- Мы - террористы, - сказал он. - Ты это знаешь. А террористы это делают.
- Но мы же - Террористы Ради Простого Человека. Чем это поможет простому человеку? Чем это продвинет наше дело?
- Пусть эти сучки знают, кто мы, - ответил Стив.
- Это дает нам власть, - ответил Филипп.
- Не нужна нам такая власть!
- Нужна. - Филипп стиснул мое плечо. - Я думаю, пришло время твоей инициации.
Я вырвался.
- Нет!
- Да. - Филипп оглянулся. - Давай вот эту.
Он показал на молодую азиатку, вышедшую из галантерейного магазина с небольшой сумкой. Женщина была великолепна: высокая, как модель, со скульптурными чертами лица, темными миндалевидными глазами и красным напомаженным ртом, длинные черные волосы висели почти до талии. Тонкие блестящие брюки в обтяжку четко обрисовывали контур трусов.
Филипп увидел выражение моего лица.
- Давай, вали ее.
- Но...
- Если не будешь, мы это сделаем.
Остальные с энтузиазмом закивали.
- Средь бела дня!
- Тебя никто не увидит.
Я знал, что он прав. Меня так же не будут замечать за изнасилованием, как за любым другим занятием.
Женщина миновала нас и направлялась к переулку в середине квартала.
- Эту женщину сейчас изнасилуют, - сказал Филипп. - Ты или мы. Решать тебе.
На это я поддался, в своем самодовольстве веря, что быть изнасилованной мной - это лучше, чем Филиппом, Стивом или Джоном. Я же хороший, просто поступаю по-плохому. И будет не так ужасно, если это сделаю я, а не другие.
Джон хихикнул:
- Лезь на нее. И кинь ей палку за меня тоже.
Я сделал глубокий вдох и пошел к женщине. Она не видела меня, пока я не оказался совсем рядом, пока не схватил ее за плечо и поволок в переулок, закрыв рот другой рукой. Она уронила сумку, оттуда высыпались черные кружевные трусы и красная шелковая комбинация.
Ужасное было чувство. Наверное, в неисследованных глубинах моего подсознания агрессивного самца варилась мысль, что ей это может понравиться, что пусть это будет мучительно в смысле чувства, физически это может доставить ей удовольствие. Но она была в слезах, в ужасе и явно в гневе, и, прижимаясь к ней, я уже знал, что ей будет противно и это, и я сам.
Я остановился.
Этого я не мог.
Я ее выпустил, и она упала на асфальт, всхлипывая и судорожно ловя ртом воздух. Я чувствовал себя последним дерьмом, уголовником, которым я и был. Желудок свело судорогой, меня тошнило. Да что со мной такое? Как я вообще мог в это ввязаться? Как я мог оказаться настолько слаб морально, настолько жалок, чтобы не пытаться отстоять свои моральные убеждения?
Я был не тем человеком, кем себя считал.
Перед моим мысленным взором возник образ Джейн, которую какой-то незнакомец затаскивал в переулок и насиловал.
У этой женщины есть муж? Приятель? Дети? Родители есть?
- Ты упустил свой шанс, - сказал Филипп. Он бежал в переулок, расстегивая штаны.
Я бросился к нему, но голова моя кружилась, меня тошнило, и я привалился к стене.
- Не смей!
Он посмотрел мне в глаза:
- Ты знал правила игры.
Он схватился спереди за ее брюки, рванул и оторвал лоскут.
Остальные террористы смеялись. Женщина жалобно хныкала, отчаянно пытаясь не дать стянуть с себя брюки, защищая остатки своего поруганного достоинства, но Филипп встал на колени и грубо раздвинул ей ноги. Я услышал звук рвущейся материи. Она кричала, плакала, по ее покрасневшему лицу лились слезы, и была она маленькой перепуганной девочкой, и никем другим. И в глазах ее был ужас - голый, презренный ужас.
- Отпусти ее! - крикнул я.
- Нет.
- Я следующий! - крикнул Стив.
- Нет, я!
Я вышел из переулка, шатаясь. За спиной я слышал их смех и ее крики.
Я не мог с ними драться. Я ничего не мог сделать.
Я вышел и сел на узкий выступ под окном “Баскин-Роббинса”. Стекло витрины холодило спину. Я заметил, что руки у меня трясутся. Я все еще слышал ее крики, хотя они были заглушены шумом города, людей, машин. Открылась дверь, и из нее вышел Билл с большим рожком шоколадного мороженого в руках.
- Сделал? - спросил он.
Я покачал головой. Он нахмурился:
- Нет?
- Не смог, - ответил я, борясь с тошнотой.
- А где все?
- Там.
- А! - Он лизнул мороженое и направился к переулку.
Я закрыл глаза, пытаясь слышать только шум машин. Филипп - зло? Все мы - зло? Я не знал. Всю мою жизнь меня учили, что зло банально. Такая теория возникла из-за нацистов и их институционализированного ужаса, и за всю мою жизнь я до тошноты слышал, что зло не бывает талантливым, зрелищным или величественным - только маленьким, обыденным, ординарным.
Мы были маленькие, обыденные, ординарные.
Были ли мы злом?
Филипп считал, что мы - добро, верил, что мы можем делать все, что захотим, и это будет правильно. Нет морального авторитета, перед которым мы в ответе, нет этической системы, которой мы обязаны придерживаться. Мы над всем. Мы сами решаем, что добро, а что зло.
И я решил, что это не добро.
Почему мы не все с этим согласились? Почему у нас разные убеждения? Почти во всем остальном мы думали и чувствовали заодно. Но в этот момент я был так же чужд моим собратьям Незаметным, как и нормальным людям.
Филипп говорил, что я вор еще цепляюсь за мораль и условности общества, которое оставил позади.
Может, он и был прав.
Через несколько минут они вышли из переулка. Я хотел зайти, посмотреть, что с женщиной, как она, но остался сидеть, прислонившись спиной к витрине “Баскин-Роббинса”.
- А кино, наверное, уже кончилось, - сказал Филипп, поправляя ремень. - Давайте вернемся к кинотеатру.
Я кивнул, поднялся, и мы пошли обратно. Я по дороге заглянул в переулок, но ничего не увидел. Наверное, она убежала в другую сторону.
- Ты один из нас, - сказал Филипп. - Ты тоже в этом участвовал.
- Разве я что-нибудь сказал?
- Нет, но подумал. - Он посмотрел на меня. - Мне нужно, чтобы ты был с нами. Я не ответил.
- Ты убиваешь, но не насилуешь?
- Там было другое. Личная вражда.
- Все личное! Мы сражаемся не с отдельными людьми, а с системой. И должны нападать, когда и где можем.
- Я это понимаю не так, - сказал я.
Он остановился.
- Значит, ты против нас.
Я замотал головой:
- Я не против вас!
- Тогда ты с нами. Я не ответил.
- Ты с нами, - повторил он.
Я кивнул. Медленно. Да, наверное. У меня не было выбора.
- Да, - ответил я.
Он улыбнулся и обнял меня за плечи.
- Один за всех и все за одного! Как три мушкетера.
Я заставил себя улыбнуться, хотя улыбка вышла кривая и немощная. Чувство было такое, что я измазался в липкой грязи, и противна была его рука у меня на плечах, но я ничего не сказал.
Я был с ними. Был одним из них.
Что еще у меня было?
Кем еще мог я быть?
И мы пошли в сторону кинотеатра.
Глава 5
Мы жили в собственном мире - подпольном мире, занимающем то же пространство, что и обычный, только отстающем от него на пару тактов. Это напомнило мне эпизод из “Внешних границ”, когда время остановилось и все в мире застыли, кроме мужчины и женщины, которые остались этим не затронуты и жили вне времени, между секундами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92