у них в комнате и сопровождавшем их повсюду. Единственным местом, куда псу по требованию остальных студентов вход был воспрещен, оставалась столовая.
Невзирая на задушевную дружбу, Дэзи никогда не рассказывала Кики про Дэни, которой она дважды в неделю посылала по почте рисунки с изображениями сценок из ее собственной жизни либо из жизни самой Дэни, или портреты учителей Дэни и ее подруг, так хорошо знакомых Дэзи. Порой Дэзи задавалась вопросом, не следует ли сообщить Кики о существовании своей сестры-близнеца, но год шел за годом, а подходящий для этого момент так и не наступал. Дэзи по-прежнему находилась под властью того табу, которое наложил ее отец еще тогда, когда ей было всего шесть лет, табу настолько абсолютного, что она даже не задавалась вопросом о его причинах. Чем дальше, тем обязательнее и сильнее становилось это табу, поскольку никогда не возникал сам предмет обсуждения или объяснений. Просто существовал ужасный запрет, который необходимо соблюдать, ибо последствия его нарушения непредсказуемы, иррациональны, но от этого не менее реальны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144