Филоненко продолжал нашептывать, заставляя Савинкова склоняться ухом вбок:
– Они тут очень нас боятся. Я имею в виду террор… возмож ность покушения. Видите, как они нас пасут? И будут пасти, уверяю вас! Да вы и сами убедитесь…
В сопровождении Хаджиева они вошли в огромный кабинет Верховного. Лавр Георгиевич, маленький, измученный, поднялся за столом. Он приветствовал Савинкова и совсем не замечал Филоненко. Хаджиев, по обыкновению, застыл у двери. «Максимилиан прав», – отметил Савинков, располагаясь на жестком стуле возле самого стола. В кабинете появился генерал Лукомский. С папкой бумаг он остановился в нерешительности: он не ожидал увидеть посторонних.
– Лавр Георгиевич, – громко объявил Савинков, – я хотел бы поговорить с вами с глазу на глаз.
Немедленно повернулся и направился к двери Лукомский. За ним вяло поплелся Филоненко. Хаджиев пропустил всех и вышел сам. Корнилов и Савинков остались одни.
Бремя верховной военной власти, на взгляд Савинкова, сильно согнуло маленького генерала. В облике Корнилова появилось что-то беззащитное… После бессонных дорожных размышлений Савинков приглядывался ко всему вокруг оценочным взглядом придирчивого покупателя… Впрочем, на плечи генерала наваливались тяжести не только армейские, но и политические. Недаром Керенский опасался его одного, и больше никого. Ну разве еще Крымова…
Корнилов удивился, что Керенский не приехал сам, а прислал замену. Савинкову показалось, что генерал расстроился. Он принялся его успокаивать.
– Александр Федорович с нами, – заявил он. – Делегируя меня сюда, он специально подчеркнул, что питает надежду на ваш характер, на ваши силы. Вам надлежит как можно поскорее навести порядок в нашем кабаке. Повторяю вам: Александр Фе дорович за порядок!
Затем с оттенком барственного превосходства он упрекнул Корнилова за резкий тон «Записки».
– Она прочитана? – сухо спросил Корнилов, не отрывая сумрачного взгляда от сомкнутых рук, положенных перед собой на стол.
– Прочитана, прочитана… И еще как прочитана! Но… по звольте уж мне быть совершенно откровенным, генерал. Я знаю: вы не симпатизируете Керенскому. Да и не вы одни. Но вот вы его снимете… так? А кого вместо него? Ну, кого, кого? О-о, вот в том-то и дело! Некого. Совершенно некого. Альтернативы Керен скому нет. И это надо признать. И с этим надо смириться. По том… может быть. Но сейчас, в настоящую минуту… нету, просто нету никого!
К слову он ввернул, что буквально накануне пригрозил Керенскому собственной отставкой.
– Мы с вами союзники, генерал. Больше скажу: нам с вами надлежало бы дать аннибалову клятву. Ведь Отечество-то наше в опасности!
Колючим голосом Корнилов осведомился, каким это образом его «Записка» буквально на следующий день из правительственной канцелярии вдруг оказалась в редакциях газет? Савинков будто того и ждал. Он лучезарно улыбнулся, приложил к груди руки:
– Так а я-то о чем? Именно, именно! Не исключаю и вульгар ный шпионаж… да. Потому я и протягиваю руку, потому-то я и здесь: наше с вами Отечество в опасности, генерал!
О положении в столице он сообщил следующее. Сейчас, когда они сидят и разговаривают, в Петрограде открывается VI съезд партии большевиков, партии Ленина. «Товарищи» на этот раз настроены решительно: брать в руки оружие и захватывать власть силой. Июльские ошибки ими учтены, теперь они уверены в успехе. Поэтому Керенский, как глава правительства, обращается к Корнилову с призывом поторопиться с переброской к Петрограду надежных воинских частей. 3-й Конный корпус? Превосходно! Но нельзя ли все же поскорее? Сейчас дорог буквально каждый час!
Руки Корнилова разнялись и вновь соединились. Он заметил, что выступление большевиков, как видно, снова, как и в июле, связано с немецким наступлением. Рига оставлена нашими войсками, ожидается десант на Балтийское побережье. Если это произойдет, судьба Ревеля будет решена…
Савинков сказал:
– Большевики ждут немцев в Петрограде. В этом нет никаких сомнений. Ленин усердно исполняет свою роль. Александр Федо рович согласен объявить Петроград на осадном положении. Наша столица становится городом прифронтовым.
Дыхание Корнилова сделалось прерывистым. Он стиснул пальцы так, что остро обозначились худенькие коричневые костяшки.
– Я вижу дорогого мне человека в смертельной горячке. Я вижу, как его тело облепили мириады вшей. Здесь отнюдь не случай с Гулливером, здесь – страшней. Я не могу больше смот реть, я не могу больше мириться. Мою Россию растоптали, зара зили… волокут в могилу. Погодите, дайте мне сказать. Недавно у меня был разговор с двумя министрами. Сидят в моей приемной и сплетничают: «Нельзя-а… у него же нет никакой политической физиономии». Это они обо мне: «Нельзя-а… поймите же!» Болту ны проклятые! А я хочу лишь одного – смахнуть всех вшей и пусть страна поднимется и оглядится после своей горячки. Вот и вся моя политика!
– Прекрасно! – восторженно воскликнул Савинков. – Пре красно, генерал! Но успокойте же меня… всех нас, сказав вот так же честно, прямо, по-военному: вы хоть представляете, что в случае конфликта окажется у вас в руках? Ну что вы на меня так смотрите? У вас же окажется руль власти. Руль государственного управления Россией!
– Ну так что же? Не пойму, – нахмурился Корнилов. Савинков придвинулся:
– А вы уверены, что у вас хватит духу выпустить этот руль, отдать его в другие руки?
«Ах, вот они о чем! Вот что их тревожит…»– Простите великодушно, Борис Викторович, но я отвечу по-станичному. У нас в станице в таких случаях говорят: «Свек ровка-блядь снохе не верит!»
Всплеснув руками, Савинков вдруг раскатился счастливым громким смехом. Он покатывался и восклицал:
– Ах, ах… как замечательно!
Не удержавшись, улыбнулся и Корнилов:
– Вы никак не хотите поверить, что мне не нужна никакая ваша власть. Я – военный. Я принимал присягу. И я подчинюсь любому решению Учредительного собрания. Народ наш скажет свое слово – и я уйду.
Савинков вдруг засуетился:
– Прекрасно сказано, генерал. Это меняет все дело. Это же совершенно все меняет, генерал!
– Вспомните Минина, вспомните князя Пожарского. Ну? Каждый должен заниматься своим делом.
– Лавр Георгиевич… – голос Савинкова сделался укромным, вкрадчивым, – вы уполномочиваете меня передать все это Алек сандру Федоровичу? Не скрою, это его воодушевит.
– А для чего же мы с вами тут сидим? Передайте и добавьте: за решительным человеком я пойду как солдат. И никогда не отступлю! Решительного Керенского я поддержу всеми силами.
– Вашу руку, генерал! – вскричал Савинков. – Я немедлен но отправляюсь в Петроград. Я тороплюсь. Я думаю – теперь мы спасены!
«Насколько все же проще, легче разговаривать с военными, – думал Савинков, размышляя о своем успехе в Ставке и готовясь к встрече с Керенским.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185