Мне сразу дали понять, что такая инициатива в реальной жизни не только не поощряется, но решительно не приветствуется. Каждый человек в иерархии компании прежде всего защищал свою задницу. Каждый из них за многие годы выработал для себя удобное соотношение объемов работы и безделья, и если бы я вдруг стал печь документацию, как блины, это изменило бы кривую продуктивности компании и заставило бы их собственные показатели выглядеть не очень хорошо. От меня ожидалось, что моя производительность будет на долю миллиметра лучше, чем у моего предшественника. Точка. Мне полагалось вжиться в заранее приготовленную для меня нишу и придерживаться ее границ. Принцип Питера в действии.
То есть у меня оказалась чертова уйма времени, которое надо было куда-то девать.
Я быстро научился брать пример с окружающих и открыл много способов симуляции усердной работы. Когда Стюарт или Бэнкс останавливались у моего офиса посмотреть, чем я занимаюсь, их встречал шелест бумаг, разбор папок на столе, пулеметный треск перебираемых папок в ящиках. Не знаю, замечал ли мои представления Дерек, но если да, он ничего не говорил. Я подозревал, что он делает то же самое, поскольку он вдруг становился куда более занят, если его начальник или руководитель отдела вдруг входил в офис.
Мне не хватало обстановки колледжа, и я много времени проводил, думая о ней. Там было весело, и хотя всего полгода прошло, как я получил диплом, эта жизнь ушла за миллион миль от меня. Мне не хватало общества людей моего возраста, не хватало просто безделья и бесцельных шатаний. Я вспомнил, как ходил с Крейгом Миллером в “Эрогенную зону” - лавку игрушек для взрослых в ряду сомнительных лавчонок рядом с кампусом. В то время мы ездили с ним в одной машине, и Крейг предложил остановиться у этой лавки. Я там никогда не бывал, мне было любопытно, и я согласился. Мы заехали на стоянку и вошли в магазин, позвонив в колокольчик над дверью. Три продавца и несколько покупателей обернулись к нам. “Крейг!” - воскликнули они в унисон. Это мне напомнило телепередачу “Привет!”, когда все содержатели баров орут “Норм!”, и я не мог удержаться от смеха. Крейг застенчиво улыбнулся, и я помню, как подумал словами песни насчет того, как хорошо там, где все тебя знают по имени.
В “Отомейтед интерфейс” никто меня по имени не знал.
Я до сих пор не понимал толком, почему меня взяли на работу, поскольку и Стюарт, и Бэнкс явно меня презирали. Может быть, я шел по какой-то квоте? Подходил по критерию возраста или этнической принадлежности? Понятия не имел. Я только знал, что если бы это зависело от Бэнкса и Стюарта, не видать бы мне этой работы.
Теда Бэнкса я видал редко, но когда он время от времени обходил отдел, он был со мной груб и излишне колюч. Без всякого повода он делал уничижительные комментарии по поводу моей прически, галстуков, осанки - всего, что приходило ему на ум. Я не представлял себе, зачем ему это надо, но старался не обращать внимания.
Не обращать внимания на Рона Стюарта было труднее. Он в своей неприязни не был так очевидно груб, как Бэнкс, наружно он даже был со мной вежлив. Но было в нем что-то такое, что гладило меня против шерсти. Когда он говорил, всегда в его голосе слышалась нотка снисхождения. Его слова были достаточно приятны, но высказывались они так, что не оставалось сомнений, что он куда как превосходит меня по интеллекту и положению и вообще делает мне одолжение, разговаривая со мной.
И самое противное было то, что, разговаривая с ним, я не мог избавиться от ощущения, что он действительно меня превосходит, что он более интеллектуален, более интересен, более утончен, более - все на свете. Слова, которыми он изъяснялся, были дружелюбными словами, которыми обращаются к равному, но отношение за ними, тонко скрытое в подтекстах, говорило совсем о другом, и я заметил, что веду себя несколько сервильно, как почтительная мелкая сошка перед самодовольным начальником, и ненавидел себя за это, но сделать ничего не мог.
Я стал думать, нет ли у меня паранойи. Может быть, Бэнкс и Стюарт так вообще с каждым обращаются.
Нет. Бэнкс шутил с программистами, был вежлив с секретаршей и стенографистками. Стюарт был дружелюбен со всеми прочими своими подчиненными. Он даже позволял себе небольшой треп с Дереком.
Я был единственным объектом их враждебности.
Прошел примерно месяц, как меня взяли на работу. Однажды Стюарт и Бэнкс остановились в коридоре возле моего офиса. Они говорили громко, будто хотели, чтобы я их наверняка услышал.
Я услышал:
Бэнкс: Как он работает?
Стюарт: Не командный игрок. Не знаю, сможет ли он вообще вработаться в наш ритм.
Бэнкс: У нас для лодырей места нет.
Моя первая аттестация ожидалась не раньше, чем через два месяца. Они просто меня провоцировали, и я это знал, но все равно разозлился и не мог оставить подобные обвинения без ответа. Я встал, обошел вокруг стола и вышел в коридор твердым шагом.
- К вашему сведению, - объявил я, глядя им в глаза, - я выполняю все задания, которые мне дают, и выполняю их вовремя.
Стюарт посмотрел на меня с улыбкой.
- Это прекрасно, Джонс.
- Я слышал, что вы обо мне говорили...
Тут и Бэнкс улыбнулся - снисходительно, весь простодушие.
- Мы о вас не говорили, Джонс. Что заставило вас подумать, что мы говорим о вас?
Я уставился на него.
- И почему вы подслушиваете наш частный разговор?
На это у меня ответа не было - ничего такого, что не прозвучало бы как оправдание, и потому я отступил, покраснев, обратно в офис. А Дерек ухмылялся за своим столом.
- Вперед тебе наука.
“Так твою мать! - хотел я ответить. - Чтоб ты сдох, говна нажравшись!”
Но я сделал вид, что его не замечаю, снял колпачок с авторучки и молча вернулся к работе.
В этот вечер, когда я вернулся домой, Джейн заявила, что хочет куда-нибудь пойти, что-нибудь сделать. Мы не выходили из дому с тех пор, как я получил работу, и Джейн стала тяготиться домом не на шутку. Честно говоря, я тоже, и мы решили, что неплохо будет куда-нибудь съездить.
И мы поехали в Бальбоа и поужинали в “Краб кукере”, заказали по миске похлебки из моллюсков и съели их на скамейке возле ресторана, наблюдая за прохожими и отпуская замечания. Потом мы проехали по полуострову до пирса через Зону развлечений и припарковались на маленькой стоянке возле самого пирса. Это всегда было “наше” место. Здесь прошло много наших свиданий в дни нашей бедности, сюда я привез Джейн, когда мы в первый раз выехали из дому, сюда мы потом приезжали на автомобиле. За первые два года наших отношений, когда мы не могли позволить себе даже сходить в кино, мы приезжали сюда: шли через Зону развлечений, покупали всякую мелочь в прибрежных лавочках, смотрели, как резвятся ребятишки на аттракционах, смотрели на лодки в заливе, съедали по гамбургеру у конца пирса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92