Крейг не был дураком, и если у негр не было опухоли мозга, душевной болезни или наркотического опьянения, он никак не мог забыть, кто я такой.
Может быть, дело не в нем. Может быть, дело во мне.
Этот ответ казался наиболее правдоподобным, и мне об этом думать было страшно. Я знал, что я не самый интересный человек в мире, но ведь и не настолько безнадежно скучный, что даже друг может забыть меня за пару месяцев? Эта мысль пугала, и угнетала почти невыносимо. Я не был эгоманом, и уж точно не питал иллюзий насчет того, чтобы оставить в мире заметный след, но уж очень расстраивала мысль, будто мое существование настолько бессмысленно, что пройдет совсем незамеченным.
Когда я приехал, Джейн говорила по телефону с какой-то девицей со своей работы, но она подняла глаза и улыбнулась мне, и мне стало хорошо.
“Может, я слишком в это углубился, - подумал я. - Может быть, слишком сильно реагирую”.
Я пошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Какое-то время я себя рассматривал, стараясь быть объективным, пытаясь увидеть себя таким, как видят другие. Не красавец, но и не урод. Светло-каштановые волосы не длинные и не короткие, нос не большой и не маленький.
Вполне средний вид. Среднего сложения, среднего роста. Одет средне.
Я был средним.
Странно было это осознать. Не могу сказать, чтобы это меня удивило, но раньше я об этом не думал, но непривычно было принять такую простую и полную характеристику самого себя. Я хотел, чтобы это было не так, хотел, чтобы было во мне что-нибудь исключительное, уникальное и удивительное, но знал, что этого нет. Я был целиком и полностью обыкновенным.
Может быть, это объясняло и ситуацию на работе.
Заглушив эту мысль, я поспешил из ванной в гостиную, где занималась Джейн.
Следующие несколько дней я был остро восприимчив ко всему, что делал, ко всему, что говорил, и с ужасом и разочарованием открыл, что да, я на самом деле последовательно и неуклонно ординарен. Разговоры мои с Джейн были банальны, работа моя всегда была не более и не менее, чем адекватной. Неудивительно, что Крейг меня не помнил. Я был настолько средним, что не забыть меня было невозможно.
А в постели я тоже средний?
Этот вопрос в том или ином виде преследовал меня еще до того, как я встретился с Крейгом, таился в подсознании, когда я бывал с Джейн, неоформленный, но присутствующий, как неосознанная угроза. Теперь он, если и не произнесенный вслух, то обретший форму, не уйдет. Я пытался вытолкнуть его из сознания, пытался не думать об этом, когда мы были вместе, когда мы вместе ели, или разговаривали, или принимали душ, или лежали в постели, но он грыз меня, этот вопрос, вырастая уме от шепота до крика, пока я не смог его не задать.
В субботу вечером, как всегда, мы любили друг друга во время получасовых местных новостей перед “Вечерней жизнью субботы”. Обычно я не анализировал наши занятия сексом в процессе, не думал, что мы делаем, или почему так, а не этак, но в этот раз я будто смотрел со стороны, будто я - телекамера, и я понял, насколько ограниченны мои движения, насколько заранее заданы все мои реакции, как все это предсказуемо и скучно. Мне трудно было поддерживать эрекцию и пришлось заставить себя сосредоточиться на том, чтобы кончить.
Потом я, измотанный, скатился с нее, тяжело дыша, и уставился в потолок, думая о том, как я это исполняю. Мне бы хотелось поверить, что это было классно, что я - настоящий жеребец, но я знал, что это не так. Я - средний.
И пенис у меня, наверное, среднего размера.
И, наверное, я доставил ей среднее число оргазмов.
Я посмотрел на Джейн. Даже сейчас - а может быть, именно сейчас - разгоряченная и вспотевшая, со спутанными волосами, она была красивой. Я всегда знал, что она может найти кого-нибудь куда лучше меня, что она достаточно мила, достаточно умна, достаточно интересна, чтобы привлечь кого-то существенно лучшего, но сейчас эта мысль пришла почти болезненно.
Я осторожно коснулся ее плеча.
- Как тебе было? - спросил я.
Она посмотрела на меня:
- Ты о чем?
- Ты... кончила?
- Конечно. - Она нахмурилась. - Что с тобой? Ты целый вечер сам не свой.
Я хотел ей объяснить, что я чувствую, но не мог.
И я покачал головой, ничего не сказав.
- Боб? - позвала она.
Наверное, я на самом деле хотел, чтобы меня разуверили, чтобы она сказала, что я не средний, что я особый, что я классный, но в уме я слышал ее голос, как она пытается утишить мои страхи словами: “Я люблю тебя, пусть ты и средний”. А этого я услышать не хотел.
В мозгу звучали слова ее матери: “... никто... ничто...”
И таким я себя и ощущал сейчас. И я подумал, что будет, если она встретит кого-нибудь с более искусными пальцами, с более быстрым языком, с пенисом большего размера? И даже думать об этом не хотел.
- Я... я тебя люблю, - сказал я.
Она посмотрела удивленно, и выражение ее лица смягчилось.
- Я тебя тоже люблю.
Она поцеловала меня в губы, в нос, в лоб, и мы прижались друг к другу, натянули одеяло повыше и смотрели телевизор, пока не заснули.
Глава 7
Осознание собственной посредственности похоже только ускорило мое “исчезновение” на фоне мебели. Даже Хоуп теперь разговаривала со мной только тогда, когда я заговаривал первым, и не раз мне казалось, что она забывает, что я работаю в “Отомейтед интерфейс”. Я будто бы становился тенью в корпорации, привидением в машине.
Погода изменилась, потеплела, наступало лето. Я был меланхоличен и грустен. В солнечные дни со мной всегда так было. Резкий контраст между голубой красотой летнего неба и серой сухостью моей жизни подчеркивал расхождение моих мечтаний с суровой реальностью.
Я теперь все рабочее время работал над GeoComm, писал настоящее руководство пользователя, а не возился с мелкими подчистками проектов, которые мне давали раньше. Программисты дали мне доступ к компьютерным экранам, мне разрешили играть с системой на одном из терминалов в зале тестирования. Наверное, работа могла бы представить для меня интерес - могла бы, если бы у меня вообще был к ней хоть какой-то интерес. Но его не было. Работу помощника координатора межофисных процедур и документации фазы два я принял не по выбору, а по необходимости, и ничего заманчивого для меня в ней не было.
Единственный, кто меня не игнорировал - это Стюарт. Он стал еще враждебнее, чем раньше. Я был для него постоянным источником раздражения. Тот факт, что Бэнкс или кто-то над Бэнксом решил допустить меня до работы с живым проектом, доводил его до бешенства, и по крайней мере раз в день он заходил в наш офис, кивал Дереку и стоял, глядя сверху вниз на то, что я делал. Он ничего не говорил, не спрашивал меня, чем я занят, - просто стоял и глазел. Это меня раздражало, и он знал, что это меня раздражает, но я не доставлял ему удовольствия видеть мои чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Может быть, дело не в нем. Может быть, дело во мне.
Этот ответ казался наиболее правдоподобным, и мне об этом думать было страшно. Я знал, что я не самый интересный человек в мире, но ведь и не настолько безнадежно скучный, что даже друг может забыть меня за пару месяцев? Эта мысль пугала, и угнетала почти невыносимо. Я не был эгоманом, и уж точно не питал иллюзий насчет того, чтобы оставить в мире заметный след, но уж очень расстраивала мысль, будто мое существование настолько бессмысленно, что пройдет совсем незамеченным.
Когда я приехал, Джейн говорила по телефону с какой-то девицей со своей работы, но она подняла глаза и улыбнулась мне, и мне стало хорошо.
“Может, я слишком в это углубился, - подумал я. - Может быть, слишком сильно реагирую”.
Я пошел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Какое-то время я себя рассматривал, стараясь быть объективным, пытаясь увидеть себя таким, как видят другие. Не красавец, но и не урод. Светло-каштановые волосы не длинные и не короткие, нос не большой и не маленький.
Вполне средний вид. Среднего сложения, среднего роста. Одет средне.
Я был средним.
Странно было это осознать. Не могу сказать, чтобы это меня удивило, но раньше я об этом не думал, но непривычно было принять такую простую и полную характеристику самого себя. Я хотел, чтобы это было не так, хотел, чтобы было во мне что-нибудь исключительное, уникальное и удивительное, но знал, что этого нет. Я был целиком и полностью обыкновенным.
Может быть, это объясняло и ситуацию на работе.
Заглушив эту мысль, я поспешил из ванной в гостиную, где занималась Джейн.
Следующие несколько дней я был остро восприимчив ко всему, что делал, ко всему, что говорил, и с ужасом и разочарованием открыл, что да, я на самом деле последовательно и неуклонно ординарен. Разговоры мои с Джейн были банальны, работа моя всегда была не более и не менее, чем адекватной. Неудивительно, что Крейг меня не помнил. Я был настолько средним, что не забыть меня было невозможно.
А в постели я тоже средний?
Этот вопрос в том или ином виде преследовал меня еще до того, как я встретился с Крейгом, таился в подсознании, когда я бывал с Джейн, неоформленный, но присутствующий, как неосознанная угроза. Теперь он, если и не произнесенный вслух, то обретший форму, не уйдет. Я пытался вытолкнуть его из сознания, пытался не думать об этом, когда мы были вместе, когда мы вместе ели, или разговаривали, или принимали душ, или лежали в постели, но он грыз меня, этот вопрос, вырастая уме от шепота до крика, пока я не смог его не задать.
В субботу вечером, как всегда, мы любили друг друга во время получасовых местных новостей перед “Вечерней жизнью субботы”. Обычно я не анализировал наши занятия сексом в процессе, не думал, что мы делаем, или почему так, а не этак, но в этот раз я будто смотрел со стороны, будто я - телекамера, и я понял, насколько ограниченны мои движения, насколько заранее заданы все мои реакции, как все это предсказуемо и скучно. Мне трудно было поддерживать эрекцию и пришлось заставить себя сосредоточиться на том, чтобы кончить.
Потом я, измотанный, скатился с нее, тяжело дыша, и уставился в потолок, думая о том, как я это исполняю. Мне бы хотелось поверить, что это было классно, что я - настоящий жеребец, но я знал, что это не так. Я - средний.
И пенис у меня, наверное, среднего размера.
И, наверное, я доставил ей среднее число оргазмов.
Я посмотрел на Джейн. Даже сейчас - а может быть, именно сейчас - разгоряченная и вспотевшая, со спутанными волосами, она была красивой. Я всегда знал, что она может найти кого-нибудь куда лучше меня, что она достаточно мила, достаточно умна, достаточно интересна, чтобы привлечь кого-то существенно лучшего, но сейчас эта мысль пришла почти болезненно.
Я осторожно коснулся ее плеча.
- Как тебе было? - спросил я.
Она посмотрела на меня:
- Ты о чем?
- Ты... кончила?
- Конечно. - Она нахмурилась. - Что с тобой? Ты целый вечер сам не свой.
Я хотел ей объяснить, что я чувствую, но не мог.
И я покачал головой, ничего не сказав.
- Боб? - позвала она.
Наверное, я на самом деле хотел, чтобы меня разуверили, чтобы она сказала, что я не средний, что я особый, что я классный, но в уме я слышал ее голос, как она пытается утишить мои страхи словами: “Я люблю тебя, пусть ты и средний”. А этого я услышать не хотел.
В мозгу звучали слова ее матери: “... никто... ничто...”
И таким я себя и ощущал сейчас. И я подумал, что будет, если она встретит кого-нибудь с более искусными пальцами, с более быстрым языком, с пенисом большего размера? И даже думать об этом не хотел.
- Я... я тебя люблю, - сказал я.
Она посмотрела удивленно, и выражение ее лица смягчилось.
- Я тебя тоже люблю.
Она поцеловала меня в губы, в нос, в лоб, и мы прижались друг к другу, натянули одеяло повыше и смотрели телевизор, пока не заснули.
Глава 7
Осознание собственной посредственности похоже только ускорило мое “исчезновение” на фоне мебели. Даже Хоуп теперь разговаривала со мной только тогда, когда я заговаривал первым, и не раз мне казалось, что она забывает, что я работаю в “Отомейтед интерфейс”. Я будто бы становился тенью в корпорации, привидением в машине.
Погода изменилась, потеплела, наступало лето. Я был меланхоличен и грустен. В солнечные дни со мной всегда так было. Резкий контраст между голубой красотой летнего неба и серой сухостью моей жизни подчеркивал расхождение моих мечтаний с суровой реальностью.
Я теперь все рабочее время работал над GeoComm, писал настоящее руководство пользователя, а не возился с мелкими подчистками проектов, которые мне давали раньше. Программисты дали мне доступ к компьютерным экранам, мне разрешили играть с системой на одном из терминалов в зале тестирования. Наверное, работа могла бы представить для меня интерес - могла бы, если бы у меня вообще был к ней хоть какой-то интерес. Но его не было. Работу помощника координатора межофисных процедур и документации фазы два я принял не по выбору, а по необходимости, и ничего заманчивого для меня в ней не было.
Единственный, кто меня не игнорировал - это Стюарт. Он стал еще враждебнее, чем раньше. Я был для него постоянным источником раздражения. Тот факт, что Бэнкс или кто-то над Бэнксом решил допустить меня до работы с живым проектом, доводил его до бешенства, и по крайней мере раз в день он заходил в наш офис, кивал Дереку и стоял, глядя сверху вниз на то, что я делал. Он ничего не говорил, не спрашивал меня, чем я занят, - просто стоял и глазел. Это меня раздражало, и он знал, что это меня раздражает, но я не доставлял ему удовольствия видеть мои чувства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92