– Мне кажется, что я сумел бы написать что-то такое, к чему очень подошли бы эти картинки. Например, воздушный шар…
Над головой редактора висела картинка; на ней – воздушный шар, в корзине трое бородачей с трубками в зубах.
– Они напрасно курят, – заметил Жюль. – Этого нельзя делать, это опасно. На картинке со львом тоже ошибка: мох на камне! Это в пустыне-то! Как можно!
Редактор подумал, что к нему явился человек, хорошо знакомый с воздухоплаванием. Жюль разочаровал его:
– Я кое-что смыслю в юридических науках, уложениях о наказаниях, о…
– Упаси боже! – воскликнул редактор, отмахиваясь от перечислений. – Не надо! Что вы знаете такого, из чего можно сделать нужное для нашего журнала?
– Я интересуюсь химией, физикой, географией, главным образом географией, – нерешительно, боясь показаться нескромным хвастунишкой, ответил Жюль. – И интересуюсь воздухоплаванием, паровозостроением, знаком с механикой и медициной. Само собой, всего понемножку, не подумайте, что… Как каждый, – закончил он, поднимаясь с кресла.
– Сидите, сидите! – испуганно закричал редактор. – Не уходите! Вы посланы ко мне самим небом, земляк! – Редактор возбужденно потер руки. – У меня с вами пойдет! Пишите для нашего журнала, очень прошу вас! За рассказ в пятьсот строк мы платим сто франков, за статью…
Редактор начал говорить о гонораре, о программе журнала и его направлении, о том, что две трети тиража расходятся в Париже, одна треть в провинции, – в частности, Нант получает по подписке сорок экземпляров. Жюль сидел, ошпаренный кипятком редакторской реплики относительно ста франков за рассказ. Сто франков! Два рассказа – двести франков. Один рассказ можно написать в три дня: один день на размышления, второй на черновик, третий на переписку. Сто франков!..
А редактор, этот змей-искуситель, подбрасывал все новые и новые «яблоки»: журналу вот как нужны рассказы о путешествиях, приключениях, недурно было бы получить статью о воздухоплавании. За такую статью редакция заплатит столько же, сколько и за рассказ.
– Не угодно ли взглянуть на только что вышедший номер «Семейного музея», – на первой странице вы видите город Чикаго, там только что приступили к постройке пятнадцатиэтажного дома. Три рассказа, – небольшой стишок о хорошей погоде, две статьи, фельетон об Австралии, продолжение романа Жюля Сандо. Рисунки Жана Гранвиля. Загадки и задачи на премию. Бесплатное приложение – цветной рисунок.
– Вам не хватает рассказов? – спросил Жюль.
– Хороших рассказов вообще мало, земляк. Приходится печатать средние и даже плохие, что поделаешь! Стихи у нас идут на подверстку. Гюго не даст нам ничего, как ни проси. Кое-что переводим с английского, немецкого – под шумок; это ничего не стоит, платить некому. Гонорар за перевод ничтожен. А потому и переводят так, что…
Редактор махнул рукой.
– Итак, жду вас через неделю, – сказал он, провожая Жюля до дверей. – Жду и надеюсь, дорогой земляк!
Неподалеку от Пантеона Жюль повстречался с Барнаво.
– Прошу пожаловать ко мне на обед в это воскресенье, – лениво растягивая слова, произнес Жюль, крутя рукой перед носом Барнаво. – За неимением кухни и посуды обедать будем в кафе «Лиловый кот».
– Нашел бумажник, а в нем сто франков? – спросил Барнаво.
– Боже, какая бедная фантазия, какое убогое воображение! – поморщился Жюль. – В четыре часа в это воскресенье жду вас, принц, в упомянутом выше кафе. Два котла супа уже заказаны.
Глава девятая
«Семейный музей»
Рассказы оказались потруднее пьес.
В своей драматургии Жюль уже успел выработать некую манеру, приемы, – ему почти ничего не стоило заставить разговаривать целую группу действующих лиц и в то же время не задерживать разговорами течения фабулы. Короче говоря, Жюль научился управлять характерами и действием на сцене. Пьеса строилась на движении к развязке, и здесь Жюль, что называется, набил руку, работая с таким опытным и не лишенным таланта драматургом, как Дюма-сын.
В работе над рассказом Жюль встретился с новыми, совершенно неожиданными трудностями. И в рассказе, как и в пьесе, всё строилось на движении к развязке, но трудность заключалась в том, что самое действие нужно было дать своими словами, не рассчитывая на героев. Кроме того, всё время следовало помнить основное требование редактора: не больше пятисот строк. В крайнем случае – пятьсот пятьдесят.
Жюль работал с девяти утра до полудня. В соседней комнате Иньяр трудился над опереттой; в продолжение двух-трех часов он выколачивал из рояля один и тот же мотив, добиваясь ясности, мелодичности, слаженности звуков. Нечто похожее делал Жюль: он обдумывал фразу, записывал ее, потом переделывал, начинал обдумывать следующую, с нею повторялось то же самое. Жюль долго думал над тем, как лучше соединить две фразы в одну, какие слова оставить, что выбросить. Лучшей фразой оказывалась та, которая вбирала в себя все соседние.
Жюль ловил некий мотив, вспоминал какую-нибудь песенку, оперную арию, подчинялся ее ритму и убеждался в том, что Аристид со своей мусыкой очень помогает ему: он подсказывал мотив, походку фразы, нечто весьма существенное. И всё же не в мотиве заключалась соль, суть, основа.
Жюль спрашивал себя: «Почему так происходит, – вот есть мысли, знаешь, что нужно сказать, но нет слов; ищешь их, а они спрятались. И наоборот: слова без усилия ложатся на бумагу, одна фраза ведет за собой другую, но серьезней мысли нет в этой серии предложений, получается болтовня, не нужная для рассказа».
Жюль бросал перо и ложился на диван. Рояль гудел под пальцами Иньяра. Жюль лежал минут десять и снова усаживался за работу. К полуночи рассказ был готов. Всё сказано, показано, объяснено, но чего-то не хватает. Рассказ похож на человека, которому трудно передвигаться. В рассказе нет легкости, он весь в поту. Вместо вина кипяченая водичка. Дюма в таких случаях советует отложить написанное и приниматься за что-нибудь другое. А если другого нет?
«Пишите что хотите, – советует Дюма. – Иногда из этого получается начало чего-то еще неизвестного, а иногда окажется, что вы нашли как раз то, что искали. Мой совет: пишите ежедневно. Нужно очень много товара, чтобы выбрать то, что нам нужно. Заготавливайте этот товар, имейте про запас дюжину лунных ночей, а потом берите любую. Предположим, что завтра вам будет плохо работаться, вы будете злиться, а потом кинете всё к дьяволу и отправитесь гулять. Нет, дорогой мой, гулять вы пойдете тогда, когда, к примеру, изобразите мужчину, которого покидает возлюбленная, или женщину, которую… и так далее. Начнете – через пять минут вы увлечетесь работой, забудете всё и всех. Тренируйтесь, упражняйтесь, – уж я-то знаю, что говорю!»
«Тренируйтесь ежедневно, – сказал как-то раз Гюго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Над головой редактора висела картинка; на ней – воздушный шар, в корзине трое бородачей с трубками в зубах.
– Они напрасно курят, – заметил Жюль. – Этого нельзя делать, это опасно. На картинке со львом тоже ошибка: мох на камне! Это в пустыне-то! Как можно!
Редактор подумал, что к нему явился человек, хорошо знакомый с воздухоплаванием. Жюль разочаровал его:
– Я кое-что смыслю в юридических науках, уложениях о наказаниях, о…
– Упаси боже! – воскликнул редактор, отмахиваясь от перечислений. – Не надо! Что вы знаете такого, из чего можно сделать нужное для нашего журнала?
– Я интересуюсь химией, физикой, географией, главным образом географией, – нерешительно, боясь показаться нескромным хвастунишкой, ответил Жюль. – И интересуюсь воздухоплаванием, паровозостроением, знаком с механикой и медициной. Само собой, всего понемножку, не подумайте, что… Как каждый, – закончил он, поднимаясь с кресла.
– Сидите, сидите! – испуганно закричал редактор. – Не уходите! Вы посланы ко мне самим небом, земляк! – Редактор возбужденно потер руки. – У меня с вами пойдет! Пишите для нашего журнала, очень прошу вас! За рассказ в пятьсот строк мы платим сто франков, за статью…
Редактор начал говорить о гонораре, о программе журнала и его направлении, о том, что две трети тиража расходятся в Париже, одна треть в провинции, – в частности, Нант получает по подписке сорок экземпляров. Жюль сидел, ошпаренный кипятком редакторской реплики относительно ста франков за рассказ. Сто франков! Два рассказа – двести франков. Один рассказ можно написать в три дня: один день на размышления, второй на черновик, третий на переписку. Сто франков!..
А редактор, этот змей-искуситель, подбрасывал все новые и новые «яблоки»: журналу вот как нужны рассказы о путешествиях, приключениях, недурно было бы получить статью о воздухоплавании. За такую статью редакция заплатит столько же, сколько и за рассказ.
– Не угодно ли взглянуть на только что вышедший номер «Семейного музея», – на первой странице вы видите город Чикаго, там только что приступили к постройке пятнадцатиэтажного дома. Три рассказа, – небольшой стишок о хорошей погоде, две статьи, фельетон об Австралии, продолжение романа Жюля Сандо. Рисунки Жана Гранвиля. Загадки и задачи на премию. Бесплатное приложение – цветной рисунок.
– Вам не хватает рассказов? – спросил Жюль.
– Хороших рассказов вообще мало, земляк. Приходится печатать средние и даже плохие, что поделаешь! Стихи у нас идут на подверстку. Гюго не даст нам ничего, как ни проси. Кое-что переводим с английского, немецкого – под шумок; это ничего не стоит, платить некому. Гонорар за перевод ничтожен. А потому и переводят так, что…
Редактор махнул рукой.
– Итак, жду вас через неделю, – сказал он, провожая Жюля до дверей. – Жду и надеюсь, дорогой земляк!
Неподалеку от Пантеона Жюль повстречался с Барнаво.
– Прошу пожаловать ко мне на обед в это воскресенье, – лениво растягивая слова, произнес Жюль, крутя рукой перед носом Барнаво. – За неимением кухни и посуды обедать будем в кафе «Лиловый кот».
– Нашел бумажник, а в нем сто франков? – спросил Барнаво.
– Боже, какая бедная фантазия, какое убогое воображение! – поморщился Жюль. – В четыре часа в это воскресенье жду вас, принц, в упомянутом выше кафе. Два котла супа уже заказаны.
Глава девятая
«Семейный музей»
Рассказы оказались потруднее пьес.
В своей драматургии Жюль уже успел выработать некую манеру, приемы, – ему почти ничего не стоило заставить разговаривать целую группу действующих лиц и в то же время не задерживать разговорами течения фабулы. Короче говоря, Жюль научился управлять характерами и действием на сцене. Пьеса строилась на движении к развязке, и здесь Жюль, что называется, набил руку, работая с таким опытным и не лишенным таланта драматургом, как Дюма-сын.
В работе над рассказом Жюль встретился с новыми, совершенно неожиданными трудностями. И в рассказе, как и в пьесе, всё строилось на движении к развязке, но трудность заключалась в том, что самое действие нужно было дать своими словами, не рассчитывая на героев. Кроме того, всё время следовало помнить основное требование редактора: не больше пятисот строк. В крайнем случае – пятьсот пятьдесят.
Жюль работал с девяти утра до полудня. В соседней комнате Иньяр трудился над опереттой; в продолжение двух-трех часов он выколачивал из рояля один и тот же мотив, добиваясь ясности, мелодичности, слаженности звуков. Нечто похожее делал Жюль: он обдумывал фразу, записывал ее, потом переделывал, начинал обдумывать следующую, с нею повторялось то же самое. Жюль долго думал над тем, как лучше соединить две фразы в одну, какие слова оставить, что выбросить. Лучшей фразой оказывалась та, которая вбирала в себя все соседние.
Жюль ловил некий мотив, вспоминал какую-нибудь песенку, оперную арию, подчинялся ее ритму и убеждался в том, что Аристид со своей мусыкой очень помогает ему: он подсказывал мотив, походку фразы, нечто весьма существенное. И всё же не в мотиве заключалась соль, суть, основа.
Жюль спрашивал себя: «Почему так происходит, – вот есть мысли, знаешь, что нужно сказать, но нет слов; ищешь их, а они спрятались. И наоборот: слова без усилия ложатся на бумагу, одна фраза ведет за собой другую, но серьезней мысли нет в этой серии предложений, получается болтовня, не нужная для рассказа».
Жюль бросал перо и ложился на диван. Рояль гудел под пальцами Иньяра. Жюль лежал минут десять и снова усаживался за работу. К полуночи рассказ был готов. Всё сказано, показано, объяснено, но чего-то не хватает. Рассказ похож на человека, которому трудно передвигаться. В рассказе нет легкости, он весь в поту. Вместо вина кипяченая водичка. Дюма в таких случаях советует отложить написанное и приниматься за что-нибудь другое. А если другого нет?
«Пишите что хотите, – советует Дюма. – Иногда из этого получается начало чего-то еще неизвестного, а иногда окажется, что вы нашли как раз то, что искали. Мой совет: пишите ежедневно. Нужно очень много товара, чтобы выбрать то, что нам нужно. Заготавливайте этот товар, имейте про запас дюжину лунных ночей, а потом берите любую. Предположим, что завтра вам будет плохо работаться, вы будете злиться, а потом кинете всё к дьяволу и отправитесь гулять. Нет, дорогой мой, гулять вы пойдете тогда, когда, к примеру, изобразите мужчину, которого покидает возлюбленная, или женщину, которую… и так далее. Начнете – через пять минут вы увлечетесь работой, забудете всё и всех. Тренируйтесь, упражняйтесь, – уж я-то знаю, что говорю!»
«Тренируйтесь ежедневно, – сказал как-то раз Гюго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94