Вот тут история и заканчивается.
- У каждого пса есть свой день.
Споффорд ничего не ответил, только ухмыльнулся широко, во весь рот, так что стал виден мертвый зуб. Он непристойнейшим образом радовался достигнутому эффекту, и ей пришлось отвернуться, чтобы не улыбнуться ему в ответ.
- Да, кстати, - сказала она и принялась демонстративно собирать со стола кошелек, книгу, сдачу, давая понять, что разговор подходит к концу, и меняя тему, - как твоему другу - Пирс его зовут? - как твоему другу Пирсу здесь понравилось?
- Ему здесь понравилось, - сказал Споффорд. Она встала, он остался сидеть как сидел. - Он еще сюда вернется.
Ему действительно понравилось. Он будет часто думать об этом, на разные лады, в разных контекстах; если честно, то уже в безликом и затхлом салоне автобуса, едва тронувшись с места, он уже начал об этом думать. И - на городских улицах, пышущих летней жарой, пропитанных гнилостной летней вонью; в городской квартире бог знает на каком этаже, квартире, которая внезапно стала казаться ему слишком просторной, как будто изголодавшийся нищий вдруг нашел и надел свой прежний костюм; или тогда, когда, сжав зубы, он готовил себя к неизбежным в ближайшем будущем перипетиям, - и вдруг ему начинало казаться, что картинки из лета в Дальних горах никуда не делись, они здесь, прямо у него под рукой, этаким озерцом золотистого света, так близко, что он не мог понять, как умудрился выбраться оттуда и попасть сюда; а сюда он попал, по собственному убеждению, навсегда или на срок, настолько близкий к этому «навсегда», что разницы не было ровным счетом никакой.
Глава вторая
- Простите, простите меня ради бога! - В комнату, куда провели Роузи, ворвался Алан Баттерман. - Вы, наверное, ждали меня бог знает сколько времени, ведь так? Я страшно, непростительно перед вами виноват.
Он отодрал от рукава приколотую булавкой траурную повязку и про мокнул лицо большим красивым носовым платком. В черном костюме тройке и в галстуке он выглядел просто шикарно, вылитый француз (острый нос, черные глаза и напомаженные волосы, белая гладкая кожа), и высокий накрахмаленный воротник подпирает пухлые щечки.
- О господи, - сказал он, тяжело вздохнул и сунул платок в карман.
- Что, близкий человек? - осторожно поинтересовалась Роузи.
- Да нет, - ответил Алан. - Да нет же, нет. Просто старый-старый наш клиент. Старый, как Мафусаил. Можно сказать, старейший клиент фирмы. О господи как же это все нелепо.
Он закусил костяшку указательного пальца, выглянул в окно на реку и на вошедший в силу день; потом вздохнул еще раз и взял себя в руки.
- Итак, - сказал он. - Прежде всего, как вы себя чувствуете, чашечку кофе не желаете? Я Алан Баттерман. Алан Баттерман-младший. Мне кажется, ваш дядя не вполне отдавал себе отчет в том, что в последнее время именно я отвечал на его письма и все такое - мой отец скончался два года тому назад. Такие дела.
Он печально улыбнулся Роузи.
- Бони объяснил вам, в чем дело?
- В общих чертах.
- Речь идет о разводе.
- Или, по крайней мере, о раздельном ведении хозяйства.
- Все так.
Алан резко выдохнул, покачал головой и уставился в столешницу прямо перед собой. Казалось, он был на грани приступа самого безысходного отчаяния, и Роузи уже как то опасалась вдаваться в детали, чтобы не добавить ненароком ту самую последнюю каплю.
- Хозяйство уже раздельное. Я хочу сказать, что уже уехала от него.
Алан медленно кивнул, внимательно глядя на нее, и на лоб у него набежали морщины.
- Дети? - спросил он.
- Ребенок - один. Девочка. Три года.
- О господи.
- Это уже довольно давняя история, - сказала Роузи, чтобы хоть как-то его успокоить.
- Да? - подхватил Алан. - И когда же вы, ребята, решили, что вам пора развестись?
- Ну, - сказала Роузи. - Он в общем-то ничего такого не решал. Это как бы я так решила.
- А он что, не слишком уверен в том, что хочет разводиться?
- Не слишком. По крайней мере пока.
- А когда вы поставили его в известность о своих планах?
- Ну, если честно, позавчера.
Алан крутанулся на стуле-вертушке. Потом составил вместе кончики пальцев и снова воззрился в окно, так, словно яркий тамошний день не предвещал ему ничего хорошего. И рассмеялся, коротко и резко.
- Ну, что ж, - сказал он. - Вот что я вам скажу. По правде говоря, я не слишком часто занимаюсь разводами. Мистер Расмуссен сообщил мне, что у вас какие-то сложности, и я, естественно, сказал: пусть заходит, посмотрим, что я могу для нее сделать. Но на самом деле могут найтись и другие специалисты, которые окажут вам куда более профессиональную помощь, чем я. Н-да. На чем я остановился? Даже если бы я и взялся за это дело - только ради вас, заметьте, - я прямо сейчас попросил бы вас еще раз очень серьезно обо всем подумать, чтобы разобраться, насколько это все серьезно. Брак - вещь приятная и недорогая, когда ты его заключаешь, но вот когда пытаешься расторгнуть, выясняется, что дело это очень непростое и дорогостоящее.
- Не думаю, чтобы у вас с... э-э...
- Майком.
- ...с Майком, чтобы у вас с Майком существовало на сей счет нечто вроде брачного контракта или хотя бы соглашения на постоянной основе, а?
- Нет.
Она читала о людях, заключающих брачные контракты; сама идея казалась ей нелепой - из разряда тех, которые приходят в голову только другим, далеким от тебя людям, вроде свадьбы в самолете или покупки общего, одного на двоих, участка под могилу. Теперь она не знала, что и думать.
Пункт о возможном расторжении брака: скрестить под столом пальцы, чтобы при случае отыграть все обратно.
- Нет.
- Понятно, - сказал Алан, - Давайте я как следует вам все объясню. Не так давно, даже в те времена, когда я начинал практику, людям для того, чтобы развестись, требовалась веская причина: то есть один из них должен был совершить против другого что-то предосудительное, причем по большому счету. Супружеская измена. Алкоголизм. Наркомания. Душевная черствость - причем, заметьте, в те времена это было нешуточное обвинение и требовало серьезных доказательств. Понимаете? Это означало, что если люди просто не хотели больше жить вместе, безо всяких видимых причин, им приходилось договариваться, что один из них будет лгать в суде, а другой при этом не уличит его во лжи. А если суд приходил к выводу, что между супругами имело место такого рода соглашение, развода они не получали. Это была довольно грязная работенка, доложу я вам, только представьте себе: мужья, поверенные, жены - и каждый врет как умеет... Ну ладно. Теперь - собственно, со времен совсем недавних - мы имеем возможность говорить о так называемом разводе «без обвинения». Закон наконец смирился с тем фактом, что большинство людей разводится вовсе не потому, что кто-то из них сделал что-то из ряда вон выходящее, и в процедуре предъявления обвинения нет никакой необходимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
- У каждого пса есть свой день.
Споффорд ничего не ответил, только ухмыльнулся широко, во весь рот, так что стал виден мертвый зуб. Он непристойнейшим образом радовался достигнутому эффекту, и ей пришлось отвернуться, чтобы не улыбнуться ему в ответ.
- Да, кстати, - сказала она и принялась демонстративно собирать со стола кошелек, книгу, сдачу, давая понять, что разговор подходит к концу, и меняя тему, - как твоему другу - Пирс его зовут? - как твоему другу Пирсу здесь понравилось?
- Ему здесь понравилось, - сказал Споффорд. Она встала, он остался сидеть как сидел. - Он еще сюда вернется.
Ему действительно понравилось. Он будет часто думать об этом, на разные лады, в разных контекстах; если честно, то уже в безликом и затхлом салоне автобуса, едва тронувшись с места, он уже начал об этом думать. И - на городских улицах, пышущих летней жарой, пропитанных гнилостной летней вонью; в городской квартире бог знает на каком этаже, квартире, которая внезапно стала казаться ему слишком просторной, как будто изголодавшийся нищий вдруг нашел и надел свой прежний костюм; или тогда, когда, сжав зубы, он готовил себя к неизбежным в ближайшем будущем перипетиям, - и вдруг ему начинало казаться, что картинки из лета в Дальних горах никуда не делись, они здесь, прямо у него под рукой, этаким озерцом золотистого света, так близко, что он не мог понять, как умудрился выбраться оттуда и попасть сюда; а сюда он попал, по собственному убеждению, навсегда или на срок, настолько близкий к этому «навсегда», что разницы не было ровным счетом никакой.
Глава вторая
- Простите, простите меня ради бога! - В комнату, куда провели Роузи, ворвался Алан Баттерман. - Вы, наверное, ждали меня бог знает сколько времени, ведь так? Я страшно, непростительно перед вами виноват.
Он отодрал от рукава приколотую булавкой траурную повязку и про мокнул лицо большим красивым носовым платком. В черном костюме тройке и в галстуке он выглядел просто шикарно, вылитый француз (острый нос, черные глаза и напомаженные волосы, белая гладкая кожа), и высокий накрахмаленный воротник подпирает пухлые щечки.
- О господи, - сказал он, тяжело вздохнул и сунул платок в карман.
- Что, близкий человек? - осторожно поинтересовалась Роузи.
- Да нет, - ответил Алан. - Да нет же, нет. Просто старый-старый наш клиент. Старый, как Мафусаил. Можно сказать, старейший клиент фирмы. О господи как же это все нелепо.
Он закусил костяшку указательного пальца, выглянул в окно на реку и на вошедший в силу день; потом вздохнул еще раз и взял себя в руки.
- Итак, - сказал он. - Прежде всего, как вы себя чувствуете, чашечку кофе не желаете? Я Алан Баттерман. Алан Баттерман-младший. Мне кажется, ваш дядя не вполне отдавал себе отчет в том, что в последнее время именно я отвечал на его письма и все такое - мой отец скончался два года тому назад. Такие дела.
Он печально улыбнулся Роузи.
- Бони объяснил вам, в чем дело?
- В общих чертах.
- Речь идет о разводе.
- Или, по крайней мере, о раздельном ведении хозяйства.
- Все так.
Алан резко выдохнул, покачал головой и уставился в столешницу прямо перед собой. Казалось, он был на грани приступа самого безысходного отчаяния, и Роузи уже как то опасалась вдаваться в детали, чтобы не добавить ненароком ту самую последнюю каплю.
- Хозяйство уже раздельное. Я хочу сказать, что уже уехала от него.
Алан медленно кивнул, внимательно глядя на нее, и на лоб у него набежали морщины.
- Дети? - спросил он.
- Ребенок - один. Девочка. Три года.
- О господи.
- Это уже довольно давняя история, - сказала Роузи, чтобы хоть как-то его успокоить.
- Да? - подхватил Алан. - И когда же вы, ребята, решили, что вам пора развестись?
- Ну, - сказала Роузи. - Он в общем-то ничего такого не решал. Это как бы я так решила.
- А он что, не слишком уверен в том, что хочет разводиться?
- Не слишком. По крайней мере пока.
- А когда вы поставили его в известность о своих планах?
- Ну, если честно, позавчера.
Алан крутанулся на стуле-вертушке. Потом составил вместе кончики пальцев и снова воззрился в окно, так, словно яркий тамошний день не предвещал ему ничего хорошего. И рассмеялся, коротко и резко.
- Ну, что ж, - сказал он. - Вот что я вам скажу. По правде говоря, я не слишком часто занимаюсь разводами. Мистер Расмуссен сообщил мне, что у вас какие-то сложности, и я, естественно, сказал: пусть заходит, посмотрим, что я могу для нее сделать. Но на самом деле могут найтись и другие специалисты, которые окажут вам куда более профессиональную помощь, чем я. Н-да. На чем я остановился? Даже если бы я и взялся за это дело - только ради вас, заметьте, - я прямо сейчас попросил бы вас еще раз очень серьезно обо всем подумать, чтобы разобраться, насколько это все серьезно. Брак - вещь приятная и недорогая, когда ты его заключаешь, но вот когда пытаешься расторгнуть, выясняется, что дело это очень непростое и дорогостоящее.
- Не думаю, чтобы у вас с... э-э...
- Майком.
- ...с Майком, чтобы у вас с Майком существовало на сей счет нечто вроде брачного контракта или хотя бы соглашения на постоянной основе, а?
- Нет.
Она читала о людях, заключающих брачные контракты; сама идея казалась ей нелепой - из разряда тех, которые приходят в голову только другим, далеким от тебя людям, вроде свадьбы в самолете или покупки общего, одного на двоих, участка под могилу. Теперь она не знала, что и думать.
Пункт о возможном расторжении брака: скрестить под столом пальцы, чтобы при случае отыграть все обратно.
- Нет.
- Понятно, - сказал Алан, - Давайте я как следует вам все объясню. Не так давно, даже в те времена, когда я начинал практику, людям для того, чтобы развестись, требовалась веская причина: то есть один из них должен был совершить против другого что-то предосудительное, причем по большому счету. Супружеская измена. Алкоголизм. Наркомания. Душевная черствость - причем, заметьте, в те времена это было нешуточное обвинение и требовало серьезных доказательств. Понимаете? Это означало, что если люди просто не хотели больше жить вместе, безо всяких видимых причин, им приходилось договариваться, что один из них будет лгать в суде, а другой при этом не уличит его во лжи. А если суд приходил к выводу, что между супругами имело место такого рода соглашение, развода они не получали. Это была довольно грязная работенка, доложу я вам, только представьте себе: мужья, поверенные, жены - и каждый врет как умеет... Ну ладно. Теперь - собственно, со времен совсем недавних - мы имеем возможность говорить о так называемом разводе «без обвинения». Закон наконец смирился с тем фактом, что большинство людей разводится вовсе не потому, что кто-то из них сделал что-то из ряда вон выходящее, и в процедуре предъявления обвинения нет никакой необходимости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144