Захар Большаков стоял с палкой, а Марьи уже не было.
– Кто? – прохрипел Курганов. – Ты, Захарка?!
Большаков бросил палку, спросил:
– Ты что это выдумал, гад, а?
– Г-герой! – бросил кто-то прямо в лицо Фролу.
– Паскудник!
– Горбатого только могила выпрямит.
– Судить подлеца за это…
Фрол выслушал всех и сказал только два слова:
– Судить! Ладно… – Повернулся спиной к людям и сел обратно к костру.
Утром Фрола в отряде уже не было. На этот раз он ушел из него навсегда.
Всю колчаковщину Курганов болтался по лесным деревушкам, жил то в работниках у кулаков, то на иждивении какой-нибудь состоятельной вдовы. А когда колчаковщине пришел конец, вернулся в Зеленый Дол и опять свел компанию с Демидом Меньшиковым.
А вскоре, сырой апрельской ночью 1920 года, приполз в деревню, как таракан, и сам Филипп со своим костылем, набалдашник которого был вырезан в виде человеческой головы. Поводив усами, понюхав, чем пахнет воздух, он остался в селе и наутро.
Потом они в три глотки начали жрать самогон почти круглосуточно. Горланили песни и, озверев, плясали в Филькиной горнице так, словно задались целью проломить половицы.
Как-то проходил мимо дома Антип Никулин. Демид пригласил его зайти. Антип подумал, поколебался и нехотя ответил:
– Н-нет, нельзя мне. Авторитет уроню. Раньше я с вами – эх! А теперь… Текут у кота слюнки, да горшок завязан.
– Кто его завязал? Айда, говорю…
– Дык проясняю же – нельзя, – убеждал Антип скорее себя, чем Демида. – Я пил, конешно, с вами. А ныноче иначе. Все ж таки… поскольку партизан я. Это вам не девки-мальчики…
– Фрол вон тоже партизан. Говорят, немало погубил людей, сволочь… Да что теперь… – проговорил Демид, почти не шевеля тонкими губами.
– Хе! – презрительно свистнул Антип. – Кабы у Фролки голова была не той формы, на чем сидит, он бы… Да они бы с Марьей – о-о! А он нашкодил да сбежал. Потому не пример мне Фролка. И пить – ни-ни… Винцо – оно невинно, да проклято. Разве вот стакашечек один, через окошечко…
Выпив, Антип потоптался перед окном, сплюнул тягучую слюну и продолжал:
– Дык я и говорю – не пример мне Фролка. Я все ж таки с Колчаком воевал, а он по бабам таскался, помолачивал их, как снопы. А потом – вздумал тоже! – возле Марьи блуд почесать… Ну, хорош снопик, туговат, и все прочее в аккурате, да цеп неподходящ оказался. Не тот, проще говоря, цеп. Закричала, конешное дело, Марья. Подскочил Захар – да и ка-ак хряп…
Антип не договорил. Фрол Курганов оттолкнул от окна Демида, схватил Никулина за тощие плечи.
– Блуд, говоришь?! – выдохнул ему в лицо. Сгреб за грудки и затряс – Блуд?!
– Люди!.. Убива… Партизана убива-аю-ют! – ошалело закричал Никулин.
Фрол оттолкнул его прочь. Потом сел за стол, запустил обе руки в свои волосы, будто хотел выдрать их начисто, и так сидел долго-долго, покачиваясь из стороны в сторону. Ни Филька, ни Демид не решились побеспокоить его, ушли из горницы.
Всю ночь просидел Фрол за столом, не чувствуя, что ночная сырость льется в открытое окно. А утром Филипп осторожно толкнул его в плечо:
– Фрол… Я думал – околел уж… Пей вот, – поставил он перед Кургановым бутылку. – Экое дело – баба не поддалась!
– Чего? – с хрустом выпрямил спину Фрол.
Филька, запрокинув синеватое, в красных прожилинах лицо, несколько раз двинув острым кадыком, выглотнул стакан самогонки. Потом сказал:
– Чтоб не рассыпался сноп, его покрепче вяжут.
– Ну? – уронил Фрол, ничего не соображая.
– А потом на гумно отвозят и там уж молотят.
– Кого? – снова переспросил Курганов, что-то наконец соображая.
– Балбес! – усмехнулся Филька. – А должен понимать: баба не сноп, сколь ни молоти, от нее не убудет.
Тяжело задышал Курганов, сжал пятерней стоявшую на столе бутылку. Филька, обеспокоенно блеснув глазами, вывернул ее из Фроловых пальцев.
– Ну-ну, чего ты?.. Не хочешь пить – не пей. Самим сгодится. – И позвал на всякий случай: – Демид! Иди сюда…
Встал Курганов, пнул запутавшийся в ногах табурет. И немедленно вышел из меньшиковского дома на чистый воздух.
Несколько недель жил тихо-смирно. К Меньшиковым больше не ходил, а встретившись на улице, они лишь кивали молча друг другу. При этом кривились только губы Демида Меньшикова да плескалась в его больших, навыкате глазах едкая насмешка. Филипп же всегда глядел вслед Курганову с прищуром, точно раздумывая о чем-то.
Марья Воронова в это время металась по деревне, организовывая какую-то артель. Фролу наплевать было на артель, да и вообще на все в мире.
Может быть, так прошло бы и десять, и двадцать лет, и вся жизнь прошла бы так, если бы… если бы уехала куда-нибудь, исчезла Марья. Но она не уехала, а Зеленый Дол не город. И всего-то в деревне три-четыре улицы. Как ни обходи церковь, ее отовсюду видно.
И все-таки Фрол старался лишний раз не встречаться с Марьей, а когда сталкивались случайно, опускал нос в землю и, чувствуя, как расползается жар по всему телу, почти бегом пробегал мимо. Марья тоже спешила молча разминуться.
– Ты, Фрол, не вороти морду при встрече с председательшей. Ты посмотри-ка ей в рыло, – посоветовал однажды Демид.
– Зачем это?
– Бабы любят, когда на них смотрят, – подмигнул Демид и пошел своей дорогой.
Тогда-то Фрол и стал замечать торопливость Марьи при их случайных встречах, неловкость. И невольно задумался: почему она-то пугается?
– Ну, приметил, нет, чего? – спросил недели через три Демид.
– Тебе чего? – огрызнулся Фрол.
– Ишь какой свирепый! – растянул Демид тонкие губы. – В сучью свадьбу все кобели бесятся, но ты ведь человек вроде?
– Постой-ка, постой! – угрожающе произнес Фрол. – Ну-ка, объяснись понятней, губа червячья!
– Ладно, руганью меня сейчас не проймешь, – спокойно ответил Демид. – Ты с Аниськой Шатровым объясняйся, – опять непонятно продолжал он. – Вот как раз Анисим шагает…
– Не-ет, я с тобой хочу, шкура! – рванул его за ворот Фрол.
– Мы с тобой – попозже. Все равно сейчас не дойдет до тебя. Ну, отпусти…
Анисим Шатров прошел мимо, молча взглянув на Фрола и Демида. Воспользовавшись моментом, Демид скрылся в переулке. Фрол посмотрел вслед сначала одному, потом другому и длинно выругался, чтоб выплеснуть скопившееся непонятно отчего раздражение.
Однако помимо своей воли Фрол думал и думал теперь о словах Демида. «На что это намекает дьявол пучеглазый?» – точил его ночами беспрерывно один и тот же вопрос.
Неожиданно припомнилось Фролу, что чуть ли не каждый день он встречался последнее время с Анисимом. Однако мало ли кто попадается ему на глаза. Даже вон Марья, как он ни…
И вдруг вскочил Фрол, заметался из угла в угол. Ему показалось, что Анисим Шатров попадается ему на глаза именно потому, что попадается Марья Воронова.
Выбежал Фрол под черное звездное небо, глотнул прохладного воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
– Кто? – прохрипел Курганов. – Ты, Захарка?!
Большаков бросил палку, спросил:
– Ты что это выдумал, гад, а?
– Г-герой! – бросил кто-то прямо в лицо Фролу.
– Паскудник!
– Горбатого только могила выпрямит.
– Судить подлеца за это…
Фрол выслушал всех и сказал только два слова:
– Судить! Ладно… – Повернулся спиной к людям и сел обратно к костру.
Утром Фрола в отряде уже не было. На этот раз он ушел из него навсегда.
Всю колчаковщину Курганов болтался по лесным деревушкам, жил то в работниках у кулаков, то на иждивении какой-нибудь состоятельной вдовы. А когда колчаковщине пришел конец, вернулся в Зеленый Дол и опять свел компанию с Демидом Меньшиковым.
А вскоре, сырой апрельской ночью 1920 года, приполз в деревню, как таракан, и сам Филипп со своим костылем, набалдашник которого был вырезан в виде человеческой головы. Поводив усами, понюхав, чем пахнет воздух, он остался в селе и наутро.
Потом они в три глотки начали жрать самогон почти круглосуточно. Горланили песни и, озверев, плясали в Филькиной горнице так, словно задались целью проломить половицы.
Как-то проходил мимо дома Антип Никулин. Демид пригласил его зайти. Антип подумал, поколебался и нехотя ответил:
– Н-нет, нельзя мне. Авторитет уроню. Раньше я с вами – эх! А теперь… Текут у кота слюнки, да горшок завязан.
– Кто его завязал? Айда, говорю…
– Дык проясняю же – нельзя, – убеждал Антип скорее себя, чем Демида. – Я пил, конешно, с вами. А ныноче иначе. Все ж таки… поскольку партизан я. Это вам не девки-мальчики…
– Фрол вон тоже партизан. Говорят, немало погубил людей, сволочь… Да что теперь… – проговорил Демид, почти не шевеля тонкими губами.
– Хе! – презрительно свистнул Антип. – Кабы у Фролки голова была не той формы, на чем сидит, он бы… Да они бы с Марьей – о-о! А он нашкодил да сбежал. Потому не пример мне Фролка. И пить – ни-ни… Винцо – оно невинно, да проклято. Разве вот стакашечек один, через окошечко…
Выпив, Антип потоптался перед окном, сплюнул тягучую слюну и продолжал:
– Дык я и говорю – не пример мне Фролка. Я все ж таки с Колчаком воевал, а он по бабам таскался, помолачивал их, как снопы. А потом – вздумал тоже! – возле Марьи блуд почесать… Ну, хорош снопик, туговат, и все прочее в аккурате, да цеп неподходящ оказался. Не тот, проще говоря, цеп. Закричала, конешное дело, Марья. Подскочил Захар – да и ка-ак хряп…
Антип не договорил. Фрол Курганов оттолкнул от окна Демида, схватил Никулина за тощие плечи.
– Блуд, говоришь?! – выдохнул ему в лицо. Сгреб за грудки и затряс – Блуд?!
– Люди!.. Убива… Партизана убива-аю-ют! – ошалело закричал Никулин.
Фрол оттолкнул его прочь. Потом сел за стол, запустил обе руки в свои волосы, будто хотел выдрать их начисто, и так сидел долго-долго, покачиваясь из стороны в сторону. Ни Филька, ни Демид не решились побеспокоить его, ушли из горницы.
Всю ночь просидел Фрол за столом, не чувствуя, что ночная сырость льется в открытое окно. А утром Филипп осторожно толкнул его в плечо:
– Фрол… Я думал – околел уж… Пей вот, – поставил он перед Кургановым бутылку. – Экое дело – баба не поддалась!
– Чего? – с хрустом выпрямил спину Фрол.
Филька, запрокинув синеватое, в красных прожилинах лицо, несколько раз двинув острым кадыком, выглотнул стакан самогонки. Потом сказал:
– Чтоб не рассыпался сноп, его покрепче вяжут.
– Ну? – уронил Фрол, ничего не соображая.
– А потом на гумно отвозят и там уж молотят.
– Кого? – снова переспросил Курганов, что-то наконец соображая.
– Балбес! – усмехнулся Филька. – А должен понимать: баба не сноп, сколь ни молоти, от нее не убудет.
Тяжело задышал Курганов, сжал пятерней стоявшую на столе бутылку. Филька, обеспокоенно блеснув глазами, вывернул ее из Фроловых пальцев.
– Ну-ну, чего ты?.. Не хочешь пить – не пей. Самим сгодится. – И позвал на всякий случай: – Демид! Иди сюда…
Встал Курганов, пнул запутавшийся в ногах табурет. И немедленно вышел из меньшиковского дома на чистый воздух.
Несколько недель жил тихо-смирно. К Меньшиковым больше не ходил, а встретившись на улице, они лишь кивали молча друг другу. При этом кривились только губы Демида Меньшикова да плескалась в его больших, навыкате глазах едкая насмешка. Филипп же всегда глядел вслед Курганову с прищуром, точно раздумывая о чем-то.
Марья Воронова в это время металась по деревне, организовывая какую-то артель. Фролу наплевать было на артель, да и вообще на все в мире.
Может быть, так прошло бы и десять, и двадцать лет, и вся жизнь прошла бы так, если бы… если бы уехала куда-нибудь, исчезла Марья. Но она не уехала, а Зеленый Дол не город. И всего-то в деревне три-четыре улицы. Как ни обходи церковь, ее отовсюду видно.
И все-таки Фрол старался лишний раз не встречаться с Марьей, а когда сталкивались случайно, опускал нос в землю и, чувствуя, как расползается жар по всему телу, почти бегом пробегал мимо. Марья тоже спешила молча разминуться.
– Ты, Фрол, не вороти морду при встрече с председательшей. Ты посмотри-ка ей в рыло, – посоветовал однажды Демид.
– Зачем это?
– Бабы любят, когда на них смотрят, – подмигнул Демид и пошел своей дорогой.
Тогда-то Фрол и стал замечать торопливость Марьи при их случайных встречах, неловкость. И невольно задумался: почему она-то пугается?
– Ну, приметил, нет, чего? – спросил недели через три Демид.
– Тебе чего? – огрызнулся Фрол.
– Ишь какой свирепый! – растянул Демид тонкие губы. – В сучью свадьбу все кобели бесятся, но ты ведь человек вроде?
– Постой-ка, постой! – угрожающе произнес Фрол. – Ну-ка, объяснись понятней, губа червячья!
– Ладно, руганью меня сейчас не проймешь, – спокойно ответил Демид. – Ты с Аниськой Шатровым объясняйся, – опять непонятно продолжал он. – Вот как раз Анисим шагает…
– Не-ет, я с тобой хочу, шкура! – рванул его за ворот Фрол.
– Мы с тобой – попозже. Все равно сейчас не дойдет до тебя. Ну, отпусти…
Анисим Шатров прошел мимо, молча взглянув на Фрола и Демида. Воспользовавшись моментом, Демид скрылся в переулке. Фрол посмотрел вслед сначала одному, потом другому и длинно выругался, чтоб выплеснуть скопившееся непонятно отчего раздражение.
Однако помимо своей воли Фрол думал и думал теперь о словах Демида. «На что это намекает дьявол пучеглазый?» – точил его ночами беспрерывно один и тот же вопрос.
Неожиданно припомнилось Фролу, что чуть ли не каждый день он встречался последнее время с Анисимом. Однако мало ли кто попадается ему на глаза. Даже вон Марья, как он ни…
И вдруг вскочил Фрол, заметался из угла в угол. Ему показалось, что Анисим Шатров попадается ему на глаза именно потому, что попадается Марья Воронова.
Выбежал Фрол под черное звездное небо, глотнул прохладного воздуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205