«Куда торопитесь, служивые?» – «Как – куда? Правительство защищать!» – «А от кого? Мы, видишь, его тоже защищаем…» Паровозы нетерпеливо отдувались, пуская клубы пара по примороженной траве.
На соседний путь прибыл поезд, составленный из теплушек и классных вагонов. С подножки вагона соскочил стройный генерал Дитерихс, начальник штаба 3-го Конного корпуса. На вокзале ему доложили, что от станции Вырица прекратилось всякое движение в сторону Петрограда. Причина? Вооруженные отряды рабочих разбирают железнодорожные пути.
На рассвете на станции Нарва стали скапливаться эшелоны Уссурийской дивизии.
Ближе всех к Петрограду удалось продвинуться двум эшелонам Дикой дивизии. Начальник дивизии князь Багратион слепо исполнял все указания генерала Крымова. Долго находясь в пути, князь ничего не знал об аресте Корнилова. Князь по прямому проводу вызвал Могилев, Ставку. Вместо Лукомского с ним разговаривал генерал Романовский: «Прошу доложить генералу Корнилову, что туземцы исполнят свой долг перед Родиной и по приказу своего Верховного главнокомандующего, верховного героя, любящего больше всего на свете Святую Русь, прольют последнюю кровь, чтобы доказать, что он – единственный, который может достигнуть победы и остановить Отечество от гибели…»
Генерал Романовский понимал эйфорическое состояние грузинского князя, начальника дивизии. Недалекий умом, но исправный службист, он привык исполнять повеления начальства. Сейчас его пуще всего тревожит состояние испорченного железно-дорожного пути, и он просит, он требует немедленной присылки строительного батальона для ремонта полотна и укладки шпал с рельсами. Знал бы он, как изменилось положение! Местные картавые Советы так и жаждут крови русских генералов!.. Генерал Романовский провел весь разговор с начальником дивизии в спокойном тоне. Пусть князь Багратион продолжает исполнять свои обязанности. Главное сейчас не в нем, а в генерале Крымове. Этого не остановят никакие преграды. Он уже давно рвется действовать. Если только военному мятежу все-таки суждено случиться, то это будет не корниловский мятеж, а крымовский…
Романовский продиктовал телеграфисту: «Все передам… Но должен вам сказать, что железнодорожный батальон прислать вам не удастся, так как у нас его нет. Но, по-моему, в нем нет никакой надобности, так как от Вырицы до Царского Села 34 версты. Вы скорее дойдете походным порядком…»
«По высадке в Вырице следуем в походном порядке. Но восстановить путь необходимо для продвижения обозов и продовольст-вования».
«Понимаю… Прошу держать самую тесную связь с генералом Крымовым».
Романовский понимал, что князь Багратион будет продвигаться до тех пор, пока не столкнется с заслонами Красной гвардии и не получит от вездесущих агитаторов газету с ликующим сообщением о «полной победе демократии над гнусным мятежником». И все-таки оставалась надежда на генерала Крымова. Он вел на ненавистный Петроград свой мощный кавалерийский корпус.
Фигура генерала Крымова тревожила и обитателей Зимнего дворца. Это был опаснейший из всех имевшихся на службе военачальников. Его не устрашали ужасы междоусобицы. Он давно понял, что без великой крови в России не обойтись.
Крымова следовало арестовать или обезвредить любым иным доступным способом.
Командира 3-го Конного корпуса одолевала жажда деятельности. Хвастливые заявления Керенского о бескровном подавлении мятежа и «об единении всех сил народа и правительства» лишь распаляли ненависть лихого генерала. Душа его болела за поруганную армию, за опозоренных товарищей по строю. В конце зимы генерал Алексеев понадобился прохвостам всего на один день – уговорить командующих фронтами дать свое согласие на отречение царя. Теперь, осенью, генерал Корнилов потребовался им всего на один час – насмерть перепугать российского обывателя.
Генерал Крымов считал Корнилова человеком меча и боевого поля. Дернул же его черт сунуться в политику! Ловушка, в которую он угодил, была причиною того, что Корнилов утерял прямой военный взгляд на происходившие события.Генералы не годятся в профессиональные политики. Пример – судьба блистательного Наполеона. Только на острове Святой Елены этот гениальный полководец уразумел, какой игрушкой он сделался в руках пройдошливых людей, вершивших всеми европейскими делами. У русских генералов имелся опыт Скобелева, которому сование в политику принесло загадочную кончину в самом расцвете сил.
«С шулерами не садись!» – эту истину знает каждый новоиспеченный прапорщик. У этой сволочи крапленые колоды. Разве мыслимо их переиграть? Канделябр поувесистей – вот чем с ними следует «играть»!
Корнилов по праву считался одним из самых боевых генералов русской армии. Свою отвагу он доказывал неоднократно. Будь мятеж на самом деле, он не стал бы отсиживаться в Могилеве, а, подобно Наполеону на Аркольском мосту, лично возглавил бы свои отборные дивизии.
Ах, как умело использовали его «зарывистую» репутацию, как ловко подставили!
Крымов, в отличие от Корнилова, политику ненавидел и политиков презирал. Пустобрехи и рукосуи… Он был человеком строя и команды. В армии не митингуют, в армии действуют! Он считал, что власть следовало употребить еще ранним летом. Теперь гниль расползлась и задачи отягчались. Но тем решительней необходимо действовать!
Он стискивал зубы, читая «патриотические» завывания премьер-министра Керенского о «святом единении всей страны вокруг демократической власти».
3-й Конный корпус, закаленный в боях, представлял великую силу. Столичный гарнизон Крымов не ставил ни в грош: рвань и шваль. Более серьезной силой были отряды Красной гвардии, вдруг получившие хорошее вооружение. Недавно к ним присоединились две вполне боеспособные части: 2-й пулеметный полк и 180-й стрелковый.
Все равно перевес был на стороне наступающего корпуса.
Если бы не агитаторы! Язвы умелой пропаганды разлагали части с катастрофическою быстротой. Из мускулистых, дисциплинированных дивизий в несколько дней получался какой-то непристойный студень.
Вскоре движение на Петроград замедлилось, затем остановилось. Князь Гагарин, командир бригады, донес, что в Чеченском полку в качестве большевистского агитатора действует внук легендарного Шамиля.
Отчаяние Крымову было неизвестно. В этот же день он откомандировал двух надежных офицеров на Дон, к атаману Каледину. Он первым понял, что русским, измотанным длительной войнойс Германией, предстоит война еще более жестокая и беспощадная, самая кровавая междоусобица – свои против своих.
Еще весной, наезжая с фронта в Петроград, Крымов несколько раз появлялся в кабинете Корнилова. Разговор шел откровенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185
На соседний путь прибыл поезд, составленный из теплушек и классных вагонов. С подножки вагона соскочил стройный генерал Дитерихс, начальник штаба 3-го Конного корпуса. На вокзале ему доложили, что от станции Вырица прекратилось всякое движение в сторону Петрограда. Причина? Вооруженные отряды рабочих разбирают железнодорожные пути.
На рассвете на станции Нарва стали скапливаться эшелоны Уссурийской дивизии.
Ближе всех к Петрограду удалось продвинуться двум эшелонам Дикой дивизии. Начальник дивизии князь Багратион слепо исполнял все указания генерала Крымова. Долго находясь в пути, князь ничего не знал об аресте Корнилова. Князь по прямому проводу вызвал Могилев, Ставку. Вместо Лукомского с ним разговаривал генерал Романовский: «Прошу доложить генералу Корнилову, что туземцы исполнят свой долг перед Родиной и по приказу своего Верховного главнокомандующего, верховного героя, любящего больше всего на свете Святую Русь, прольют последнюю кровь, чтобы доказать, что он – единственный, который может достигнуть победы и остановить Отечество от гибели…»
Генерал Романовский понимал эйфорическое состояние грузинского князя, начальника дивизии. Недалекий умом, но исправный службист, он привык исполнять повеления начальства. Сейчас его пуще всего тревожит состояние испорченного железно-дорожного пути, и он просит, он требует немедленной присылки строительного батальона для ремонта полотна и укладки шпал с рельсами. Знал бы он, как изменилось положение! Местные картавые Советы так и жаждут крови русских генералов!.. Генерал Романовский провел весь разговор с начальником дивизии в спокойном тоне. Пусть князь Багратион продолжает исполнять свои обязанности. Главное сейчас не в нем, а в генерале Крымове. Этого не остановят никакие преграды. Он уже давно рвется действовать. Если только военному мятежу все-таки суждено случиться, то это будет не корниловский мятеж, а крымовский…
Романовский продиктовал телеграфисту: «Все передам… Но должен вам сказать, что железнодорожный батальон прислать вам не удастся, так как у нас его нет. Но, по-моему, в нем нет никакой надобности, так как от Вырицы до Царского Села 34 версты. Вы скорее дойдете походным порядком…»
«По высадке в Вырице следуем в походном порядке. Но восстановить путь необходимо для продвижения обозов и продовольст-вования».
«Понимаю… Прошу держать самую тесную связь с генералом Крымовым».
Романовский понимал, что князь Багратион будет продвигаться до тех пор, пока не столкнется с заслонами Красной гвардии и не получит от вездесущих агитаторов газету с ликующим сообщением о «полной победе демократии над гнусным мятежником». И все-таки оставалась надежда на генерала Крымова. Он вел на ненавистный Петроград свой мощный кавалерийский корпус.
Фигура генерала Крымова тревожила и обитателей Зимнего дворца. Это был опаснейший из всех имевшихся на службе военачальников. Его не устрашали ужасы междоусобицы. Он давно понял, что без великой крови в России не обойтись.
Крымова следовало арестовать или обезвредить любым иным доступным способом.
Командира 3-го Конного корпуса одолевала жажда деятельности. Хвастливые заявления Керенского о бескровном подавлении мятежа и «об единении всех сил народа и правительства» лишь распаляли ненависть лихого генерала. Душа его болела за поруганную армию, за опозоренных товарищей по строю. В конце зимы генерал Алексеев понадобился прохвостам всего на один день – уговорить командующих фронтами дать свое согласие на отречение царя. Теперь, осенью, генерал Корнилов потребовался им всего на один час – насмерть перепугать российского обывателя.
Генерал Крымов считал Корнилова человеком меча и боевого поля. Дернул же его черт сунуться в политику! Ловушка, в которую он угодил, была причиною того, что Корнилов утерял прямой военный взгляд на происходившие события.Генералы не годятся в профессиональные политики. Пример – судьба блистательного Наполеона. Только на острове Святой Елены этот гениальный полководец уразумел, какой игрушкой он сделался в руках пройдошливых людей, вершивших всеми европейскими делами. У русских генералов имелся опыт Скобелева, которому сование в политику принесло загадочную кончину в самом расцвете сил.
«С шулерами не садись!» – эту истину знает каждый новоиспеченный прапорщик. У этой сволочи крапленые колоды. Разве мыслимо их переиграть? Канделябр поувесистей – вот чем с ними следует «играть»!
Корнилов по праву считался одним из самых боевых генералов русской армии. Свою отвагу он доказывал неоднократно. Будь мятеж на самом деле, он не стал бы отсиживаться в Могилеве, а, подобно Наполеону на Аркольском мосту, лично возглавил бы свои отборные дивизии.
Ах, как умело использовали его «зарывистую» репутацию, как ловко подставили!
Крымов, в отличие от Корнилова, политику ненавидел и политиков презирал. Пустобрехи и рукосуи… Он был человеком строя и команды. В армии не митингуют, в армии действуют! Он считал, что власть следовало употребить еще ранним летом. Теперь гниль расползлась и задачи отягчались. Но тем решительней необходимо действовать!
Он стискивал зубы, читая «патриотические» завывания премьер-министра Керенского о «святом единении всей страны вокруг демократической власти».
3-й Конный корпус, закаленный в боях, представлял великую силу. Столичный гарнизон Крымов не ставил ни в грош: рвань и шваль. Более серьезной силой были отряды Красной гвардии, вдруг получившие хорошее вооружение. Недавно к ним присоединились две вполне боеспособные части: 2-й пулеметный полк и 180-й стрелковый.
Все равно перевес был на стороне наступающего корпуса.
Если бы не агитаторы! Язвы умелой пропаганды разлагали части с катастрофическою быстротой. Из мускулистых, дисциплинированных дивизий в несколько дней получался какой-то непристойный студень.
Вскоре движение на Петроград замедлилось, затем остановилось. Князь Гагарин, командир бригады, донес, что в Чеченском полку в качестве большевистского агитатора действует внук легендарного Шамиля.
Отчаяние Крымову было неизвестно. В этот же день он откомандировал двух надежных офицеров на Дон, к атаману Каледину. Он первым понял, что русским, измотанным длительной войнойс Германией, предстоит война еще более жестокая и беспощадная, самая кровавая междоусобица – свои против своих.
Еще весной, наезжая с фронта в Петроград, Крымов несколько раз появлялся в кабинете Корнилова. Разговор шел откровенный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185