Сегодня ему исполнился год. Твоя дочь, как только узнала об этом, без колебаний сняла с шеи золотую цепочку и надела ее на принца Якова.
– Этот поступок по достоинству оценили их величества. У Филиппы есть явное умение найти подход к великим мира сего. Мне кажется, нам следует как можно скорее представить ее ко двору Генриха Тюдора. Нисколько не сомневаюсь, девочка моя, что там для нее найдется достойный супруг.
Розамунда, казалось, не слышала, о чем говорил кузен. Она сидела напротив с отсутствующим взглядом и все время повторяла одно и то же:
– Он меня не узнал.
– Наберись терпения! – ласково посоветовал Том. Он почти физически ощущал боль, терзавшую бедное сердце Розамунды. – Наберись отваги! Ты же всегда была храброй!
– Но я люблю его, Том, – слабым голосом отозвалась леди Фрайарсгейт. – Я еще никогда никого не любила так, как люблю Патрика. И не думаю, что смогу полюбить кого-то другого. Если он так и не вспомнит обо мне, не вспомнит о нас – что я буду делать?
– Подумаем об этом тогда, когда придет время, кузина, – посоветовал Том. – Больше мы ничего не можем сделать.
Розамунда слабо кивнула.
Поначалу у нее не было сил ухаживать за графом. Но Том с Адамом убедили ее, что Патрику пойдет только на пользу то, что она будет проводить с ним как можно больше времени. Однако это давалось Розамунде нелегко. Граф по-прежнему не узнавал ее и обращался с ней как с чужой. Он был подчеркнуто вежлив, но равнодушен.
– Вы умудрились порядком напугать нас всех, милорд, – сказала Розамунда однажды вечером. Апрель уже был на исходе. – До сих пор удивляюсь, что заставило вас все-таки открыть глаза и очнуться. Мы уже почти утратили надежду.
– Я почувствовал запах белого вереска, – ответил Патрик. И Розамунда вспомнила, что в тот день приняла ванну и вымыла волосы любимым мылом с ароматом белого вереска.
– Вы почувствовали запах? – переспросила Розамунда.
– Это ваш запах, – заметил граф.
– Да, мой. – Розамунда кивнула и вспомнила, что Патрику всегда нравился запах белого вереска.
– Но в тот день он был особенно сильным, – продолжал граф.
– Тогда я только что приняла ванну, – ответила Розамунда.
– Мой сын сказал, что мы с вами собирались пожениться, – неожиданно добавил граф Гленкирк.
– Да, это верно, – медленно произнесла Розамунда, растерянно посмотрев на него.
– И вы все еще хотите выйти за меня, мадам? – полюбопытствовал граф.
– Как я могу выйти за мужчину, который даже не помнит, кто я такая? – с горечью спросила Розамунда. – Если ваша память не восстановится, милорд, ни о какой свадьбе не может быть и речи.
– Разве вы не хотите стать графиней? – снова спросил Патрик.
Розамунда нарочито рассмеялась, чтобы скрыть невольно навернувшиеся на глаза слезы.
– Я собиралась замуж не для того, чтобы стать графиней, милорд. И прежде чем вы зададите следующий вопрос, спешу заверить, что собиралась замуж не ради денег – их у меня достаточно. Точно так же, как и вы хотели жениться на мне не ради приданого.
– Так почему же мы решили пожениться? У меня взрослый сын и двое внуков. Я больше не нуждаюсь в наследниках, – резонно заметил граф.
– Вы и не можете больше иметь наследников, милорд. Болезнь умертвила ваше семя много лет назад. Мы хотели пожениться, потому что любили друг друга, – сказала Розамунда. Слезы готовы были вот-вот брызнуть из ее глаз.
– Чтобы я на старости лет вдруг влюбился? – Патрик готов был рассмеяться, но заметил, что его слова неприятно поразили прелестную сиделку, и, смутившись, добавил: – Простите, мадам. Просто у меня не укладывается в голове, что мужчина в моем возрасте мог бы всерьез влюбиться в красивую молодую женщину. И вы ответили на мою любовь?
– Да, ответила, – горделиво вскинув голову, сказала Розамунда. – Всю зиму мы провели вместе, и вы вернулись со мной на лето во Фрайарсгейт. Там мы решили пожениться. И еще решили, что будем проводить в моем поместье весну, лето и половину осени, а ближе к зиме переезжать в Гленкирк. Вы считали, что Адам во время вашего отсутствия показал себя хорошим хозяином и он вполне мог бы обойтись без вас.
– Хотя вы так говорите и я вам верю, все равно это не укладывается у меня в голове. Я ничего не помню, – признался Патрик.
– И вы не помните, как в прошлом году по просьбе короля ездили в Сан-Лоренцо? – спросила Розамунда.
– Нет, не помню, – в растерянности произнес Патрик. – Я бы ни за что на свете не вернулся в Сан-Лоренцо, ведь это то самое место, где у меня похитили мою дорогую дочку Жанет. Нет. По своей воле я не поехал бы в Сан-Лоренцо.
– И все же вы это сделали, потому что так пожелал ваш король, а вы всегда были его преданным слугой, – возразила Розамунда. – Там мы провели чудесную зиму и начало весны. Наши слуги, Дермид и Энни, поженились там с нашего благословения.
– Дермид Мур женился?! – искренне удивился граф. – А что понадобилось от меня Якову Стюарту? Зачем он посылал меня в Сан-Лоренцо?
– Мой король вынуждал вашего короля стать членом так называемой «Священной лиги». Поскольку изначально этот союз замышлялся против Франции, ваш король не собирался в него вступать. Он отправил вас в Сан-Лоренцо в надежде, что вам удастся ослабить союз, переговорив с посланниками Венеции и Священной Римской империи, – пояснила Розамунда.
– И мне это удалось?
– Нет. Хотя король Яков с самого начала не надеялся на успех, он считал своим долгом предпринять все возможное, чтобы предотвратить войну. По дороге домой мы заехали в Париж. Вы получили аудиенцию у короля Людовика Двенадцатого и заверили его в том, что король Яков не собирается нарушать слово, данное Франции. И вы ничего не помните? – заключила свой пересказ Розамунда.
– Ничегошеньки, мадам, – покачал головой Патрик. – Я все еще с трудом верю в то, что набрался храбрости туда вернуться.
– Вы очень не хотели ехать в Сан-Лоренцо, – напомнила Розамунда, – но все же мы отправились туда и были счастливы там.
Повисло долгое неловкое молчание.
– Мне очень жаль, мадам, но память сыграла со мной жестокую шутку, – наконец извиняющимся тоном произнес граф.
– Вы можете назвать последние события из тех, которые помните, милорд? – спросила Розамунда.
Патрик снова отрицательно покачал головой.
– Кажется, я вспоминаю себя в Гленкирке, – неуверенно произнес он, а потом спросил: – Какой сейчас год?
– По христианскому календарю сейчас апрель, милорд, тысяча пятьсот тринадцатого года, – ответила Розамунда. – И мы не в Гленкирке, а в Эдинбурге.
Граф выглядел искренне удивленным.
– Тысяча пятьсот тринадцатый… – повторил он. – А мне казалось, что сейчас тысяча пятьсот одиннадцатый год, мадам. Похоже, я и не заметил, как потерял два года жизни. Но все-таки я помню почти все основные события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Этот поступок по достоинству оценили их величества. У Филиппы есть явное умение найти подход к великим мира сего. Мне кажется, нам следует как можно скорее представить ее ко двору Генриха Тюдора. Нисколько не сомневаюсь, девочка моя, что там для нее найдется достойный супруг.
Розамунда, казалось, не слышала, о чем говорил кузен. Она сидела напротив с отсутствующим взглядом и все время повторяла одно и то же:
– Он меня не узнал.
– Наберись терпения! – ласково посоветовал Том. Он почти физически ощущал боль, терзавшую бедное сердце Розамунды. – Наберись отваги! Ты же всегда была храброй!
– Но я люблю его, Том, – слабым голосом отозвалась леди Фрайарсгейт. – Я еще никогда никого не любила так, как люблю Патрика. И не думаю, что смогу полюбить кого-то другого. Если он так и не вспомнит обо мне, не вспомнит о нас – что я буду делать?
– Подумаем об этом тогда, когда придет время, кузина, – посоветовал Том. – Больше мы ничего не можем сделать.
Розамунда слабо кивнула.
Поначалу у нее не было сил ухаживать за графом. Но Том с Адамом убедили ее, что Патрику пойдет только на пользу то, что она будет проводить с ним как можно больше времени. Однако это давалось Розамунде нелегко. Граф по-прежнему не узнавал ее и обращался с ней как с чужой. Он был подчеркнуто вежлив, но равнодушен.
– Вы умудрились порядком напугать нас всех, милорд, – сказала Розамунда однажды вечером. Апрель уже был на исходе. – До сих пор удивляюсь, что заставило вас все-таки открыть глаза и очнуться. Мы уже почти утратили надежду.
– Я почувствовал запах белого вереска, – ответил Патрик. И Розамунда вспомнила, что в тот день приняла ванну и вымыла волосы любимым мылом с ароматом белого вереска.
– Вы почувствовали запах? – переспросила Розамунда.
– Это ваш запах, – заметил граф.
– Да, мой. – Розамунда кивнула и вспомнила, что Патрику всегда нравился запах белого вереска.
– Но в тот день он был особенно сильным, – продолжал граф.
– Тогда я только что приняла ванну, – ответила Розамунда.
– Мой сын сказал, что мы с вами собирались пожениться, – неожиданно добавил граф Гленкирк.
– Да, это верно, – медленно произнесла Розамунда, растерянно посмотрев на него.
– И вы все еще хотите выйти за меня, мадам? – полюбопытствовал граф.
– Как я могу выйти за мужчину, который даже не помнит, кто я такая? – с горечью спросила Розамунда. – Если ваша память не восстановится, милорд, ни о какой свадьбе не может быть и речи.
– Разве вы не хотите стать графиней? – снова спросил Патрик.
Розамунда нарочито рассмеялась, чтобы скрыть невольно навернувшиеся на глаза слезы.
– Я собиралась замуж не для того, чтобы стать графиней, милорд. И прежде чем вы зададите следующий вопрос, спешу заверить, что собиралась замуж не ради денег – их у меня достаточно. Точно так же, как и вы хотели жениться на мне не ради приданого.
– Так почему же мы решили пожениться? У меня взрослый сын и двое внуков. Я больше не нуждаюсь в наследниках, – резонно заметил граф.
– Вы и не можете больше иметь наследников, милорд. Болезнь умертвила ваше семя много лет назад. Мы хотели пожениться, потому что любили друг друга, – сказала Розамунда. Слезы готовы были вот-вот брызнуть из ее глаз.
– Чтобы я на старости лет вдруг влюбился? – Патрик готов был рассмеяться, но заметил, что его слова неприятно поразили прелестную сиделку, и, смутившись, добавил: – Простите, мадам. Просто у меня не укладывается в голове, что мужчина в моем возрасте мог бы всерьез влюбиться в красивую молодую женщину. И вы ответили на мою любовь?
– Да, ответила, – горделиво вскинув голову, сказала Розамунда. – Всю зиму мы провели вместе, и вы вернулись со мной на лето во Фрайарсгейт. Там мы решили пожениться. И еще решили, что будем проводить в моем поместье весну, лето и половину осени, а ближе к зиме переезжать в Гленкирк. Вы считали, что Адам во время вашего отсутствия показал себя хорошим хозяином и он вполне мог бы обойтись без вас.
– Хотя вы так говорите и я вам верю, все равно это не укладывается у меня в голове. Я ничего не помню, – признался Патрик.
– И вы не помните, как в прошлом году по просьбе короля ездили в Сан-Лоренцо? – спросила Розамунда.
– Нет, не помню, – в растерянности произнес Патрик. – Я бы ни за что на свете не вернулся в Сан-Лоренцо, ведь это то самое место, где у меня похитили мою дорогую дочку Жанет. Нет. По своей воле я не поехал бы в Сан-Лоренцо.
– И все же вы это сделали, потому что так пожелал ваш король, а вы всегда были его преданным слугой, – возразила Розамунда. – Там мы провели чудесную зиму и начало весны. Наши слуги, Дермид и Энни, поженились там с нашего благословения.
– Дермид Мур женился?! – искренне удивился граф. – А что понадобилось от меня Якову Стюарту? Зачем он посылал меня в Сан-Лоренцо?
– Мой король вынуждал вашего короля стать членом так называемой «Священной лиги». Поскольку изначально этот союз замышлялся против Франции, ваш король не собирался в него вступать. Он отправил вас в Сан-Лоренцо в надежде, что вам удастся ослабить союз, переговорив с посланниками Венеции и Священной Римской империи, – пояснила Розамунда.
– И мне это удалось?
– Нет. Хотя король Яков с самого начала не надеялся на успех, он считал своим долгом предпринять все возможное, чтобы предотвратить войну. По дороге домой мы заехали в Париж. Вы получили аудиенцию у короля Людовика Двенадцатого и заверили его в том, что король Яков не собирается нарушать слово, данное Франции. И вы ничего не помните? – заключила свой пересказ Розамунда.
– Ничегошеньки, мадам, – покачал головой Патрик. – Я все еще с трудом верю в то, что набрался храбрости туда вернуться.
– Вы очень не хотели ехать в Сан-Лоренцо, – напомнила Розамунда, – но все же мы отправились туда и были счастливы там.
Повисло долгое неловкое молчание.
– Мне очень жаль, мадам, но память сыграла со мной жестокую шутку, – наконец извиняющимся тоном произнес граф.
– Вы можете назвать последние события из тех, которые помните, милорд? – спросила Розамунда.
Патрик снова отрицательно покачал головой.
– Кажется, я вспоминаю себя в Гленкирке, – неуверенно произнес он, а потом спросил: – Какой сейчас год?
– По христианскому календарю сейчас апрель, милорд, тысяча пятьсот тринадцатого года, – ответила Розамунда. – И мы не в Гленкирке, а в Эдинбурге.
Граф выглядел искренне удивленным.
– Тысяча пятьсот тринадцатый… – повторил он. – А мне казалось, что сейчас тысяча пятьсот одиннадцатый год, мадам. Похоже, я и не заметил, как потерял два года жизни. Но все-таки я помню почти все основные события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145