Я распустил галстук и сел на диван. Внутри у меня было пусто. Впереди маячили выходные: два дня свободы и непрерывного противостояния собственной анонимности. Я пытался придумать, что сделать, куда пойти, где молено будет отвлечься от этой ничтожности и темноты - от моего существования.
Родители. Можно заехать к родителям. Для них я не был Незаметным. Для мамы я не был лицом в толпе, которое тут же забывается, я не был никем для папы. Может быть, я не смогу говорить с ними о своем положении, но просто быть рядом с ними, с людьми, которые меня замечают и уделяют мне внимание, - это может помочь.
Я не пытался им звонить с Дня Благодарения, слегка обиженный тем, как они со мной обошлись и желая их за это наказать, но близилось Рождество, и я хотел спросить маму и папу, какие бы они хотели подарки в этом году.
Я подошел к телефону и набрал номер. Занято. Повесил трубку, набрал еще раз. Мы не были слишком близки - мои родители и я. Мы на многие вещи смотрели по-разному, даже не слишком любили присутствие друг друга. Но друг друга мы любили. Мы были семьей. А если ты не можешь в час нужды обратиться к своей семье, к кому же тогда?
Телефон был все время занят. Я бросил дозваниваться. У меня созрел план. Пусть это будет сюрпризом. Я прямо сейчас подъеду к их дому и позвоню в дверь к ужину.
Средний человек не совершает неожиданных поступков.
Я взял зубную щетку и смену белья и через десять минут уже был на фривее, направляясь в Сан-Диего.
Я подумал, не остановиться ли у “Сан-Хуан Капистрано”, потом у “Оушн-сайд”, потом у “Дель Map” и позвонить оттуда. Чуть остыв, я понял, что родителям может не понравиться мое появление у порога без предупреждения. Но я набрал инерцию и не хотел останавливаться, а потому не стал съезжать с хайвея, направляясь на юг.
Было около девяти, когда я остановился перед домом моих родителей. Нашим домом. Он не слишком изменился со времен моего детства, и это было приятно. Я вылез из машины, прошел по короткой бетонной дорожке до крыльца. Хотя я был тут меньше года назад, казалось, прошла уже целая вечность, и я возвращался после долгого, очень долгого отсутствия. Я взошел на крыльцо и позвонил в звонок.
Дверь открыл незнакомый мужчина. Я от удивления чуть не подпрыгнул. Из-за спины незнакомца раздался еще один незнакомый голос - женский.
- Кто там, дорогой?
- Не знаю! - ответил ей мужчина. Он был небрит, излишне тучен, одет в джинсы со сползшим с пуза ремнем и натянутую пузом футболку. - Да?
Это уже мне.
Я прокашлялся. В животе было странное чувство.
- Мои родители здесь?
- Чего? - нахмурился человек.
- Я приехал в гости к своим родителям. Они здесь живут. Я Боб Джонс.
У мужчины сделалось озадаченное лицо.
- В толк не возьму, о чем вы говорите. Здесь живу я.
- Это дом моих родителей!
- Вы адрес, наверное, перепутали.
- Тез! - позвала женщина.
- Минуту! - крикнул ей мужчина.
- Я точно знаю адрес. Это дом моих родителей. Я здесь родился. Они здесь живут уже тридцать лет!
- Теперь я здесь живу. Как, вы сказали, зовут ваших родителей?
- Мартин и Элла Джонс.
- Никогда не слышал.
- Они - владельцы этого дома!
- Я его снимаю у мистера Санчеса. Владелец - он. Наверное, вам надо обратиться к нему.
Сердце в моей груди колотилось. Меня заливал пот, хотя воздух был прохладен. Я пытался сохранить спокойствие, пытался себя уговорить, что у всего этого есть рациональное объяснение, что это все какое-то простое недоразумение, но я знал, что это не так. Я проглотил слюну, стараясь не проявить своего страха.
- Вы не могли бы дать мне адрес и телефон мистера Санчеса?
Человек кивнул:
- Конечно. - Он начал было поворачиваться, но остановился. - Вообще-то я не знаю. Мистер Санчес может быть недоволен, если я дам его личный телефон...
- Дайте рабочий. Есть он у вас?
- Да, конечно. Подождите секунду. Он исчез в глубине дома - нашего дома - в поисках бумаги и ручки, и тут до меня додало, что от рабочего телефона толку будет мало. Сейчас вечер пятницы. Если я не собираюсь ждать до понедельника, то я пролетел. Повинуясь импульсу, я посмотрел на соседний деревянный дом. На дверной табличке было написано КРОУФОРД. Кроуфорд! Мне следовало подумать об этом раньше. Если мистер и миссис Кроуфорд все еще живут по соседству, они должны знать, что случилось. Они должны знать, почему здесь нет моих родителей, почему в нашем доме живет этот незнакомец со своей женой.
Не ожидая, пока он вернется, я спрыгнул с крыльца и побежал к Кроуфордам через газон.
- Эй! - удивился незнакомец у меня за спиной. Что-то крикнула его жена.
Я перешагнул через низкую изгородь, отделявшую наш дом от Кроуфордов, взошел на их крыльцо позвонил. Слава Богу, дверь открыла миссис Кроуфорд. Я боялся, что она может испугаться моего “ирокеза”, и постарался принять как можно менее угрожающий вид, но она открыла дверь настежь без всякого страха.
- Да?
- Миссис Кроуфорд! Как хорошо, что вы еще здесь живете! Где мои родители? Я позвонил в дверь, а в нашем доме живет незнакомый человек, который говорит, что никогда о нас не слышал!
Вот теперь в ее глазах уже был страх. Она чуть отодвинулась вглубь от двери, готовая ее захлопнуть при малейшем моем подозрительном движении.
- Кто вы?
Голос ее был старше, чем я помнил, и слабее.
- Я Боб!
- Боб?
- Боб Джонс! Вы меня не помните? - Я видел, что она не помнит. - Я же сын Мартина и Эллы!
- У Мартина и Эллы не было сына.
- Вы же меня в детстве нянчили!
Она начала закрывать дверь.
- Извините...
Я был в такой досаде, что готов был на нее заорать, но заставил себя говорить ровным голосом.
- Вы мне только скажите, где мои родители. Мартин и Элла Джонс. Где они?
Она посмотрела на меня, прищурилась, будто почти узнавая, потом покачала головой, явно оставив попытки вспомнить.
- Где они?
- Джонсы погибли полгода назад в автомобильной катастрофе. Пьяный водитель.
Мои родители погибли.
Она закрыла дверь, а я стоял столбом, не двигаясь, ни на что не реагируя. Щелкнул замок, послышался звук задвигаемого засова. Боковым зрением я видел зашевелившиеся занавески в окне, а за ними лицо миссис Кроуфорд, которая подсматривала в щель между ними. Смутно я слышал, как зовет меня человек, который живет в доме моих родителей - Тез, кажется. Он что-то говорил.
Я хотел заплакать, но не мог. Слишком недолго я думал об их жизни, чтобы сейчас я мог отреагировать на их смерть. У меня не было времени подготовиться к чувству потери. Слишком резким был шок. Я хотел ощутить горе, но не мог. Просто оцепенение.
Медленно я обернулся и направился к тротуару.
Меня не пригласили на похороны моих собственных родителей.
Я хотел бы, чтобы мы были ближе с моими родителями, но всегда считал, что для этого нужно только время, что в конце концов так оно и выйдет, что возраст даст нам некую общую основу, что годы нас объединят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92