Как-то раз Байере заметил, что Шеннон сильно прихрамывает в своих новых сапогах, приобретенных у «М. Дж. Ноуд Инк.», солидной фирмы, снабдившей его также великолепной одеждой для верховой езды.
— Какие-то проблемы с сапогами, мистер Шеннон? — не без злорадства заметил Байере.
— Стер лодыжки до крови, — равнодушно ответил Шеннон, говоря об этом, как о чем-то несущественном. — Полагаю, что так бывает всегда, когда разнашиваешь новые сапоги.
— Совсем необязательно, но далеко не все переносят это так стойко, как вы.
— Какой размер обуви носите вы, мистер Байере?
— Двенадцатый.
— Это мой размер. Не продадите ли мне свои сапоги?
— Что? Нет, мистер Шеннон, вряд ли вам понравятся мои сапоги.
— И все же они мне понравились. Это как раз то, что мне надо. Прекрасная кожа и хорошо разношены. У нас с вами один размер, а у вас наверняка есть еще несколько пар.
— Разумеется.
— Я заплачу столько, сколько вы скажете, Байере, но я хочу купить ваши сапоги. Готов заплатить за них вдвое дороже, чем заплатили вы при покупке, нет, черт побери, втрое.
— Вы в этом абсолютно уверены, мистер Шеннон? — спросил Байере, не подавая виду, насколько он оскорблен.
— Господи, ведь это просто сапоги, а не какая-либо святыня! — воскликнул Патрик, не замечая собственной наглости. Все три последних часа он испытывал страшную боль, но ни за что на свете не признался бы в этом.
— Они — ваши, — отрывисто бросил Байере. — Отдаю даром.
Он многим занимался в своей жизни, но никогда не торговал поношенной обувью.
— Спасибо, Байере, — ответил Шеннон, — я высоко ценю вашу щедрость.
Он считал, что Байере поступил так, как обязан был поступить мужчина в подобной ситуации, как бы он ни пожалел затем об упущенной выгоде. Бизнес есть бизнес. Шеннон не имел ни малейшего представления о том культе вещей и о трепетном отношении ко всем кожаным штуковинам, который царит в мире лошадников.
Скряга ты, Пэт Шеннон, что бы ты там ни воображал о себе, мать твою, думал Байере, вручая ему свои поношенные сапоги.
Многие люди, бывшие рядом с Шенноном в разные периоды его жизни, не очень лестно думали о нем, и все они рано или поздно убеждались в том, что самые худшие их предположения на его счет оказывались верными. Мало кто из них любил Шеннона, но, если бы даже тот узнал об этом, вряд ли он сильно удивился. Его это мало заботило, тем более что, карабкаясь все выше, он даже не вспоминал имен этих людей. Он был авантюристом чистой воды и всего, чего он достиг, добился сам, следуя только им самим намеченным планам и ни у кого не прося советов.
Мало кого в деловом мире Шеннон считал себе равным. По крайней мере, ни один, кто унаследовал свое состояние от родителей, как бы велико оно ни было, не мог быть причислен в его глазах к этой избранной группе. Они должны были сделать себя сами. Бог видит, он же сумел!
Еще находясь в сиротском приюте, Шеннон удостоился стипендии для продолжения образования в частной католической школе для мальчиков имени Святого Антония. Эту стипендию для мальчиков-сирот, обнаруживших отличные способности в учебе и спорте, учредил бывший воспитанник школы, пожилой бездетный миллионер. Очутившись в школе Святого Антония, Шеннон впервые попал в совершенно новый мир, который ему предстояло завоевать. Ему были незнакомы те мальчики-из высшего среднего класса Восточного побережья, среди которых он оказался; все, что те считали само собой разумеющимся, было для него непознанной страной. Первые два года он наблюдал, прислушивался, изучал, чувствуя себя гораздо уютнее в компании взрослых преподавателей и воспитателей, чем среди своих сверстников. Благодаря няням из приюта, обучавшим его, он всегда говорил правильно; к тому же, на его счастье, в школе считалось обязательным ношение формы, и все мальчики были одеты одинаково. Он привык к тому, что его черные волосы должны быть коротко подстрижены, что его агрессивность на футбольном поле и способности к бейсболу только приветствуются, и к тому, что, как бы ни изнурял он учебой свой мозг, предпочтительнее демонстрировать знания и интеллект во время экзаменов или в контрольных работах, а не в классной комнате.
С юных лет он готовил себя к тому, чтобы прорваться наверх. Пэт Шеннон очень тщательно выбирал среди товарищей тех мальчиков, с которыми хотел бы подружиться, и наметил для себя одноклассников, выделявшихся среди остальных не столько выдающимися способностями, сколько наличием характера. К моменту окончания школы у Пэта было шестеро друзей, с которыми он не расставался. Верность друзьям была его религией. Если бы кто-то из друзей попросил его без объяснения причин, скажем, послезавтра днем встретиться, например, в Сингапуре, Пэт обязательно был бы там к назначенному сроку. И его друзья отвечали ему тем же. Лишенный в детстве семьи, он создал ее для себя из своих друзей. Этот жестокий человек имел любящую душу, но предпочитал, чтобы его любили немногие, и в этом была его сила.
В детстве Шеннон был высоким, крепко скроенным мальчиком, быстрым и резким, как леопард. Его внешность не оставляла сомнений в его происхождении. Он являл собой классический тип брюнета-ирландца с иссиня-черными волосами, широко расставленными темно-синими глазами, тяжелыми густыми бровями, высоким лбом и белой, легко красневшей от прилива крови кожей, а его улыбка была столь открытой и обезоруживающей, что могла легко заставить собеседника позабыть о его остром уме, хотя это было отнюдь не безопасно.
В старших классах он стал старостой, капитаном футбольной команды и первым учеником по всем предметам. Он сумел добиться максимальной стипендии для поступления в Тьюлейн и окончил его в три года за счет напряженных занятий, оставаясь в школе каждое лето и резко сократив занятия спортом, ограничившись только футболом. К двадцати трем годам Патрик Шеннон, выпускник Гарвардской школы бизнеса, был готов завоевать мир.
За неделю до окончания Гарварда его заметил и нанял на работу Нэт Темпл, человек несколько десятилетий назад основавший корпорацию «Супракорп». Шеннон отвел себе десять лет, чтобы достичь положения, близкого к самому верху в структуре корпорации. Первые три года он был обречен на совершенно нещадную, изнурительную работу. Навещая своих друзей, Пэт Шеннон убедился в том, что для хорошей жизни требуются время и деньги, но, по его расчетам, у него до тридцати лет не должно было появиться ни того, ни другого. Хотя его манили удовольствия жизни, врожденная самодисциплина и вошедшая в плоть и кровь целеустремленность вынуждали его не отступать от намеченного плана. Он никогда не рассчитывал жениться на деньгах, хотя среди сестер его друзей и одноклассников было немало таких, кто бы мог предоставить ему подобную возможность, но в браке такого рода его ничто не привлекало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
— Какие-то проблемы с сапогами, мистер Шеннон? — не без злорадства заметил Байере.
— Стер лодыжки до крови, — равнодушно ответил Шеннон, говоря об этом, как о чем-то несущественном. — Полагаю, что так бывает всегда, когда разнашиваешь новые сапоги.
— Совсем необязательно, но далеко не все переносят это так стойко, как вы.
— Какой размер обуви носите вы, мистер Байере?
— Двенадцатый.
— Это мой размер. Не продадите ли мне свои сапоги?
— Что? Нет, мистер Шеннон, вряд ли вам понравятся мои сапоги.
— И все же они мне понравились. Это как раз то, что мне надо. Прекрасная кожа и хорошо разношены. У нас с вами один размер, а у вас наверняка есть еще несколько пар.
— Разумеется.
— Я заплачу столько, сколько вы скажете, Байере, но я хочу купить ваши сапоги. Готов заплатить за них вдвое дороже, чем заплатили вы при покупке, нет, черт побери, втрое.
— Вы в этом абсолютно уверены, мистер Шеннон? — спросил Байере, не подавая виду, насколько он оскорблен.
— Господи, ведь это просто сапоги, а не какая-либо святыня! — воскликнул Патрик, не замечая собственной наглости. Все три последних часа он испытывал страшную боль, но ни за что на свете не признался бы в этом.
— Они — ваши, — отрывисто бросил Байере. — Отдаю даром.
Он многим занимался в своей жизни, но никогда не торговал поношенной обувью.
— Спасибо, Байере, — ответил Шеннон, — я высоко ценю вашу щедрость.
Он считал, что Байере поступил так, как обязан был поступить мужчина в подобной ситуации, как бы он ни пожалел затем об упущенной выгоде. Бизнес есть бизнес. Шеннон не имел ни малейшего представления о том культе вещей и о трепетном отношении ко всем кожаным штуковинам, который царит в мире лошадников.
Скряга ты, Пэт Шеннон, что бы ты там ни воображал о себе, мать твою, думал Байере, вручая ему свои поношенные сапоги.
Многие люди, бывшие рядом с Шенноном в разные периоды его жизни, не очень лестно думали о нем, и все они рано или поздно убеждались в том, что самые худшие их предположения на его счет оказывались верными. Мало кто из них любил Шеннона, но, если бы даже тот узнал об этом, вряд ли он сильно удивился. Его это мало заботило, тем более что, карабкаясь все выше, он даже не вспоминал имен этих людей. Он был авантюристом чистой воды и всего, чего он достиг, добился сам, следуя только им самим намеченным планам и ни у кого не прося советов.
Мало кого в деловом мире Шеннон считал себе равным. По крайней мере, ни один, кто унаследовал свое состояние от родителей, как бы велико оно ни было, не мог быть причислен в его глазах к этой избранной группе. Они должны были сделать себя сами. Бог видит, он же сумел!
Еще находясь в сиротском приюте, Шеннон удостоился стипендии для продолжения образования в частной католической школе для мальчиков имени Святого Антония. Эту стипендию для мальчиков-сирот, обнаруживших отличные способности в учебе и спорте, учредил бывший воспитанник школы, пожилой бездетный миллионер. Очутившись в школе Святого Антония, Шеннон впервые попал в совершенно новый мир, который ему предстояло завоевать. Ему были незнакомы те мальчики-из высшего среднего класса Восточного побережья, среди которых он оказался; все, что те считали само собой разумеющимся, было для него непознанной страной. Первые два года он наблюдал, прислушивался, изучал, чувствуя себя гораздо уютнее в компании взрослых преподавателей и воспитателей, чем среди своих сверстников. Благодаря няням из приюта, обучавшим его, он всегда говорил правильно; к тому же, на его счастье, в школе считалось обязательным ношение формы, и все мальчики были одеты одинаково. Он привык к тому, что его черные волосы должны быть коротко подстрижены, что его агрессивность на футбольном поле и способности к бейсболу только приветствуются, и к тому, что, как бы ни изнурял он учебой свой мозг, предпочтительнее демонстрировать знания и интеллект во время экзаменов или в контрольных работах, а не в классной комнате.
С юных лет он готовил себя к тому, чтобы прорваться наверх. Пэт Шеннон очень тщательно выбирал среди товарищей тех мальчиков, с которыми хотел бы подружиться, и наметил для себя одноклассников, выделявшихся среди остальных не столько выдающимися способностями, сколько наличием характера. К моменту окончания школы у Пэта было шестеро друзей, с которыми он не расставался. Верность друзьям была его религией. Если бы кто-то из друзей попросил его без объяснения причин, скажем, послезавтра днем встретиться, например, в Сингапуре, Пэт обязательно был бы там к назначенному сроку. И его друзья отвечали ему тем же. Лишенный в детстве семьи, он создал ее для себя из своих друзей. Этот жестокий человек имел любящую душу, но предпочитал, чтобы его любили немногие, и в этом была его сила.
В детстве Шеннон был высоким, крепко скроенным мальчиком, быстрым и резким, как леопард. Его внешность не оставляла сомнений в его происхождении. Он являл собой классический тип брюнета-ирландца с иссиня-черными волосами, широко расставленными темно-синими глазами, тяжелыми густыми бровями, высоким лбом и белой, легко красневшей от прилива крови кожей, а его улыбка была столь открытой и обезоруживающей, что могла легко заставить собеседника позабыть о его остром уме, хотя это было отнюдь не безопасно.
В старших классах он стал старостой, капитаном футбольной команды и первым учеником по всем предметам. Он сумел добиться максимальной стипендии для поступления в Тьюлейн и окончил его в три года за счет напряженных занятий, оставаясь в школе каждое лето и резко сократив занятия спортом, ограничившись только футболом. К двадцати трем годам Патрик Шеннон, выпускник Гарвардской школы бизнеса, был готов завоевать мир.
За неделю до окончания Гарварда его заметил и нанял на работу Нэт Темпл, человек несколько десятилетий назад основавший корпорацию «Супракорп». Шеннон отвел себе десять лет, чтобы достичь положения, близкого к самому верху в структуре корпорации. Первые три года он был обречен на совершенно нещадную, изнурительную работу. Навещая своих друзей, Пэт Шеннон убедился в том, что для хорошей жизни требуются время и деньги, но, по его расчетам, у него до тридцати лет не должно было появиться ни того, ни другого. Хотя его манили удовольствия жизни, врожденная самодисциплина и вошедшая в плоть и кровь целеустремленность вынуждали его не отступать от намеченного плана. Он никогда не рассчитывал жениться на деньгах, хотя среди сестер его друзей и одноклассников было немало таких, кто бы мог предоставить ему подобную возможность, но в браке такого рода его ничто не привлекало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144