Извините, я опоздала, – с улыбкой произносит «Сонья» на вполне сносном французском.
– Ничего, – Бланшар поразительно великодушен. – Знакомьтесь, мсье Кутарба. Это – Сонья, мой переводчик.
В исполнении коротышки это звучит примерно как «моя наложница».
– Софья Горская, – кореянка вносит последние коррективы в ритуал знакомства.
– Очень приятно, – я отрываю зад от стула и наскоро пытаюсь изобразить что-то, отдаленно напоминающее полупоклон. – А я – Гай Кутарба.
– Я знаю…
Еще бы тебе не знать, сладкая моя!.. Наверняка подбираешь объедки светских новостей в киосках у метро. Тестируешь любовников по рецептам от «Vogue», готовишь фруктовые маски по рецептам от «Elle» и устраиваешь дни раздельного питания по рецептам от «Cosmopolitan». И стоит тебе перевернуть страницу с рецептами – как ты тут же наткнешься на меня. И на мои потонувшие в ленивой лжи рассуждения о цветочном очаровании, фруктовой провокации и древесно-амбровой истоме на атласных простынях.
– Я знаю… – чудо-кореянка даже не пытается взглянуть на меня.
Должно быть, ей слепят глаза мой черный свитер, мои забранные в хвост волосы и задумчивая серьга, болтающаяся в ухе. Смятение «Сонья» не остается незамеченным – малыш Дидье хмурит брови и поигрывает челюстями: подобная реакция вовсе не входила в его планы.
– Мы закончили, Сонья, – блеет коротышка.
– Простите еще раз за опоздание…
– Ничего. Мсье Кутарба проявил недюжинные познания во французском.
Франция – моя вторая родина, – тут же морожу я пошлость в стиле «Vogue», «Elle» и «Cosmopolitan». – A вы были во Франции, Соня?..
– Мы закончили, – рявкает Бланшар. – Вы свободны, мсье Кутарба.
– Свободен?..
После всех обвинений – как высказанных, так и невысказанных – я был готов покинуть казенную комнатушку по меньшей мере в кандалах. А тут на тебе – «свободен»!..
– Мне нужно что-то подписать?
– Это была ознакомительная беседа, – Бланшар полон решимости выгнать меня пинками, странная метаморфоза. – К тому же вы уже давали показания. Если вскроются новые обстоятельства дела – вас пригласят.
– Буду ждать с нетерпением. – Кореянка нисколько не тронула меня, но, судя по всему, расшатала нравственные устои Бланшара. Так почему бы не оторваться напоследок?
– Это может случиться даже раньше, чем вы думаете, – коротышка все же решил показать зубы. – И я прошу вас не покидать город, пока идет следствие.
– Я под подпиской о невыезде?
– Нет, – ничего кроме сожаления по этому прискорбному поводу в голосе Бланшара не прочитывается. – Это моя личная просьба.
– Даже не знаю… В любом случае вы всегда можете найти меня по этим телефонам…
Я вытаскиваю из заднего кармана джинсов визитку, но протягиваю ее не коротышке, который надоел мне хуже горькой редьки, а его экзотической переводчице. Рука кореянки слегка подрагивает, а на лице застыло выражение почтительности, граничащей с религиозным экстазом. Восточные штучки, впрочем, довольно искренние. Меньше нужно читать журналы, сладкая моя…
PARIS LOUNGE: MOTHERLESS CHILD
– …Ули? Ули Хубахер?
– Точно.
– Меня зовут Дидье Бланшар. Инспектор Бланшар. Вот мое удостоверение… Мне сказали, что вас всегда можно найти в этом баре.
– В других тоже можно, но в этом – чаще всего. Хотите выпить, инспектор?
– Нет.
– А я выпью. Если вы по поводу Азиза, то больше, чем сказал, я уже не скажу. Нет… Скажу. Вы меня заколебали, вы все. Вся ваша свора.
– Меня интересуют совсем другие фигуры из «Сават и Мустаки». Совсем.
– Я больше не работаю в «Сават и Мустаки».
– Я знаю.
– Не хочу иметь ничего общего с этим клоповником.
– Меня интересует Ги Кутарба. Что вы можете о нем сказать?
– Ничего. Хотите выпить?
– Вы ведь достаточно долго работали вместе… Три года, не так ли?
– Три с половиной.
– И за три с половиной года не составили о нем никакого представления?
– Мы виделись только на показах. Так что вам лучше навести о нем справки не у меня.
– У вас ведь были м-м-м… трения?
– Никаких. Говорю же, мы не общались.
– У меня прямо противоположные сведения.
– …Ну хорошо… Один раз мы набили друг другу морды. Это можно считать трениями?
– И что же послужило поводом?
– Мне бы не хотелось об этом распространяться. Видите этот шрам? Вот здесь, над бровью… Его рук дело. Его поганых рук. Больше я вам ничего не скажу. Поищите других. Тех, кто хорошо его знал.
– Те, кто хорошо его знал, – мертвы. Вот в чем дело. Что вы пьете?
– Виски. Все те, кто хорошо нас знает, как правило, мертвы, инспектор.
– Вы полагаете?
– Жить с этим знанием уж точно невозможно… Человеческая природа – вещь неприятная, если не сказать – отвратительная.
– Пожалуй, я тоже выпью.
– Вообще-то, мне он даже нравился.
– Кто?
– Ги.
– Драка произошла именно по этой причине?
– Вы не поняли. Если я гей, это не значит, что я готов пристроиться к каждой мало-мальски привлекательной заднице. Я любил Азиза.
– Нуда…
– Знаю, что вы подумали. Все так думают. Азиз никогда не платил мне за любовь, запомните это, инспектор. Зарубите на носу.
– У вас квартира на улице Лафитт. В девятом округе.
– Да. Рядом с бульваром Итальянцев…
– А до этого?
– Намекаете на то, что до этого я жил в вонючих меблирашках в двадцатом? Об этом меня тоже спрашивали, и больше, чем сказал, я уже не скажу.
– А ваш друг Энрике оказался более разговорчивым.
– Это какой Энрике?
– Энрике Пинёро. Ваш друг.
– Рики-морячок? Вы и его откопали? Странно, что он не сдох прежде, чем вы его откопали… Никакой он мне не друг, самая обыкновенная дешевка. Продажная девка – Рики-морячок. Два члена в жопе для него не предел, уж поверьте.
– Каков же предел?
– Рики – беспредельщик. Мог засосать в свою задницу пол-Парижа. Я думаю, ему это удалось… С души воротит. Знаете, мне иногда кажется, что весь мир – это задница Рики-морячка. У вас ведь тоже есть свой Рики-морячок, а, инспектор? У каждого есть свой Рики-морячок…
– Вы перебрали, Ули.
– Туфта. Так что вам назудела эта шлюха?
– Вы ведь какое-то время жили вместе…
– Снимали в складчину один отстойник. Две комнатушки и кухня, горячей водой и не пахло, как-то раз мне в ухо залез таракан. Вот и все воспоминания.
– Так уж и все…
– Есть еще кое-что. У этой шлюхи Рики вечно не было денег. Или он говорил, что не было. Тратил башли на шоколад, дурь и краску для волос. Черный – его натуральный цвет, а Рики всегда хотелось быть блондином. Это была его идея фикс. Черные корни его раздражали. Просто сума сводили. Так что свою долю за квартиру он зажимал. Сука.
– Где вы познакомились с Азизом Мустаки?
– Вы ведь знаете – где. Раз уж трясете передо мной штанами Рики-морячка…
– В Булонском лесу, не так ли?
– Да. Тринадцатого ноября, четыре года назад. Азиз меня снял. Он часто там бывал… До того, как мы познакомились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106
– Ничего, – Бланшар поразительно великодушен. – Знакомьтесь, мсье Кутарба. Это – Сонья, мой переводчик.
В исполнении коротышки это звучит примерно как «моя наложница».
– Софья Горская, – кореянка вносит последние коррективы в ритуал знакомства.
– Очень приятно, – я отрываю зад от стула и наскоро пытаюсь изобразить что-то, отдаленно напоминающее полупоклон. – А я – Гай Кутарба.
– Я знаю…
Еще бы тебе не знать, сладкая моя!.. Наверняка подбираешь объедки светских новостей в киосках у метро. Тестируешь любовников по рецептам от «Vogue», готовишь фруктовые маски по рецептам от «Elle» и устраиваешь дни раздельного питания по рецептам от «Cosmopolitan». И стоит тебе перевернуть страницу с рецептами – как ты тут же наткнешься на меня. И на мои потонувшие в ленивой лжи рассуждения о цветочном очаровании, фруктовой провокации и древесно-амбровой истоме на атласных простынях.
– Я знаю… – чудо-кореянка даже не пытается взглянуть на меня.
Должно быть, ей слепят глаза мой черный свитер, мои забранные в хвост волосы и задумчивая серьга, болтающаяся в ухе. Смятение «Сонья» не остается незамеченным – малыш Дидье хмурит брови и поигрывает челюстями: подобная реакция вовсе не входила в его планы.
– Мы закончили, Сонья, – блеет коротышка.
– Простите еще раз за опоздание…
– Ничего. Мсье Кутарба проявил недюжинные познания во французском.
Франция – моя вторая родина, – тут же морожу я пошлость в стиле «Vogue», «Elle» и «Cosmopolitan». – A вы были во Франции, Соня?..
– Мы закончили, – рявкает Бланшар. – Вы свободны, мсье Кутарба.
– Свободен?..
После всех обвинений – как высказанных, так и невысказанных – я был готов покинуть казенную комнатушку по меньшей мере в кандалах. А тут на тебе – «свободен»!..
– Мне нужно что-то подписать?
– Это была ознакомительная беседа, – Бланшар полон решимости выгнать меня пинками, странная метаморфоза. – К тому же вы уже давали показания. Если вскроются новые обстоятельства дела – вас пригласят.
– Буду ждать с нетерпением. – Кореянка нисколько не тронула меня, но, судя по всему, расшатала нравственные устои Бланшара. Так почему бы не оторваться напоследок?
– Это может случиться даже раньше, чем вы думаете, – коротышка все же решил показать зубы. – И я прошу вас не покидать город, пока идет следствие.
– Я под подпиской о невыезде?
– Нет, – ничего кроме сожаления по этому прискорбному поводу в голосе Бланшара не прочитывается. – Это моя личная просьба.
– Даже не знаю… В любом случае вы всегда можете найти меня по этим телефонам…
Я вытаскиваю из заднего кармана джинсов визитку, но протягиваю ее не коротышке, который надоел мне хуже горькой редьки, а его экзотической переводчице. Рука кореянки слегка подрагивает, а на лице застыло выражение почтительности, граничащей с религиозным экстазом. Восточные штучки, впрочем, довольно искренние. Меньше нужно читать журналы, сладкая моя…
PARIS LOUNGE: MOTHERLESS CHILD
– …Ули? Ули Хубахер?
– Точно.
– Меня зовут Дидье Бланшар. Инспектор Бланшар. Вот мое удостоверение… Мне сказали, что вас всегда можно найти в этом баре.
– В других тоже можно, но в этом – чаще всего. Хотите выпить, инспектор?
– Нет.
– А я выпью. Если вы по поводу Азиза, то больше, чем сказал, я уже не скажу. Нет… Скажу. Вы меня заколебали, вы все. Вся ваша свора.
– Меня интересуют совсем другие фигуры из «Сават и Мустаки». Совсем.
– Я больше не работаю в «Сават и Мустаки».
– Я знаю.
– Не хочу иметь ничего общего с этим клоповником.
– Меня интересует Ги Кутарба. Что вы можете о нем сказать?
– Ничего. Хотите выпить?
– Вы ведь достаточно долго работали вместе… Три года, не так ли?
– Три с половиной.
– И за три с половиной года не составили о нем никакого представления?
– Мы виделись только на показах. Так что вам лучше навести о нем справки не у меня.
– У вас ведь были м-м-м… трения?
– Никаких. Говорю же, мы не общались.
– У меня прямо противоположные сведения.
– …Ну хорошо… Один раз мы набили друг другу морды. Это можно считать трениями?
– И что же послужило поводом?
– Мне бы не хотелось об этом распространяться. Видите этот шрам? Вот здесь, над бровью… Его рук дело. Его поганых рук. Больше я вам ничего не скажу. Поищите других. Тех, кто хорошо его знал.
– Те, кто хорошо его знал, – мертвы. Вот в чем дело. Что вы пьете?
– Виски. Все те, кто хорошо нас знает, как правило, мертвы, инспектор.
– Вы полагаете?
– Жить с этим знанием уж точно невозможно… Человеческая природа – вещь неприятная, если не сказать – отвратительная.
– Пожалуй, я тоже выпью.
– Вообще-то, мне он даже нравился.
– Кто?
– Ги.
– Драка произошла именно по этой причине?
– Вы не поняли. Если я гей, это не значит, что я готов пристроиться к каждой мало-мальски привлекательной заднице. Я любил Азиза.
– Нуда…
– Знаю, что вы подумали. Все так думают. Азиз никогда не платил мне за любовь, запомните это, инспектор. Зарубите на носу.
– У вас квартира на улице Лафитт. В девятом округе.
– Да. Рядом с бульваром Итальянцев…
– А до этого?
– Намекаете на то, что до этого я жил в вонючих меблирашках в двадцатом? Об этом меня тоже спрашивали, и больше, чем сказал, я уже не скажу.
– А ваш друг Энрике оказался более разговорчивым.
– Это какой Энрике?
– Энрике Пинёро. Ваш друг.
– Рики-морячок? Вы и его откопали? Странно, что он не сдох прежде, чем вы его откопали… Никакой он мне не друг, самая обыкновенная дешевка. Продажная девка – Рики-морячок. Два члена в жопе для него не предел, уж поверьте.
– Каков же предел?
– Рики – беспредельщик. Мог засосать в свою задницу пол-Парижа. Я думаю, ему это удалось… С души воротит. Знаете, мне иногда кажется, что весь мир – это задница Рики-морячка. У вас ведь тоже есть свой Рики-морячок, а, инспектор? У каждого есть свой Рики-морячок…
– Вы перебрали, Ули.
– Туфта. Так что вам назудела эта шлюха?
– Вы ведь какое-то время жили вместе…
– Снимали в складчину один отстойник. Две комнатушки и кухня, горячей водой и не пахло, как-то раз мне в ухо залез таракан. Вот и все воспоминания.
– Так уж и все…
– Есть еще кое-что. У этой шлюхи Рики вечно не было денег. Или он говорил, что не было. Тратил башли на шоколад, дурь и краску для волос. Черный – его натуральный цвет, а Рики всегда хотелось быть блондином. Это была его идея фикс. Черные корни его раздражали. Просто сума сводили. Так что свою долю за квартиру он зажимал. Сука.
– Где вы познакомились с Азизом Мустаки?
– Вы ведь знаете – где. Раз уж трясете передо мной штанами Рики-морячка…
– В Булонском лесу, не так ли?
– Да. Тринадцатого ноября, четыре года назад. Азиз меня снял. Он часто там бывал… До того, как мы познакомились.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106