– А в день убийства вы появились у Пинеро с расквашенной физиономией.
– Азиз здесь ни при чем.
– А кто – при чем?
– Может быть, это и касалось Азиза. Но сам Азиз был ни при чем.
– Кто такой Красавчик Пирс?
– Не самое главное действующее лицо. К тому же фильм в американском прокате провалился. Они не смогли оценить его по достоинству, идиоты.
– «Неприкаянные», так?
– Вы и это знаете, инспектор. Держу пари, вы не видели этого фильма.
– Последняя роль Кларка Гейбла. Последняя роль Мэрилин Монро. А Пирса играл Монтгомери Клифт.
– Клифт умер через пять лет после Гейбла. Но так же, как он. Сердце отказало. Это только Рики-морячок никогда никому не отказывает, а сердце может отказать в любой момент.
– Кого вы называли Красавчиком Пирсом… Рет?
– Того, кто попортил мне вывеску.
– Ги Кутарба?
– Вы и без меня в курсе дела…
– Он так похож на Клифта – Ги?
– Если бы Ги отсасывал за деньги, его бы наверняка так и прозвали бы – Красавчик Пирс.
– Почему?
– А почему Рики прозвали морячком? Это данность, инспектор. Такая же данность, как хвост у павлина.
– Ясно. Что послужило поводом для драки? Спонтанный выхлоп?
– Еще чего! Руки у меня с неделю как чесались. Вот я их и почесал…
– А до этого?
– До этого – не чесались. Говорю же вам, Ги был мне даже симпатичен.
– Тогда с чего бы вам было устраивать разборки? Ведь Ги Кутарба к секс-меньшинствам никогда не принадлежал…
– Ги – странный парень. Никто о нем ничего не знал. То есть знали, конечно, что он потрахивает мадам Сават, ходили такие мутные разговоры… Но они оборвались как-то в одночасье.
– Почему?
– Откуда же мне знать – почему? Перестал потрахивать – вот и разговоры прекратились.
– И он больше ни с кем не встречался? После мадам Сават?
– Это вы у него спросите.
– Он был с кем-нибудь близок?
– Не со мной – точно.
– А с кем?
– Знаю только, что в него была влюблена Николь. Никель Оффрей.
– Секретарша мадам?
– Да.
– У них намечался роман?
– Не было никакого романа. То есть Николь по Красавчику с ума сходила, но на него это никакого впечатления не произвело.
– Так уж и никакого?
– Ну это как если бы по вас курица с ума сходила. Или кусок ветчины. Стали бы вы по этому поводу заморачиваться?.. Вот и он не стал.
– Печально…
– Вы о чем?
– О мадемуазель Оффрей. Бедная девушка.
– Вы бы слышали, как она рыдала…
– А вы слышали?
– Я ей собственноручно сопли вытирал. Чего только не наслушался…
– Чего?
– Она как-то рассказала мне… Когда была особенно не в духе… Об одном разговоре, который слышала из-за двери. Между Ги и мадам.
– Что же это был за разговор?
– Самого разговора Николь не слышала, я так понял.
А вот то, как отреагировала мадам, Николь очень даже хорошо запомнила. Что-то такое она ему крикнула… Что-то вроде «Ты страшный человек, Ги. Если я расскажу об этом полиции – тебе конец». За достоверность я, конечно, не ручаюсь. Да вы сами поговорите с Николь…
– Это произошло уже после смерти Азиза Мустаки?
– Через полгода… Наверное, через полгода, хотя для меня это уже не имело никакого значения. Я любил Азиза. Я и с Ги завелся только потому, что он стал вокруг нас круги наматывать.
– Вокруг вас?
– Вокруг Азиза. Это началось примерно за неделю до его смерти… Да. За неделю. Ги с Азизом недолюбливали друг друга…
– Недолюбливали?
– Во всяком случае, старались друг друга не замечать. Так уж изначально повелось. Ги вертелся вокруг мадам, мужчины его не интересовали. А он не интересовал Азиза, мастью не вышел. Мадам всюду пропихивала своего щенка, Азизу это не нравилось, но что он мог поделать… Коллекций он давно не создавал, все лежало на плечах мадам…
– Так что же случилось в ту самую неделю?
– Закажите мне еще виски…
– Конечно.
– Про него все говорят гадости. Всегда говорили и сейчас говорят. Сейчас, когда он умер, так ужасно умер. Я думал, что хотя бы смерть его защитит, но разве от смерти этого дождешься? Она такая же шлюха, как и Рики-морячок. Такая же дешевка. Азиз умер – и как будто снова стал шестипалым… Вы понимаете, о чем я, инспектор?
– Да.
– Вы хороший парень.
– Вернемся к декабрю…
– Меньше всего мне хотелось бы туда вернуться… Так вот – Ги. Я впервые заметил его в кино. Он сидел позади нас с Азизом.
– Что же в этом удивительного?
– Вы понимаете… Это совершенно специфический кинотеатр… Эротические фильмы, двадцать четыре часа в сутки. Десять сеансов, из десяти Азиз всегда выбирал один и тот же, в семнадцать тридцать.
– Значит, глава модного дома среди бела дня посещал порнокиношки? Лихо.
– … я увидел Ги случайно. Выходил отлить, а когда вернулся – некоторое время стоял в проходе. Чтобы глаза привыкли к темноте. Тут-то я на него и наткнулся. Он сидел через ряд, и не прямо за нами, а наискосок.
– Ну и что? Мало ли с кем можно столкнуться в кинотеатре? Я вот однажды сидел в одном ряду с Ивом Монтаном и Симоной Синьоре. И ничего, слопал это. Сожрал, как миленький, даже автограф у них попросил, когда сеанс закончился.
– Вы не понимаете, инспектор. Это ведь была не просто… эротика. Это была гей-эротика. Спрашивается, зачем парню, который трахает женщин, пялиться на мужские задницы? И не только на задницы…
– Незачем. Вы правы.
– Но это еще не все. На экран Ги не смотрел вовсе. Он смотрел на Азиза. Просто глаз с него не спускал. Тогда-то мне и захотелось врезать ему в первый раз.
– А во второй?
– Тем же вечером. Только позже. Мы ужинали в «Мираме». Это ресторанчик в Латинском квартале. Китайская кухня и все такое. Он и там нас достал.
– В каком смысле?
Стоял на тротуаре в этой своей мотоциклетной куртке с поднятым воротником… с мотоциклетным шлемом…
– Просто стоял?
– Азиз сидел спиной к улице и не мог видеть Ги. Ноя-то видел, я хорошо разглядел его лицо. Никогда его не забуду.
– Что же вас так поразило?
– Я точно знаю, что он хотел сделать там, у витрины, Ги. Я знал это и тогда. Разбить стекло. Вот чего ему хотелось больше всего – разбить стекло. Расхерачить его к чертовой матери. Я еще подумал – сейчас он запустит в стекло шлемом…
– А если бы шлема не было?
– Не знаю. Он нашел бы камень.
– А если бы и камня не оказалось?
– Он прошел бы сквозь витрину.
– Он прошел?
– Нет.
– Почему? Что его остановило?
– Не знаю. Меня когда-то остановил шрам. Шрам в виде креста…
– Я помню.
Не мальтийского, это был просто прикол, не больше. И никаких тайн в нем не ночевало, ну как если бы я встретил Азиза где-нибудь в метро в июне, в самое пекло, в рубашке с короткими рукавами. И сошел бы на следующей станции. Второй шрам, тот, что под грудью, – совсем другое дело. Чтобы увидеть его, чтобы до него добраться, нужно было рассказать Азизу о Душане. И о кошке. И о Кельне, я там родился. И о том, что у мамы был рак костей, и ей отняли ступни, а потом отнимали еще по десять сантиметров каждый год.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106