Михаила попросила больше не подходить к ней и ни о чем с ней не говорить.
Но Мишка все-таки заявился прямо на квартиру и прямо спросил:
– Слушай, да разве ты в самом деле веришь в этого… в Бога?
– Тебе-то что?! – с ненавистью крикнула Зина.
– А то, что не можешь ты в него верить! – закричал и Мишка, даже багровея от гнева. – Они тебя запутали.
– Мне-то легче от того? – уже спокойнее проговорила Зина.
– Да ведь… Пустяки все это. Всякое бывает.
– Пустяки? – переспросила неживым голосом Зина. – Ну, так слушай, какие это пустяки…
И она, сама не зная почему, рассказала все, начиная с Митьки Курганова. Рассказывала, глядя прямо ему в глаза. Мишка о многих вещах, бесспорно, слышал впервые. И потому иногда она становился бледным, иногда пунцово-красным. Но он выслушал все внимательно и решительно произнес:
– Пустяки все, Зина. Ты же хороший человек.
– Хороший? – прошептала Зина. – Ты… сказал…
И она упала на кровать, затряслась в рыданиях.
Мишка стоял рядом в растерянности. Он нерешительно протянул руку, чтоб, успокоить Зину, но, едва коснулся плеча, отпрянул, словно обжегся. Потом все-таки погладил.
– Знаешь, давай будем вместе на суд ходить, – сказал он. – А там расскажешь все, как было. Видишь, ты же вот попробовала мне рассказать… И ничего…
Зина и сама теперь понимала, что она именно «попробовала»… Приподнялась и спросила:
– Ты-то… почему возле меня оказался? Вырос ты, оказывается. Когда я уезжала из деревни, ты вот такой еще был.
– Так сейчас… много тут наших, – чуть смешавшись, ответил Мишка. – Батю вот тоже вызвали как свидетеля…
Зеленодольских и в самом деле в райцентре сейчас было много. Сестра Клавдия уже несколько дней жила в ее квартире. Но всем им было не до нее, пропащей Зинки Никулиной, И только вот Мишка…
Зина не знала, что несколько дней назад Захар Большаков сказал сыну:
– Хочу попросить тебя об одном деле, Михаил… Ты Зину Никулину помнишь?
– Это наша бывшая? Как же…
– Понимаешь, Миша… На время суда ее нельзя оставлять одну. Не мог бы ты поехать вместе со мной в Озерки и там как-нибудь с ней? Ксению еще попросил бы. Правда, у той экзамены скоро…
– Ладно, батя. Присмотрим.
Видимо, вместо «присмотрим» следовало сказать какое-то другое слово. Но ничего не поделаешь, вылетело само собой это, и Мишка опустил глаза.
– И вообще, сынок, – продолжал отец, – мы ее попробуем потом вернуть в деревню. Ты это знай на всякий случай…
Ксеньке действительно было некогда, и Мишка «присматривал» за Никулиной один.
… Зина поднялась с кровати, поправила волосы и сказала:
– А в Бога я, Миша… Не знаю, в общем. Может, действительно запугали меня, а может, на самом деле верила.
– Что «на самом»?! Что «на самом»?! – с горячностью дважды воскликнул Михаил. – Вера в Бога – это… это… Я даже не знаю, что это такое! Да нет таких сил в природе, которые могли бы человеческий разум… затуманить, что ли, сковать, запереть в каком-то ящике. «На самом» – не бывает. И богов никаких вообще нет. Ну ладно, когда-то люди верили – есть. Говорили: самый могущественный бог – Зевс. Но и этот всесильный бог ничего не мог сделать с человеком по имени Прометей, с его гордым духом. Слушай, я тут недавно одну замечательную поэму раскопал… И вот даже у этого самого Зевса только и хватило сил, чтоб приковать Прометея к скале. И уж как не мучил он человека! А Прометей все равно ему:
… Ты не сковал души моей свободной,
Ты гордого не преклонил чела!
– Это значит – гордого чела, гордой головы Прометея бог не в силах был склонить, – пояснил Мишка, – Понимаешь, Зина! И дальше:
… Моя рука в оковах замерла,
Но вечных дум, но мысли благородной
Вся власть твоя разрушить не могла.
Где мщения отравленное жало?
Где божий гром? Где молния небес?..
Твоих цепей для Прометея мало, -
Я не гожусь в рабы твои, Зевес!
… И этот паренек стал каждый день провожать ее в суд и из суда. И все толковал, толковал о Прометее…
Бывали минуты, когда Зине казалось, что Михаил со своим Прометеем осточертел ей. И она тогда говорила в сердцах: неужели он не может хоть немного помолчать?
Однажды утром в условленный час Мишкин стук в квартиру не раздался. Клавдия уже собралась, а Зина что-то медлила.
– Чего же ты? Пойдем, – сказала сестра.
– Я сейчас, ты иди…
Зина подождала еще пятнадцать минут, еще пять. Стука не было. И ей стало нехорошо, тоскливо и как-то даже горько.
Когда до начала судебного заседания осталось всего десять минут, она поняла, что Мишка вообще не придет. Она вышла из дому, сжалась, чувствуя себя беззащитной. И, глядя в землю, придерживая обеими руками платок под подбородком, побежала торопливо вдоль улицы.
У Зины было такое чувство, что сегодня, сейчас, с ней должно произойти что-то страшное, непоправимое.
Дорога к районному Дому культуры, где шел суд, проходила мимо заезжего двора колхоза «Рассвет», и Зина припомнила вдруг, что каждое утро, когда они с Мишкой пробегали мимо, Марфа Кузьмина, опершись на свой костыль-клюку, стояла возле калитки. Она никогда ничего им не говорила, только смотрела, полуприкрыв глаза, да как-то странно качала маленькой, высохшей головой.
И каждый раз, проходя мимо, Зина невольно оглядывалась. Старуха все смотрела им вслед, все покачивала головой. И у Зины бежали мурашки по спине.
И сегодня, как всегда, Марфа стояла на своем месте, словно часовой. Голова ее была повязана наглухо теплой вязаной шалью, под которой был виден синий ситцевый платок в черную крапинку. Увидев Зину, старуха засеменила на середину дороги.
Поздоровавшись, Зина хотела все-таки проскочить мимо, но Марфа зацепила ее своей клюкой.
– Слышь-ка, касатушка моя, – скрипуче промолвила Марфа. – Здравствуй, здравствуй, дочушка. Все торопишься?
– Опаздываю. Суд уж начался, однако, – промолвила Зина.
– Ну да, ну да… Нелегко тебе, моя сердешная. Как же, как же, и меня вызывали, супостаты проклятые…
– Пустите, – сказала Зина, пытаясь обойти старуху.
– А нехорошо, касатушка ты моя, ох, нехорошо! – Марфа обиженно пожевала дряблыми губами. В ее глазах-щелочках плеснулось недовольство, но, впрочем, тут же погасло. – А уж я ли для тебя добра не делала… А ты все с каким-то шалопаем ходишь. Захаркин, что ли, парень? Чего он тебя опекает? Сторонись ты их, проклятых, они до добра не доведут.
– Чего вы от меня хотите?
– Да что мне от тебя надо? Ничего. И вообще от людей-то… ведь помирать скоро… Я тебе все доброе слово сказать хотела… И поклониться тебе… Да ты все за сына Захаркина прячешься. Охо-хо, неразумно дитя человеческое, покуль Господь не облагодетельствует…
– Чего мне кланяться…
– Как же, как же… Не прогневала ты Господа на судилище этом, не стала со своими пытчиками разговаривать. Благостно это Господу, он не забудет…
– Отстаньте вы со своим Господом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205
Но Мишка все-таки заявился прямо на квартиру и прямо спросил:
– Слушай, да разве ты в самом деле веришь в этого… в Бога?
– Тебе-то что?! – с ненавистью крикнула Зина.
– А то, что не можешь ты в него верить! – закричал и Мишка, даже багровея от гнева. – Они тебя запутали.
– Мне-то легче от того? – уже спокойнее проговорила Зина.
– Да ведь… Пустяки все это. Всякое бывает.
– Пустяки? – переспросила неживым голосом Зина. – Ну, так слушай, какие это пустяки…
И она, сама не зная почему, рассказала все, начиная с Митьки Курганова. Рассказывала, глядя прямо ему в глаза. Мишка о многих вещах, бесспорно, слышал впервые. И потому иногда она становился бледным, иногда пунцово-красным. Но он выслушал все внимательно и решительно произнес:
– Пустяки все, Зина. Ты же хороший человек.
– Хороший? – прошептала Зина. – Ты… сказал…
И она упала на кровать, затряслась в рыданиях.
Мишка стоял рядом в растерянности. Он нерешительно протянул руку, чтоб, успокоить Зину, но, едва коснулся плеча, отпрянул, словно обжегся. Потом все-таки погладил.
– Знаешь, давай будем вместе на суд ходить, – сказал он. – А там расскажешь все, как было. Видишь, ты же вот попробовала мне рассказать… И ничего…
Зина и сама теперь понимала, что она именно «попробовала»… Приподнялась и спросила:
– Ты-то… почему возле меня оказался? Вырос ты, оказывается. Когда я уезжала из деревни, ты вот такой еще был.
– Так сейчас… много тут наших, – чуть смешавшись, ответил Мишка. – Батю вот тоже вызвали как свидетеля…
Зеленодольских и в самом деле в райцентре сейчас было много. Сестра Клавдия уже несколько дней жила в ее квартире. Но всем им было не до нее, пропащей Зинки Никулиной, И только вот Мишка…
Зина не знала, что несколько дней назад Захар Большаков сказал сыну:
– Хочу попросить тебя об одном деле, Михаил… Ты Зину Никулину помнишь?
– Это наша бывшая? Как же…
– Понимаешь, Миша… На время суда ее нельзя оставлять одну. Не мог бы ты поехать вместе со мной в Озерки и там как-нибудь с ней? Ксению еще попросил бы. Правда, у той экзамены скоро…
– Ладно, батя. Присмотрим.
Видимо, вместо «присмотрим» следовало сказать какое-то другое слово. Но ничего не поделаешь, вылетело само собой это, и Мишка опустил глаза.
– И вообще, сынок, – продолжал отец, – мы ее попробуем потом вернуть в деревню. Ты это знай на всякий случай…
Ксеньке действительно было некогда, и Мишка «присматривал» за Никулиной один.
… Зина поднялась с кровати, поправила волосы и сказала:
– А в Бога я, Миша… Не знаю, в общем. Может, действительно запугали меня, а может, на самом деле верила.
– Что «на самом»?! Что «на самом»?! – с горячностью дважды воскликнул Михаил. – Вера в Бога – это… это… Я даже не знаю, что это такое! Да нет таких сил в природе, которые могли бы человеческий разум… затуманить, что ли, сковать, запереть в каком-то ящике. «На самом» – не бывает. И богов никаких вообще нет. Ну ладно, когда-то люди верили – есть. Говорили: самый могущественный бог – Зевс. Но и этот всесильный бог ничего не мог сделать с человеком по имени Прометей, с его гордым духом. Слушай, я тут недавно одну замечательную поэму раскопал… И вот даже у этого самого Зевса только и хватило сил, чтоб приковать Прометея к скале. И уж как не мучил он человека! А Прометей все равно ему:
… Ты не сковал души моей свободной,
Ты гордого не преклонил чела!
– Это значит – гордого чела, гордой головы Прометея бог не в силах был склонить, – пояснил Мишка, – Понимаешь, Зина! И дальше:
… Моя рука в оковах замерла,
Но вечных дум, но мысли благородной
Вся власть твоя разрушить не могла.
Где мщения отравленное жало?
Где божий гром? Где молния небес?..
Твоих цепей для Прометея мало, -
Я не гожусь в рабы твои, Зевес!
… И этот паренек стал каждый день провожать ее в суд и из суда. И все толковал, толковал о Прометее…
Бывали минуты, когда Зине казалось, что Михаил со своим Прометеем осточертел ей. И она тогда говорила в сердцах: неужели он не может хоть немного помолчать?
Однажды утром в условленный час Мишкин стук в квартиру не раздался. Клавдия уже собралась, а Зина что-то медлила.
– Чего же ты? Пойдем, – сказала сестра.
– Я сейчас, ты иди…
Зина подождала еще пятнадцать минут, еще пять. Стука не было. И ей стало нехорошо, тоскливо и как-то даже горько.
Когда до начала судебного заседания осталось всего десять минут, она поняла, что Мишка вообще не придет. Она вышла из дому, сжалась, чувствуя себя беззащитной. И, глядя в землю, придерживая обеими руками платок под подбородком, побежала торопливо вдоль улицы.
У Зины было такое чувство, что сегодня, сейчас, с ней должно произойти что-то страшное, непоправимое.
Дорога к районному Дому культуры, где шел суд, проходила мимо заезжего двора колхоза «Рассвет», и Зина припомнила вдруг, что каждое утро, когда они с Мишкой пробегали мимо, Марфа Кузьмина, опершись на свой костыль-клюку, стояла возле калитки. Она никогда ничего им не говорила, только смотрела, полуприкрыв глаза, да как-то странно качала маленькой, высохшей головой.
И каждый раз, проходя мимо, Зина невольно оглядывалась. Старуха все смотрела им вслед, все покачивала головой. И у Зины бежали мурашки по спине.
И сегодня, как всегда, Марфа стояла на своем месте, словно часовой. Голова ее была повязана наглухо теплой вязаной шалью, под которой был виден синий ситцевый платок в черную крапинку. Увидев Зину, старуха засеменила на середину дороги.
Поздоровавшись, Зина хотела все-таки проскочить мимо, но Марфа зацепила ее своей клюкой.
– Слышь-ка, касатушка моя, – скрипуче промолвила Марфа. – Здравствуй, здравствуй, дочушка. Все торопишься?
– Опаздываю. Суд уж начался, однако, – промолвила Зина.
– Ну да, ну да… Нелегко тебе, моя сердешная. Как же, как же, и меня вызывали, супостаты проклятые…
– Пустите, – сказала Зина, пытаясь обойти старуху.
– А нехорошо, касатушка ты моя, ох, нехорошо! – Марфа обиженно пожевала дряблыми губами. В ее глазах-щелочках плеснулось недовольство, но, впрочем, тут же погасло. – А уж я ли для тебя добра не делала… А ты все с каким-то шалопаем ходишь. Захаркин, что ли, парень? Чего он тебя опекает? Сторонись ты их, проклятых, они до добра не доведут.
– Чего вы от меня хотите?
– Да что мне от тебя надо? Ничего. И вообще от людей-то… ведь помирать скоро… Я тебе все доброе слово сказать хотела… И поклониться тебе… Да ты все за сына Захаркина прячешься. Охо-хо, неразумно дитя человеческое, покуль Господь не облагодетельствует…
– Чего мне кланяться…
– Как же, как же… Не прогневала ты Господа на судилище этом, не стала со своими пытчиками разговаривать. Благостно это Господу, он не забудет…
– Отстаньте вы со своим Господом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205