Одну минуту, мне что-то пришло в голову, я запишу. Так. Ничего интересного, ерунда! Голова подобна колоколу в рождественскую ночь. Откройте правую половину вон того шкафа, там вино, бананы, конфеты, шоколад. Вам нужно поправить свое здоровье. Налейте и мне.
Жюль сделал все, о чем просил Дюма. Налил два бокала.
– За ваши успехи, смелый и прямой Жюль Верн из Нанта! – провозгласил Дюма и только понюхал вино в своем бокале. – Этого я не могу пить, вы достали не то, которое я люблю. Ну, ладно. Но вы пейте. Ешьте бананы, их у меня страшно много. Запаситесь в дорогу шоколадом. И отправляйтесь домой. Я хочу спать. Говоря между нами, слава – беспокойная штука. Но все же желаю вам попробовать кусочек этого опасного кушанья. Вам далеко? Прямо в Нант? Ха-ха!
– У меня свои лошади, мэтр, – соврал Жюль, – то есть, я хотел сказать, что…
– Все знаю, – рассмеялся Дюма, – откройте вон ту дверцу, возьмите бутылку с белой этикеткой и дайте ее вашему кучеру. Люблю! Однако тридцать восемь шестого! Пьер! Оливье! Валентина! Сюда!
Вошел слуга.
– Скажите гостям, что они могут делать все, что им вздумается. Я захворал. Я иду спать. До свидания, Жюль Верн! Пишите, если вам хочется писать! Не пишите, если вам писать не хочется! Что касается меня, то я к вашим услугам. Вторник и пятница с полудня до трех. Перчатки и фрак необязательны. Дайте, я вас поцелую!
Жюль вошел в широкие объятья Дюма, как в жарко натопленный дом. Дюма поцеловал Жюля, похлопал по спине, дернул за мочку уха и приказал слуге:
– Проводите месье до его коляски!
Барнаво спал, свернувшись калачиком и накрывшись полостью. Было очень темно, очень холодно. Жюль разбудил своего друга, и тот забрался на козлы. Щелкнул бич. Коляска поехала.
– Жду отчета, – сонным голосом произнес Барнаво. – Выиграл или проиграл?
– При своих, как мне кажется, – ответил Жюль. – Вези меня побыстрее, Барнаво! Дьявольски болит голова. Подробности дома. К подробностям – вот эта бутылка.
Барнаво щелкнул бичом дважды, и лошади понесли.
Глава четвертая
Статьи и параграфы
Жюль решил: теперь я буду писать, писать и писать. Днем учиться, вечером писать.
Казалось бы, чего лучше: связи есть, способностями природа не обидела, досуга достаточно, здоровье крепкое. Жюль улыбался, вспоминая слова Арпентиньи относительно того, что именно делают таланты, здоровье, вкус и терпение. Жюль знакомился с биографиями известных деятелей литературы и науки и в каждой биографии читал о терпении и таланте, о преимуществе вкуса и хорошего здоровья. Странно, почти все великие люди, за исключением очень немногих, были недолговечны, то есть рано умирали. Редко кому из них посчастливилось прожить свыше пятидесяти лет, в то время как люди, не занимавшиеся ни литературой, ни наукой, жили и восемьдесят и даже девяносто лет.
На будущее свое Жюль смотрел без тревоги. Происходило это, конечно, от хорошего здоровья прежде всего. Немалое значение оказывало на такой взгляд и знакомство с Дюма, который покровительственно отнесся к студенту, мечтающему посвятить себя литературе. Этот студент был влюблен в Дюма, но весьма критически и порою неодобрительно отзывался о его романах. Диккенса Жюль любил больше, сильнее, – Дюма, в конце концов, представлял собою сладкое блюдо, без которого можно и обойтись. Диккенс – это хлеб, без него не проживешь. Учиться, правда, следует у всех и каждого, кое-что необходимо взять и от Дюма. Что касается Гюго…
– О, Гюго! – восхищенно говорил Жюль и себе самому, и Дюма, и своим приятелям. – Это борец, деятель, у него есть убеждения, вера в человека, прогресс, лучшее будущее. Гюго – самый большой, самый великий писатель современной Франции, и кто знает, что он сделает еще! Он тревожит меня, заставляет мыслить, критически смотреть на окружающее…
– Во Франции победила буржуазия, она теперь начнет закреплять свой успех во всех областях, – сказал как-то незнакомый Жюлю человек в рабочей блузе. Он пил дешевое вино и ни с кем не хотел соглашаться. – Победитель всегда хорошо платит тому, кто ему служит, – продолжал незнакомец. – Я, например, пишу стихи и рассказы, но их нигде не принимают, не печатают. Почему?
– Очевидно, потому, что вы плохо пишете, – заметил кто-то из слушателей. – Возможно, не обижайтесь, вы бездарны.
– Бездарным у нас сегодня называют того, кто критикует существующий строй, – с жаром проговорил незнакомец и презрительно посмотрел на собеседников. – Почему так гневается Гюго? Потому, что он против наших порядков, они ему не нравятся, он хочет лучшего строя, лучших порядков.
– Воспевайте существующий строй, и вас напечатают, – посоветовал кто-то. – Найдите что-нибудь хорошее и сегодня, – разве ничего нет?
– Для рабочего человека нет ничего хорошего, – отозвался незнакомец. – Студент, – обратился он к Жюлю, – не хотите ли выпить со мною?
– Возьмите его себе в соавторы, – хихикнул кто-то в дальнем углу кабачка.
– Этот студент внимательно слушает меня, следовательно, он учится не только в Сорбонне, – не обращая внимания на реплику, продолжал незнакомец. – Пейте, студент, – сказал он, размашисто чокаясь с Жюлем.
– За что же мы выпьем? – спросил Жюль.
– Мы выпьем за человека, – ответил незнакомец. – За того человека, который всегда смотрит вперед, за человека, не желающего служить реакции и произволу!
– За министра финансов и внутренних дел, – подсказал чей-то юный бас.
– Я вижу, вам хочется выпить за короля, который снова вернулся во Францию, – проговорил незнакомец. – Вы всем довольны, и вам на всё наплевать, благополучный буржуа! Нет, – он ударил кулаком по столу, – мы должны выпить за будущее, которое немыслимо без длительной борьбы с министрами финансов и королями, – и он в два глотка осушил свой бокал. – Хорошо! – Он с улыбкой посмотрел на Жюля. – Вы умеете слушать, студент! Слушайте, прислушивайтесь, не ошибитесь!
Он привстал и хлопнул Жюля по спине широкой ладонью.
– Учитесь, студент, только учитесь не напрасно, учитесь для того, чтобы потом служить человечеству!
– О, как пышно! – заметил кто-то, – Совсем во вкусе Гюго!
– Дурак! – сказал Жюль и вместе с незнакомцем вышел из кабачка. Он так и не узнал имени этого человека, видимо, это был простой парижский рабочий, смелый, умный человек, каких становится все больше и больше.
Об этой встрече Жюль рассказал своей хозяйке.
– У меня в прошлом году жил такой же, – отозвалась она. – Потом за ним пришли и увезли в тюрьму. Он жил рядом с вами.
– А кто живет сейчас? – спросил Жюль. – Там, за стеной, всегда тихо и только иногда кто-то чихает и кашляет или напевает вполголоса. Кто там живет?
– Странный человек, я даже не знаю, как его назвать. Он служит на фабрике, где приготовляют духи и румяна. Подумайте, – вдруг оживилась хозяйка, – флакон духов какой-нибудь фиалки или розы стоит столько же, сколько и готовая воскресная блузка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Жюль сделал все, о чем просил Дюма. Налил два бокала.
– За ваши успехи, смелый и прямой Жюль Верн из Нанта! – провозгласил Дюма и только понюхал вино в своем бокале. – Этого я не могу пить, вы достали не то, которое я люблю. Ну, ладно. Но вы пейте. Ешьте бананы, их у меня страшно много. Запаситесь в дорогу шоколадом. И отправляйтесь домой. Я хочу спать. Говоря между нами, слава – беспокойная штука. Но все же желаю вам попробовать кусочек этого опасного кушанья. Вам далеко? Прямо в Нант? Ха-ха!
– У меня свои лошади, мэтр, – соврал Жюль, – то есть, я хотел сказать, что…
– Все знаю, – рассмеялся Дюма, – откройте вон ту дверцу, возьмите бутылку с белой этикеткой и дайте ее вашему кучеру. Люблю! Однако тридцать восемь шестого! Пьер! Оливье! Валентина! Сюда!
Вошел слуга.
– Скажите гостям, что они могут делать все, что им вздумается. Я захворал. Я иду спать. До свидания, Жюль Верн! Пишите, если вам хочется писать! Не пишите, если вам писать не хочется! Что касается меня, то я к вашим услугам. Вторник и пятница с полудня до трех. Перчатки и фрак необязательны. Дайте, я вас поцелую!
Жюль вошел в широкие объятья Дюма, как в жарко натопленный дом. Дюма поцеловал Жюля, похлопал по спине, дернул за мочку уха и приказал слуге:
– Проводите месье до его коляски!
Барнаво спал, свернувшись калачиком и накрывшись полостью. Было очень темно, очень холодно. Жюль разбудил своего друга, и тот забрался на козлы. Щелкнул бич. Коляска поехала.
– Жду отчета, – сонным голосом произнес Барнаво. – Выиграл или проиграл?
– При своих, как мне кажется, – ответил Жюль. – Вези меня побыстрее, Барнаво! Дьявольски болит голова. Подробности дома. К подробностям – вот эта бутылка.
Барнаво щелкнул бичом дважды, и лошади понесли.
Глава четвертая
Статьи и параграфы
Жюль решил: теперь я буду писать, писать и писать. Днем учиться, вечером писать.
Казалось бы, чего лучше: связи есть, способностями природа не обидела, досуга достаточно, здоровье крепкое. Жюль улыбался, вспоминая слова Арпентиньи относительно того, что именно делают таланты, здоровье, вкус и терпение. Жюль знакомился с биографиями известных деятелей литературы и науки и в каждой биографии читал о терпении и таланте, о преимуществе вкуса и хорошего здоровья. Странно, почти все великие люди, за исключением очень немногих, были недолговечны, то есть рано умирали. Редко кому из них посчастливилось прожить свыше пятидесяти лет, в то время как люди, не занимавшиеся ни литературой, ни наукой, жили и восемьдесят и даже девяносто лет.
На будущее свое Жюль смотрел без тревоги. Происходило это, конечно, от хорошего здоровья прежде всего. Немалое значение оказывало на такой взгляд и знакомство с Дюма, который покровительственно отнесся к студенту, мечтающему посвятить себя литературе. Этот студент был влюблен в Дюма, но весьма критически и порою неодобрительно отзывался о его романах. Диккенса Жюль любил больше, сильнее, – Дюма, в конце концов, представлял собою сладкое блюдо, без которого можно и обойтись. Диккенс – это хлеб, без него не проживешь. Учиться, правда, следует у всех и каждого, кое-что необходимо взять и от Дюма. Что касается Гюго…
– О, Гюго! – восхищенно говорил Жюль и себе самому, и Дюма, и своим приятелям. – Это борец, деятель, у него есть убеждения, вера в человека, прогресс, лучшее будущее. Гюго – самый большой, самый великий писатель современной Франции, и кто знает, что он сделает еще! Он тревожит меня, заставляет мыслить, критически смотреть на окружающее…
– Во Франции победила буржуазия, она теперь начнет закреплять свой успех во всех областях, – сказал как-то незнакомый Жюлю человек в рабочей блузе. Он пил дешевое вино и ни с кем не хотел соглашаться. – Победитель всегда хорошо платит тому, кто ему служит, – продолжал незнакомец. – Я, например, пишу стихи и рассказы, но их нигде не принимают, не печатают. Почему?
– Очевидно, потому, что вы плохо пишете, – заметил кто-то из слушателей. – Возможно, не обижайтесь, вы бездарны.
– Бездарным у нас сегодня называют того, кто критикует существующий строй, – с жаром проговорил незнакомец и презрительно посмотрел на собеседников. – Почему так гневается Гюго? Потому, что он против наших порядков, они ему не нравятся, он хочет лучшего строя, лучших порядков.
– Воспевайте существующий строй, и вас напечатают, – посоветовал кто-то. – Найдите что-нибудь хорошее и сегодня, – разве ничего нет?
– Для рабочего человека нет ничего хорошего, – отозвался незнакомец. – Студент, – обратился он к Жюлю, – не хотите ли выпить со мною?
– Возьмите его себе в соавторы, – хихикнул кто-то в дальнем углу кабачка.
– Этот студент внимательно слушает меня, следовательно, он учится не только в Сорбонне, – не обращая внимания на реплику, продолжал незнакомец. – Пейте, студент, – сказал он, размашисто чокаясь с Жюлем.
– За что же мы выпьем? – спросил Жюль.
– Мы выпьем за человека, – ответил незнакомец. – За того человека, который всегда смотрит вперед, за человека, не желающего служить реакции и произволу!
– За министра финансов и внутренних дел, – подсказал чей-то юный бас.
– Я вижу, вам хочется выпить за короля, который снова вернулся во Францию, – проговорил незнакомец. – Вы всем довольны, и вам на всё наплевать, благополучный буржуа! Нет, – он ударил кулаком по столу, – мы должны выпить за будущее, которое немыслимо без длительной борьбы с министрами финансов и королями, – и он в два глотка осушил свой бокал. – Хорошо! – Он с улыбкой посмотрел на Жюля. – Вы умеете слушать, студент! Слушайте, прислушивайтесь, не ошибитесь!
Он привстал и хлопнул Жюля по спине широкой ладонью.
– Учитесь, студент, только учитесь не напрасно, учитесь для того, чтобы потом служить человечеству!
– О, как пышно! – заметил кто-то, – Совсем во вкусе Гюго!
– Дурак! – сказал Жюль и вместе с незнакомцем вышел из кабачка. Он так и не узнал имени этого человека, видимо, это был простой парижский рабочий, смелый, умный человек, каких становится все больше и больше.
Об этой встрече Жюль рассказал своей хозяйке.
– У меня в прошлом году жил такой же, – отозвалась она. – Потом за ним пришли и увезли в тюрьму. Он жил рядом с вами.
– А кто живет сейчас? – спросил Жюль. – Там, за стеной, всегда тихо и только иногда кто-то чихает и кашляет или напевает вполголоса. Кто там живет?
– Странный человек, я даже не знаю, как его назвать. Он служит на фабрике, где приготовляют духи и румяна. Подумайте, – вдруг оживилась хозяйка, – флакон духов какой-нибудь фиалки или розы стоит столько же, сколько и готовая воскресная блузка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94