– Видал?! «Если не удастся»! А кто позволит? Кто? Ради чего тогда все это делалось, ради чего создавалась американцами, англичанами, французами Западная Германия? Ради того, чтобы позволить? Нет! Не ет! – заорал Демид и снова схватил свою папку, начал торопливо рыться в ней, разбрасывая по всей комнате листки – газетные и журнальные вырезки.
Наконец он нашел то, что искал, опять затряс перед носом и без того ошарашенного Устина зажатыми в кулаке листками:
– Вот! Вот для чего она создавалась, слушай… Вначале я тебе читал статеечку одного умного немца, который писал, что надо с западными державами сотрудничать, только так, мол, можно возродить прежнюю Германию и отвоевать ее у русских. Это, между прочим, писал адмирал Дениц, преемник Гитлера. Он писал это в тысяча девятьсот сорок пятом году. А вот что заявил в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году один генерал, командующий всей западногерманской армией: «В будущей войне нам снова нужно будет бороться на огромных пространствах, как мы это с успехом делали в России». Понял? «…снова нужно будет бороться…» Или вот для чего создавалась Западная Германия: «Мы пойдем на все, пойдем на любые крайности, я подчеркиваю: мы пойдем на все, чтобы вернуть себе советскую зону оккупации». Это сказал министр иностранных дел Западной Германии. Или вот еще для чего: «Наступит час, когда Федеративная республика станет перед вопросом создания нового порядка не только в Западной, но и во всей Европе. Немецкий народ не должен отказываться от веры в то, что он, как народ, живущий в центре Европы, призван выполнить историческую миссию».
Демид скомкал листки, сунул их в папку, захлопнул ее и уставился на Морозова:
– Понял? Историческую!
Морозов очнулся от какого-то странного забытья, встряхнулся:
– Ну и ладно, чего орешь-то?
Демид так и подскочил:
– Чего?! Значит, чего?!
Из папки, захлопнутой Демидом, торчал конец смятой вырезки. Меньшиков выхватил ее, пробежал глазами.
– А вот что сам Аденауэр говорит, ихний теперешний главарь. Вот что… «Мы будем говорить с Советским Союзом, но только вооруженные до зубов!» Это как? Тоже ладно? – Демид быстро нагнулся, сграбастал листок, валяющийся на полу у его ног. – А вот… все немецкие генералы требуют атомное оружие для западногерманской армии. Тоже ладно? Тоже…
Устин опустил глаза.
– Вот, повторяю, для чего создавалась Западная Германия, вот для чего она существует, – сказал Демид. Он подошел к тумбочке, вытащил из нее бутылку с водкой, две рюмки. – А теперь погляди, что вообще в мире делается. Американцы ведь не зря тогда, в конце сорок пятого года, сбросили на Японию атомные бомбы. Сейчас все советские газеты кричат: не было необходимости бросать эти дьявольские бомбы, Япония, мол, и так была побеждена. Не-ет, была необходимость! Этими бомбами Россию запугать хотели. Ведь не шутка эти бомбы! А после этого американцы и начали подбирать к своим рукам где что можно, начали захватывать самые удобные ключевые позиции. Из Ирана советские войска убрались восвояси, Корею разделили на две части. Вьетнам тоже. О Западной Германии я уже все объяснил. Так везде, говорю, где можно. Китай вот не могли удержать, жалко. Да все равно кусочек оторвали. Остров Тайвань – это, я скажу, штучка, это ключик, лежащий в кармане Америки.
– Чего им откроешь, ключиком этим? – мрачно произнес Устин. – Так и заржавеет в кармане…
– Кто знает, кто знает… Ты гляди, говорю, пошире, что в мире делается. После этой атомной бомбежки почти весь мир начал прислоняться к Америке.
– Так уж и весь…
– Ну! Не скаль зубы. Коль не весь, то почти весь. И Америка начала обкладывать помаленьку Россию военными базами. И обложила… Так вот, еще раз спрашиваю: зря это все разве делалось? Америка объявила русским экономическую войну, не стала торговать с Советским Союзом сама, запретила всем другим странам, кому могла запретить…
Демид налил в рюмки и как-то устало, без прежнего подъема закончил:
– Все это вместе и называется «холодная война». Видишь, она идет, эта война, она не прекращается ни на один день после мая сорок пятого года. Придет время – она превратится в горячую. Придет час, наступит минута…
Демид опрокинул в рот рюмку, усмехнулся:
– А ты: зачем о Маутхаузене рассказываешь… Придет время – снова немцы понастроят концлагерей. Немцы в Христа, говорю, верят. А Христос давно ходит по земле незримо, готовит силы для последнего справедливого суда… Бери, что ли, рюмку. Так как же, дошло?
– Спасибо за лекцию, – Устин почесал в бороде. – Доходчиво все объяснил, как школьнику. – Морозов сжал в кулаке рюмку, точно хотел раздавить ее. – А только, ты думаешь, я сам, что ли, ничего этого не понимаю? Конечно, кой-каких статеек твоих и в глаза не видал. Этого Деница твоего, например… Но газетки все же почитываем. А в них…
– Что в них? – предостерегающе поднял голову Демид. – В советских газетах одна голая пропаганда, бахвальство сплошное.
– Пропаганда? – переспросил Морозов и покачал головой, будто жалея Меньшикова. – Ты не считай других-то дурнее себя. Все ж таки кое об чем я способный пока и сам думать. Раньше, когда мы с тобой молодыми были, Россия только против нас на дыбы встала. А теперь – весь мир, вся земля. Вот тебе и пропаганда. Вот тебе и бахвальство.
– Не вижу что-то… – начал было Меньшиков, но Морозов перебил его, вскрикнул:
– Врешь! А что делается в Азии, Африке, на Ближнем и Дальнем Востоке – ты не видишь?! Что ни месяц, то новый народ освобождается из-под власти прежних властителей…
– Это еще надвое бабушка нагадала.
– А хоть натрое, хоть напятеро… Там все кипит, как в котле. И рано или поздно… Э-э, да разве ты поймешь…
– Тоже мне политик! – сказал Демид, усмехнувшись. – Чего тебя Африка беспокоит? Куда чернокожие негры из-под власти белых денутся? С чем они против пушек пойдут? С кулаками?
– А в России с чем против пушек шли?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Демид, растерявшись, хлопнул глазами раз-другой…
– Вот то-то и оно, – ядовито продолжал Устин. – Я читал недавно в газетке – в Японии народ требует главного правителя снять. Фамилию его забыл, кошачья такая фамилия…
– Киси, – подсказал зачем-то Демид.
– Ага, кошачья, говорю… А у него, поди, пушки-то тоже есть. И у корейского есть. А пишут – сбежал из страны. Что же он не стрелял из своих пушек, чтоб утихомирить народ?
Умолкнув, Морозов ждал ответа минуту-другую, глядя прямо в мутноватые от времени глаза Демида. И не дождался, спросил:
– Чего молчишь-то? Или нечего отвечать? Или опять скажешь – пропаганда все это советская?
– Эх, Устин, Устин! – шевельнулся наконец Меньшиков. – Да все это ведь шибко сложно… Вон ты в какие дебри залез! Тут сложная политика…
– А ты не юли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205