PARIS LOUNGE: LO-FI NU JAZZ № 11
– …Меня зовут Дидье Бланшар. Инспектор Бланшар из полицейского комиссариата…
– Меня предупредили.
– Значит, вы знаете, о чем пойдет речь. Сколько вы работаете в «Ламартин Опера»?
– Пять лет.
– Пять лет – и все ночным портье?
– Мне нравится моя работа. Новые люди и куна свободного времени. Мне нравятся люди, свободное время мне тоже нравится. А уж ночь… Я от нее просто без ума.
– И чем вы занимаетесь в свободное время?
– Самообразованием. Я много читаю.
– Что читаете?
– Разное… Что под руку попадется. Я всеядный.
– Ясно. В рабочее время, надо полагать, тоже к книжкам прикладываетесь?
– Бывает. Особенно когда постояльцев немного.
– И часто так… бывает?
– Частенько.
– Отель не пользуется спросом?
– Скажем… в любое время года вы всегда можете получить ключ от свободного номера.
– А сколько номеров обычно бывает занято?
– По-разному.
– Вот сейчас, к примеру.
– Четыре.
– Четыре из?..
– Четыре из восемнадцати. У нас небольшая гостиница. И цены щадящие. Для Парижа так вообще смехотворные.
– А народу все равно немного. Странно, правда?
– Никогда об этом не задумывался. Хотя… Ничего выдающегося в «Ламартин Опера» не происходило… За всю историю. И носового платка ни у кого не украли, и бритвой никто не порезался.
– Ну и что?
– Я хотел сказать, что жить здесь так же скучно, как в барокамере. А может, еще скучнее. Вот если бы у нас кого-нибудь пришпилили… Или остановилась на ночь Памела Андерсон…
– И что было бы, если бы у вас остановилась Памела Андерсон?
– Я порекомендовал бы ей взять два номера: один для нее, а другой – для ее шикарных буферов…
– Любите женщин с крупными формами?
– Нет.
– А каких любите?
– Это важно? Хватит уже того, что женщин с крупными формами я не люблю.
– Мне показалось – вы жалеете, что у вас никого не пришпилили…
– Мне все равно. Но для «Ламартин Опера» это было бы несомненным благом. И постояльцев бы прибавилось.
– Вы полагаете?
Ну да. Это привлекает людей… Гарцевание на месте преступления, я имею в виду. Людям свойственно совать нос в чужую смерть. Это одна из немногих вещей, которая заставляет их почувствовать себя живыми…
– Вам тоже… ничто человеческое не чуждо?
– Мне все равно. К непристойностям я равнодушен.
– К непристойностям?
– Ну да. Смерть всегда выглядит непристойно, поэтому все так охотно о ней говорят.
– И только у вас в отеле – тишь да гладь…
– И никто не говорит о смерти.
– Кроме вас.
– Я тоже не большой любитель. Просто – о чем еще беседовать с инспектором полиции? Не о сезонных же скидках на автомобили, ведь так?
– Можно поговорить о Японии. Еще точнее – о японцах. Еще точнее – о японке. О мадемуазель О-Сими Томомори.
– Можно и об этом.
– Что означают ваши иероглифы?
– Вы о татуировке?
– Да.
– Ничего. Ничего они не означают…
– Вы как будто нервничаете?
– Нет. Не из-за иероглифов, во всяком случае. Жаль, что с мадемуазель О-Сими случилось…
– А что случилось с мадемуазель О-Сими?
– Не считайте меня идиотом, мсьеэ-э… Бланшар. Раз вы здесь и хотите поговорить о ней с совершенно посторонним человеком – наверняка ничего хорошего с ней не случилось. Я давно это подозревал.
– И как давно?
Все это время. Все полтора года. С тех пор как ваши товарищи перевернули вверх дном ее номер. Они и со мной беседовали. Я тогда рассказал им все, что знал. А теперь являетесь вы…
– С теми же вопросами, молодой человек. С вопросами полуторагодовалой давности.
– Не имеет значения. Я хорошо помню мадемуазель О-Сими.
– Профессиональная память?
– Нет. Я просто хорошо ее помню, вот и все.
– Остальным постояльцам везло меньше?
– Наверное. Мы с ней. ..мыс ней подружились, пока она жила в «Ламартин Опера».
– Что значит – «подружились»?
– Мы болтали. Она мне симпатизировала. Иногда она спускалась по ночам. Я ведь ночной портье. Ее мучила бессонница – и тогда мы болтали. Первый раз она спросила, есть ли у меня снотворное. Я сказал, что могу сбегать за ним в аптеку. Это идея показалась ей менее привлекательной, чем просто поговорить со мной.
– Она знала французский?
– Очень плохо. Две или три дежурных фразы.
– Но мысль про снотворное она все-таки до вас донесла?
– Она спустилась с разговорником. У нее был карманный разговорник.
– С его помощью вы и вели беседы?
– Нет, мы говорили по-английски и немного по-японски. Я давно изучаю японский, так что разговорная практика была как нельзя кстати.
– Увлекаетесь Японией?
– Можно сказать и так.
– А японками?
– Мы просто болтали. К тому же она была влюблена.
– В вас?
– Ну что вы!.. Я ведь всего лишь портье. Ночной портье. Влюбиться в человека, который выдает ключи?..
– Она рассказывала вам о своем возлюбленном?
– Можно сказать и так.
– У вас есть девушка?
– Какое это имеет значение?
– Да вы не нервничайте.
– С чего вы взяли, что я нервничаю? А со своей девушкой я расстался. Точнее – она меня бросила.
– Почему?
– Это важно? Она была не в восторге от моей работы.
– Почему?
– Она отнимает слишком много времени. Не девушка – работа. И потом – это ночная работа. А моя девушка хотела, чтобы ночи я проводил с ней.
– Капризом это не назовешь. Значит, вы променяли свою девушку на работу?
– Мне нравится моя работа. Вообще-то я и родился в гостинице… Мои родители путешествовали по Швейцарии, так что свое первое путешествие я совершил в утробе матери.
– А второе?
– Разве я сказал, что было второе?.. Отель «Теплый воздух», в нем я и появился на свет. Вы ничего не слышали об отеле «Теплый воздух» в Швейцарских Альпах?
– Нет. А должен был?
– Там останавливалась Гарбо.
– Гарбо?
– Грета Гарбо, великая актриса. Отец был без ума от Джуди Гарланд, а маме всегда нравилась Гарбо.
– И поэтому она отправилась рожать в этот самый… «Теплый воздух»?
– Нет, не поэтому. Она и не собиралась рожать, я сам настоял.
– Как это – настояли?
– Родился семимесячным. Отель, где останавливалась великая Грета, разве я мог такое пропустить?
– Действительно, не могли.
– Ладно, это просто шутка. Не насчет Греты, не насчет отеля – насчет меня… Вы могли бы поджечь спичкой богомола?
– Какого богомола?
– Живого. Богомола или кузнечика – неважно… Ухватить за лапки и поджечь.
– Не знаю. Вряд ли.
– А она могла.
– Кто?
– Грета Гарбо. Она могла годами одеваться в ближайшем к дому магазине готового платья: только потому, что он – ближайший.
– Это делало ее великой?
– Это делало ее не такой, как все. Быть не таким, как все, еще труднее, чем стать великим, разве нет?
– Никогда над этим не задумывался… Значит, вы поклонник таланта Греты Гарбо, как и ваша почтенная мамаша?
– Можно сказать и так, хотя я не видел ни одного фильма с ее участием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106