Чрезвычайно много помогала этому библиотека. В строю не до регулярного чтения, особенно на войне, в окопах. Здесь же вдруг открылась бездна пустого времени. Книги читались допоздна, часто до рассвета. Многое из прочитанного становилось ослепительным открытием и подмывало на обсуждение за вечерним столом.
Молодежный конец стола возглавлялся генералом Марковым. Отменный строевик, в боях удивлявший даже заслуженных храбрецов, он и в чтение ударился со всею беззаветной страстью. Человек цельный, он привык отдаваться любому делу с головой. В книгах ему открылся необыкновенный мир. Порою он спускался к ужину, заложив поразившую его страницу пальцем. Корнилову, как старшему, приходилось остужать его отеческим замечанием:
– Сергей Леонидович, мы все это давно уже проходили! Генерал Эрдели часто не мог оторвать его от чтения:
– Сережа, глаза испортишь. Идем в сад. Погода прелесть…
– Постой, постой… – бормотал он. – Тут самое! Ты иди, иди, Иван, я тебя найду.
Однажды он влетел в столовую, потрясая раскрытой книжкой:
– Нет, вы только послушайте, господа!
Две последних ночи он штудировал Герцена и его поразила в «Былом и думах» глава под названием «Царь иудейский». Его бесхитростный военный ум был обескуражен могуществом Ротшильда. Шутка сказать, перед всесильным евреем склонил шею даже император Николай I!
Однако вывод был им сделан из прочитанного сугубо свой, марковский:
– Господа, я вам так скажу: мы все вместе были дураками. Какого черта мы орали: «Бей жидов, спасай Россию!» Сколько их и сколько нас? Смешно. Орать надо было одно: «Бей предателей!» Да, да, наших русских предателей. Все дело в них, а не… в каких-то там евреях. Подумаешь! Вон, выйди за калитку. Если у тебя в руке хотя бы плетка – еврей мимо тебя, как мышка. А мы им подставили шею: пилите или садитесь… повезем. Они и сели! И поехали! Так кто же в этом виноват: они или все же мы?!
Выкричавшись, он слегка остыл.
– Лавр Георгиевич, почему вы молчите? Вы не согласны со мной?
Ответил ему генерал Эрдели. Он сидел праздно, вытянув свои длинные совсем не кавалерийские ноги:– Сережа, я твоего Герцена не читал и читать не собираюсь. Такой же точно жид, как и Ротшильд… Но я тебе в пример поставлю лошадь. Да, нашу обыкновенную строевую лошадь. Сам Господь Бог устроил ее так, что она бегает на четырех ногах. И – прекрасно бегает, ты это знаешь. А теперь представь себе, что отыскался умник и задумал опыт: а что, если и человека с двух ног поставить на четыре?.. Не побежит ли он так же быстро, как и лошадь?..
– Ты это к чему, Иван? – не понял Марков.
Эрдели покачивался на стуле. Он видел недоумение на лицах всех своих товарищей.
– Я это к тому, Сережа милый, что негодяям вздумалось провести над нами, русскими, дурацкий опыт. Жили мы, слава Богу, и прожили бы, и незачем нас ставить на копыта, на четве реньки. Все равно по-лошадиному не побежим!
– Ну так а я о чем? – вскричал обрадованный Марков.
– И я о том же: о негодяях, о предателях. И я с тобой, мой милый, согласен совершеннейше… Слышал: генералишка этот, Бонч-Бруевич… Дорвался, видишь ли, до власти!
– Иван, Иван! – перебил нетерпеливо Марков. – Но согла сись, что Сруль все же опасен.
Генерал Лукомский вставил:
– Да-а уж… Где Сруль, там обязательно появится Смердяков!
– Да плевал я на Сруля, – хладнокровно продолжал Эрде ли. – Вот голосят: жиды спаивают Россию! Но почему же они сами не спиваются? А? Стоят у бочки и с ковшом в руках – а не спиваются! Мы же… тьфу! Как дети: опасно спички в руки дать…
Новосильцов, мрачно катавший хлебные шарики, неожиданно изрек:
– Читайте, господа, Библию.
– Читали! – заносчиво откликнулся Марков. – Думаете, не читали? В гимназии проходили…
– А вы сейчас прочтите, – советовал Новосильцов. – Причем начните с книги «Эсфирь».
Генерал Марков, не любивший штатских, отвернулся и спросил Эрдели:
– Иван, ты что-то там о Бонч-Бруевиче…
– Прохвост он, вот что я хотел сказать. Ты знаешь, что он требует убрать от нас текинцев?.. Наша беда – совсем не жиды. Беда наша – брусиловы и бонч-бруевичи.
Прапорщик Никитин, покраснев, поднял руку, словно гимназист:
– Ваше превосходительство, позвольте…
Он рассказал, что здесь в библиотеке отыскал брошюру этого самого Бонч-Бруевича, сочиненную в 1905 году. Тогда, в пору первого антирусского восстания, генерал писал и наставлял карателей, чтобы с презренными мятежниками расправлялись быстро и решительно, не дожидаясь судебного решения. Арестовал – и к стенке! Без церемоний!
– Где эта брошюра? – спросил Эрдели.
– Разрешите… я сейчас принесу.
Тоненькая книжечка в серой обложке пошла по рукам. Перелистывали, покачивали головами… Время и события изменяли людей неузнаваемо!
Кончилось все тем, что генерал Эрдели сделал на брошюре надпись: «Дорогому Могилевскому Совету от преданного автора» и утром попросил Хаджиева отослать ее с почты бандеролью в Могилев.
Так, или примерно так, развлекались узники Быховской тюрьмы: позволяли себе позабавиться, чтобы скрасить время вынужденного безделья и томительного ожидания.
Ожидания… чего?
В этом у арестованных не было единства. Но каждый жил завлекательной надеждой: наступит вдруг счастливый день – и они узнают, что все пропало, сгинуло, исчезло, как дурное наваждение, жизнь снова вошла в свои нормальные берега и они, генералы самых боевых частей, вновь вернутся к своим тяжелым и важным обязанностям – к службе. Ведь Россия продолжала воевать, и на германском фронте, как они знали, противник сосредоточил не менее 130 дивизий.
Окружавшая действительность однако тревожила все более. Газеты захлебывались от злобы и указывали на Быхов как на рассадник губительной заразы. Участились попытки самовольной расправы над арестованными. Несколько раз на станции из проходивших эшелонов выгружались осатаневшие солдаты и порывались кинуться в городишко, чтобы поднять генералов на штыки. С этой силой текинцам было бы не совладать. К счастью, выручал командир польского корпуса генерал Довбор-Мусниц-кий, бывший кавалергард. Он всякий раз поднимал по тревоге полк с пулеметами. У карателей сразу пропадала всякая охота, они, поворчав, снова грузились в теплушки и ехали дальше.
Сколько могла продолжаться такая зыбкая безопасность?
Полковник Тимановский, давний сослуживец Лавра Георгиевича по Стальной дивизии, постоянно жаловался на возмутительную обстановку в Георгиевском батальоне. Местные богатые евреи засыпали солдат подарками. Полковник приказал гнать их из расположения батальона. Они ловили солдат в городе. Тимановский видел, как росло противостояние верных текинцев и распропагандированных Георгиевских кавалеров. На все солдатские подходы текинцы непримиримо отвечали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
Молодежный конец стола возглавлялся генералом Марковым. Отменный строевик, в боях удивлявший даже заслуженных храбрецов, он и в чтение ударился со всею беззаветной страстью. Человек цельный, он привык отдаваться любому делу с головой. В книгах ему открылся необыкновенный мир. Порою он спускался к ужину, заложив поразившую его страницу пальцем. Корнилову, как старшему, приходилось остужать его отеческим замечанием:
– Сергей Леонидович, мы все это давно уже проходили! Генерал Эрдели часто не мог оторвать его от чтения:
– Сережа, глаза испортишь. Идем в сад. Погода прелесть…
– Постой, постой… – бормотал он. – Тут самое! Ты иди, иди, Иван, я тебя найду.
Однажды он влетел в столовую, потрясая раскрытой книжкой:
– Нет, вы только послушайте, господа!
Две последних ночи он штудировал Герцена и его поразила в «Былом и думах» глава под названием «Царь иудейский». Его бесхитростный военный ум был обескуражен могуществом Ротшильда. Шутка сказать, перед всесильным евреем склонил шею даже император Николай I!
Однако вывод был им сделан из прочитанного сугубо свой, марковский:
– Господа, я вам так скажу: мы все вместе были дураками. Какого черта мы орали: «Бей жидов, спасай Россию!» Сколько их и сколько нас? Смешно. Орать надо было одно: «Бей предателей!» Да, да, наших русских предателей. Все дело в них, а не… в каких-то там евреях. Подумаешь! Вон, выйди за калитку. Если у тебя в руке хотя бы плетка – еврей мимо тебя, как мышка. А мы им подставили шею: пилите или садитесь… повезем. Они и сели! И поехали! Так кто же в этом виноват: они или все же мы?!
Выкричавшись, он слегка остыл.
– Лавр Георгиевич, почему вы молчите? Вы не согласны со мной?
Ответил ему генерал Эрдели. Он сидел праздно, вытянув свои длинные совсем не кавалерийские ноги:– Сережа, я твоего Герцена не читал и читать не собираюсь. Такой же точно жид, как и Ротшильд… Но я тебе в пример поставлю лошадь. Да, нашу обыкновенную строевую лошадь. Сам Господь Бог устроил ее так, что она бегает на четырех ногах. И – прекрасно бегает, ты это знаешь. А теперь представь себе, что отыскался умник и задумал опыт: а что, если и человека с двух ног поставить на четыре?.. Не побежит ли он так же быстро, как и лошадь?..
– Ты это к чему, Иван? – не понял Марков.
Эрдели покачивался на стуле. Он видел недоумение на лицах всех своих товарищей.
– Я это к тому, Сережа милый, что негодяям вздумалось провести над нами, русскими, дурацкий опыт. Жили мы, слава Богу, и прожили бы, и незачем нас ставить на копыта, на четве реньки. Все равно по-лошадиному не побежим!
– Ну так а я о чем? – вскричал обрадованный Марков.
– И я о том же: о негодяях, о предателях. И я с тобой, мой милый, согласен совершеннейше… Слышал: генералишка этот, Бонч-Бруевич… Дорвался, видишь ли, до власти!
– Иван, Иван! – перебил нетерпеливо Марков. – Но согла сись, что Сруль все же опасен.
Генерал Лукомский вставил:
– Да-а уж… Где Сруль, там обязательно появится Смердяков!
– Да плевал я на Сруля, – хладнокровно продолжал Эрде ли. – Вот голосят: жиды спаивают Россию! Но почему же они сами не спиваются? А? Стоят у бочки и с ковшом в руках – а не спиваются! Мы же… тьфу! Как дети: опасно спички в руки дать…
Новосильцов, мрачно катавший хлебные шарики, неожиданно изрек:
– Читайте, господа, Библию.
– Читали! – заносчиво откликнулся Марков. – Думаете, не читали? В гимназии проходили…
– А вы сейчас прочтите, – советовал Новосильцов. – Причем начните с книги «Эсфирь».
Генерал Марков, не любивший штатских, отвернулся и спросил Эрдели:
– Иван, ты что-то там о Бонч-Бруевиче…
– Прохвост он, вот что я хотел сказать. Ты знаешь, что он требует убрать от нас текинцев?.. Наша беда – совсем не жиды. Беда наша – брусиловы и бонч-бруевичи.
Прапорщик Никитин, покраснев, поднял руку, словно гимназист:
– Ваше превосходительство, позвольте…
Он рассказал, что здесь в библиотеке отыскал брошюру этого самого Бонч-Бруевича, сочиненную в 1905 году. Тогда, в пору первого антирусского восстания, генерал писал и наставлял карателей, чтобы с презренными мятежниками расправлялись быстро и решительно, не дожидаясь судебного решения. Арестовал – и к стенке! Без церемоний!
– Где эта брошюра? – спросил Эрдели.
– Разрешите… я сейчас принесу.
Тоненькая книжечка в серой обложке пошла по рукам. Перелистывали, покачивали головами… Время и события изменяли людей неузнаваемо!
Кончилось все тем, что генерал Эрдели сделал на брошюре надпись: «Дорогому Могилевскому Совету от преданного автора» и утром попросил Хаджиева отослать ее с почты бандеролью в Могилев.
Так, или примерно так, развлекались узники Быховской тюрьмы: позволяли себе позабавиться, чтобы скрасить время вынужденного безделья и томительного ожидания.
Ожидания… чего?
В этом у арестованных не было единства. Но каждый жил завлекательной надеждой: наступит вдруг счастливый день – и они узнают, что все пропало, сгинуло, исчезло, как дурное наваждение, жизнь снова вошла в свои нормальные берега и они, генералы самых боевых частей, вновь вернутся к своим тяжелым и важным обязанностям – к службе. Ведь Россия продолжала воевать, и на германском фронте, как они знали, противник сосредоточил не менее 130 дивизий.
Окружавшая действительность однако тревожила все более. Газеты захлебывались от злобы и указывали на Быхов как на рассадник губительной заразы. Участились попытки самовольной расправы над арестованными. Несколько раз на станции из проходивших эшелонов выгружались осатаневшие солдаты и порывались кинуться в городишко, чтобы поднять генералов на штыки. С этой силой текинцам было бы не совладать. К счастью, выручал командир польского корпуса генерал Довбор-Мусниц-кий, бывший кавалергард. Он всякий раз поднимал по тревоге полк с пулеметами. У карателей сразу пропадала всякая охота, они, поворчав, снова грузились в теплушки и ехали дальше.
Сколько могла продолжаться такая зыбкая безопасность?
Полковник Тимановский, давний сослуживец Лавра Георгиевича по Стальной дивизии, постоянно жаловался на возмутительную обстановку в Георгиевском батальоне. Местные богатые евреи засыпали солдат подарками. Полковник приказал гнать их из расположения батальона. Они ловили солдат в городе. Тимановский видел, как росло противостояние верных текинцев и распропагандированных Георгиевских кавалеров. На все солдатские подходы текинцы непримиримо отвечали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185