Так за Корнилова!.. За Родину!.. За Веру! Мы грянем громкое «Ура! Ура! Ура!»
Лавр Георгиевич устало пил чай и просматривал газеты, которые раздобыл в станице Хаджиев. За движением Добровольческой армии большевики следили пристально. Главком южного направления Антонов-Овсеенко приказывал Ласкину, начальнику своей воздушной эскадрильи: «Отправить несколько истребителей для уничтожения колонны корниловцев… Корниловцы идут подводами… Истреблять их без пощады!»А какая-то газетенка не выдержала и обрадовала своих читателей: «Генерал Корнилов схвачен и повешен. Его бандиты, как затравленные волки, мечутся в кубанских степях…»
От горячего крепкого чая умелой заварки светлело в голове. Но озноб еще донимал. Лавр Георгиевич достал карту и придвинул лампу. От Выселок, куда сбежали трусливые защитники из Березанской, до Екатеринодара оставалось 80 верст. Опасный и трудный поход близился к концу.
Выселки, вопреки ожиданию, потребовали напряженного сражения. Похоже, на красных действовали кровожадные приказы из Петрограда. Два дня назад здесь произошло ожесточенное столкновение красноармейских частей с кубанскими добровольцами. Кубанцами командовал молодой генерал Покровский. Добровольцы были разбиты и отступили в сторону станицы Коренов-ской. Незадачливого командира кубанцев Покровского Лавр Георгиевич знал. На Юго-Западном фронте молоденький капитан слыл одним из самых отчаянных летчиков. После тарнопольского позора он натянул черкеску и уехал на родину. Дома, на Кубани, Покровский сколотил отряд недовольных казаков. За удачный бой под Эйнемом Кубанская Рада присвоила ему чин полковника. Сейчас он именовался генералом… Они, старорежимные генералы, получившие производство рескриптом царя, относились к такому стремительному росту в чинах с насмешкой. Ей-богу, капитан старой русской армии был ничем не хуже скороспелого генерала, получившего свои золотые широкие погоны не из рук государя, а от какой-то Кубанской Рады!
Победа над добровольцами Покровского придала красноармейцам силы. Лавр Георгиевич, взобравшись на высокий стог, не отрывал от глаз бинокля. Рядом с ним стоял Романовский. Над головами генералов изредка посвистывали пули. Внизу, спрятав лошадей за стог, ожидал конвой текинцев. Корнилов узнал правильные, редкие цепи офицеров и нашел знакомую фигуру Не-жинцева. Остро поблескивали штыки. Офицеры наступали во весь рост, не пригибаясь… Замысел Нежинцева был прост: захватить хутор Малеваный и угрожать станице слева… Корнилов повел биноклем по всей линии и узнал такие же редкие цепи марковцев. Впереди наступающих мелькала белая папаха генерала. Марков, подавая пример, вышагивал молодцевато и помахивал своим неизменным стеком. Щеголь неисправимый!
Внезапно с фланга по наступающим ударил сильный пулеметный огонь. Откуда вдруг? В окулярах бинокля возникла невзрачная мельница, едва заметная за холмом. Засада!
И корниловцы, и марковцы разом залегли. Лавр Георгиевич нетерпеливо задергал коленкой. Надо же так глупо напороться! Пулеметчик с мельницы заметил суету ординарцев возле одиноко-го стога. В сухой соломе зашипели горячие пули. Сбоку сдержанно покашливал невозмутимый Романовский.
Видно было, как вдоль залегших цепей бегали Нежинцев и Марков. «Стыдно, стыдно, господа… Вперед!» Поднялись, побежали… Но плотный огонь снова заставил залечь. А на прежнем рубеже осталось множество убитых. Какие досадные, невозвратимые потери!
Наконец ударила наша батарея. Молоденький полковник Миончинский знал и любил свое дело. Он так же, как и Корнилов, окончил Михайловское артиллерийское училище. Воевал в отряде Чернецова… Как артиллерист, Миончинский физически страдал от хронической нехватки снарядов. Поэтому «пустых» выстрелов у него, как правило, не бывало. «Нужда, – говаривал он, – научит метко стрелять!» Вот и теперь снаряд, другой, третий легли точно в цель. Мельница загорелась. И офицерские цепи снова поднялись во весь рост.
Внизу послышались громкие тревожные голоса – кто-то прискакал. Романовский проворно съехал со стога. Корнилов остался наверху один. Романовский едва не сбил Деникина. Весть пришла предельно неприятная: в нашем тылу появилась неприятельская конница. Под угрозой весь обоз… Когда Романовский снова вскарабкался на стог, Лавр Георгиевич раздраженно бросил:
– У них там в обозе два пулемета. Чего еще? Сами знаете: больше дать ничего не могу! Романовский доложил:
– Артиллеристы просят израсходовать неприкосновенный запас.
– Разрешаю. Снаряды ждут нас там… на станции! Уезжая, Деникин посмотрел на одинокую фигурку командую щего, торчавшую на самом верху:
– Иван Павлович, уведите вы его. Это же черт знает что!
– А вы попробуйте сами! – съехидничал Романовский.
У Деникина стали пучиться светлые, с генеральской строгостью глаза:
– Но ведь если… не дай, конечно, Бог… Вы ж понимаете, надеюсь?
Романовский возмутился:
– Антон Иваныч, он же может подумать, что я не столько о нем, сколько о себе забочусь!
И он снова полез на стог.
Выселки все же заняли. Красноармейцы не выдержали ожесточенного штыкового удара. Фронтовая выучка офицеров сказывалась. Успех обошелся добровольцам слишком дорого: убитыми и ранеными они потеряли более 400 человек. Хоронить убитых генерал Марков не разрешил. – Мы их похороним в Екатеринодаре… да! Они заслужили самые высокие воинские почести!
Своей властью он мобилизовал подводы. Обоз разбух до невероятных размеров. Одних только раненых и заболевших везли более тысячи человек. А предстояли еще бои за речные переправы и на подступах к самому Екатеринодару.
Обоз армии, как и все снабжение, находился на плечах старого генерала Эльснера, корниловского сослуживца по Юго-Западному фронту. «Каприз» генерала Маркова он понимал и разделял. Но кто бы вошел в его невыносимое положение! Обоз на марше растягивался на несколько верст. А его требовалось охранять!
– Евгений Феликсович, – утешил его Марков, – я вам пришлю роту своих орлов.
– Сергей Леонидович, – отпарировал Эльснер, – озаботьтесь лучше тем, чтобы ваши раненые не валялись на гнилой соломе.
Он пояснил: в походном лазарете нет ни одеял, ни простыней, ни полотенец. Все имевшееся белье пришлось израсходовать на перевязочный материал.
Соображая, генерал Марков запустил себе за ворот гимнастерки стек и с наслаждением почесывал спину. Заметив взгляд Эльснера, рассмеялся:
– Проклятые враги унутренние! Завелись… Мало мне врагов унешних!
Ночью его «орлы» устроили обыск в брошенных домах и притащили в лазарет вороха одеял, подушек, простыней. Этот беззастенчивый грабеж мало-помалу входил в обычай и назывался – «от благодарного населения».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
Лавр Георгиевич устало пил чай и просматривал газеты, которые раздобыл в станице Хаджиев. За движением Добровольческой армии большевики следили пристально. Главком южного направления Антонов-Овсеенко приказывал Ласкину, начальнику своей воздушной эскадрильи: «Отправить несколько истребителей для уничтожения колонны корниловцев… Корниловцы идут подводами… Истреблять их без пощады!»А какая-то газетенка не выдержала и обрадовала своих читателей: «Генерал Корнилов схвачен и повешен. Его бандиты, как затравленные волки, мечутся в кубанских степях…»
От горячего крепкого чая умелой заварки светлело в голове. Но озноб еще донимал. Лавр Георгиевич достал карту и придвинул лампу. От Выселок, куда сбежали трусливые защитники из Березанской, до Екатеринодара оставалось 80 верст. Опасный и трудный поход близился к концу.
Выселки, вопреки ожиданию, потребовали напряженного сражения. Похоже, на красных действовали кровожадные приказы из Петрограда. Два дня назад здесь произошло ожесточенное столкновение красноармейских частей с кубанскими добровольцами. Кубанцами командовал молодой генерал Покровский. Добровольцы были разбиты и отступили в сторону станицы Коренов-ской. Незадачливого командира кубанцев Покровского Лавр Георгиевич знал. На Юго-Западном фронте молоденький капитан слыл одним из самых отчаянных летчиков. После тарнопольского позора он натянул черкеску и уехал на родину. Дома, на Кубани, Покровский сколотил отряд недовольных казаков. За удачный бой под Эйнемом Кубанская Рада присвоила ему чин полковника. Сейчас он именовался генералом… Они, старорежимные генералы, получившие производство рескриптом царя, относились к такому стремительному росту в чинах с насмешкой. Ей-богу, капитан старой русской армии был ничем не хуже скороспелого генерала, получившего свои золотые широкие погоны не из рук государя, а от какой-то Кубанской Рады!
Победа над добровольцами Покровского придала красноармейцам силы. Лавр Георгиевич, взобравшись на высокий стог, не отрывал от глаз бинокля. Рядом с ним стоял Романовский. Над головами генералов изредка посвистывали пули. Внизу, спрятав лошадей за стог, ожидал конвой текинцев. Корнилов узнал правильные, редкие цепи офицеров и нашел знакомую фигуру Не-жинцева. Остро поблескивали штыки. Офицеры наступали во весь рост, не пригибаясь… Замысел Нежинцева был прост: захватить хутор Малеваный и угрожать станице слева… Корнилов повел биноклем по всей линии и узнал такие же редкие цепи марковцев. Впереди наступающих мелькала белая папаха генерала. Марков, подавая пример, вышагивал молодцевато и помахивал своим неизменным стеком. Щеголь неисправимый!
Внезапно с фланга по наступающим ударил сильный пулеметный огонь. Откуда вдруг? В окулярах бинокля возникла невзрачная мельница, едва заметная за холмом. Засада!
И корниловцы, и марковцы разом залегли. Лавр Георгиевич нетерпеливо задергал коленкой. Надо же так глупо напороться! Пулеметчик с мельницы заметил суету ординарцев возле одиноко-го стога. В сухой соломе зашипели горячие пули. Сбоку сдержанно покашливал невозмутимый Романовский.
Видно было, как вдоль залегших цепей бегали Нежинцев и Марков. «Стыдно, стыдно, господа… Вперед!» Поднялись, побежали… Но плотный огонь снова заставил залечь. А на прежнем рубеже осталось множество убитых. Какие досадные, невозвратимые потери!
Наконец ударила наша батарея. Молоденький полковник Миончинский знал и любил свое дело. Он так же, как и Корнилов, окончил Михайловское артиллерийское училище. Воевал в отряде Чернецова… Как артиллерист, Миончинский физически страдал от хронической нехватки снарядов. Поэтому «пустых» выстрелов у него, как правило, не бывало. «Нужда, – говаривал он, – научит метко стрелять!» Вот и теперь снаряд, другой, третий легли точно в цель. Мельница загорелась. И офицерские цепи снова поднялись во весь рост.
Внизу послышались громкие тревожные голоса – кто-то прискакал. Романовский проворно съехал со стога. Корнилов остался наверху один. Романовский едва не сбил Деникина. Весть пришла предельно неприятная: в нашем тылу появилась неприятельская конница. Под угрозой весь обоз… Когда Романовский снова вскарабкался на стог, Лавр Георгиевич раздраженно бросил:
– У них там в обозе два пулемета. Чего еще? Сами знаете: больше дать ничего не могу! Романовский доложил:
– Артиллеристы просят израсходовать неприкосновенный запас.
– Разрешаю. Снаряды ждут нас там… на станции! Уезжая, Деникин посмотрел на одинокую фигурку командую щего, торчавшую на самом верху:
– Иван Павлович, уведите вы его. Это же черт знает что!
– А вы попробуйте сами! – съехидничал Романовский.
У Деникина стали пучиться светлые, с генеральской строгостью глаза:
– Но ведь если… не дай, конечно, Бог… Вы ж понимаете, надеюсь?
Романовский возмутился:
– Антон Иваныч, он же может подумать, что я не столько о нем, сколько о себе забочусь!
И он снова полез на стог.
Выселки все же заняли. Красноармейцы не выдержали ожесточенного штыкового удара. Фронтовая выучка офицеров сказывалась. Успех обошелся добровольцам слишком дорого: убитыми и ранеными они потеряли более 400 человек. Хоронить убитых генерал Марков не разрешил. – Мы их похороним в Екатеринодаре… да! Они заслужили самые высокие воинские почести!
Своей властью он мобилизовал подводы. Обоз разбух до невероятных размеров. Одних только раненых и заболевших везли более тысячи человек. А предстояли еще бои за речные переправы и на подступах к самому Екатеринодару.
Обоз армии, как и все снабжение, находился на плечах старого генерала Эльснера, корниловского сослуживца по Юго-Западному фронту. «Каприз» генерала Маркова он понимал и разделял. Но кто бы вошел в его невыносимое положение! Обоз на марше растягивался на несколько верст. А его требовалось охранять!
– Евгений Феликсович, – утешил его Марков, – я вам пришлю роту своих орлов.
– Сергей Леонидович, – отпарировал Эльснер, – озаботьтесь лучше тем, чтобы ваши раненые не валялись на гнилой соломе.
Он пояснил: в походном лазарете нет ни одеял, ни простыней, ни полотенец. Все имевшееся белье пришлось израсходовать на перевязочный материал.
Соображая, генерал Марков запустил себе за ворот гимнастерки стек и с наслаждением почесывал спину. Заметив взгляд Эльснера, рассмеялся:
– Проклятые враги унутренние! Завелись… Мало мне врагов унешних!
Ночью его «орлы» устроили обыск в брошенных домах и притащили в лазарет вороха одеял, подушек, простыней. Этот беззастенчивый грабеж мало-помалу входил в обычай и назывался – «от благодарного населения».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185