Я лично был заведен и по-дурацки счастлив, почти бредил. Я ощущал себя непобедимым, я мог все. Как предсказывал Филипп, наш погром в Сити-холле Оранджа попал не только в городские газеты, но и в “Тайме”, и в “Реджистер”. Хотя наши отпечатки были повсюду - от задней двери и до разбитых компьютеров, хотя Филипп бросил там свой ключ и пропуск, хотя мы повсюду рассыпали свои визитные карточки, в каждой статье ясно говорилось, что у полиции нет ни подозреваемых, ни версий.
Нас снова игнорировали.
Я вообще-то должен был бы испытать угрызения совести. Я был воспитан в уважении к чужой собственности, и до сих пор даже не мыслил разрушать что-либо, мне не принадлежащее. Но Филипп был прав. Нарушение закона оправдано, если оно ведет к искоренению большего зла. Это знал Торо. Это знал Мартин Лютер Кинг. И Малькольм X. Гражданское неповиновение - американская традиция, а мы - всего лишь последние солдаты в долгой битве против лицемерия и несправедливости.
Я хотел разгромить еще что-нибудь.
Где угодно, все равно где.
Я просто хотел бить и ломать.
На следующий день мы встретились у меня. Все взахлеб обсуждали, что мы сделали, каждый пересказывал собственные подвиги. И не было никого, кто шумел бы больше Джуниора, нашего самого нового террориста. Он все время хихикал - смешком пацана, а не старика, и было ясно, что это было самое захватывающее событие за долгие годы его жизни.
Филипп стоял одиноко рядом с дверью в кухню, и я подошел к нему.
- Что будем делать дальше? - спросил я. Он пожал плечами:
- Кто знает? У тебя есть идеи?
Я покачал головой, удивленный не столько его ответом, сколько тоном. Остальные ликовали, наслаждались первым успехом и были готовы к следующему, но Филипп... скучал? Не могу сказать. Был разочарован? Иллюзии потерял? Все это вместе - и ничего из этого. Я посмотрел на него, и мне пришло в голову, что он может быть маниакально-депрессивным. Но и это не подходило. Такие больные либо в восторге, либо полностью подавлены. А он был слишком уравновешен.
Я подумал, нет ли у него угрызений совести.
Может быть, он чувствовал то, что полагалось чувствовать мне.
Я все еще хотел сделать налет еще куда-нибудь, нанести империи еще один удар, но подумал, что сейчас не время поднимать этот вопрос. На столе слева от меня лежала страничка “Реджистера” со зрелищными объявлениями, и я стал смотреть статью на первой странице. “Фэшион-Айленд” в Ньюпорт-Биче принимал свой ежегодный фестиваль джаз-концертов. Прошлой весной я был там с Джейн. Весь март и апрель каждый год там по четвергам на открытой сцене давались бесплатные концерты.
- Дай-ка я посмотрю, - сказал Филипп и взял у меня газету. Он начал читать у меня через плечо и, очевидно, что-то нашел для себя интересное. Просмотрев первую страницу, он широко улыбнулся, и в его глазах апатия сменилась оживлением.
- Ага, - сказал он.
Он вышел на середину комнаты и поднял газету.
- Завтра, - объявил он, - все идем на джазовый концерт!
Мы рассчитывали приехать пораньше, но, когда пробились через забитый фривей до “Фэшион-Айленда”, было уже половина шестого. Концерт был назначен на шесть.
Там уже расставили скамьи и складные стулья, но они уже были заполнены, и люди скапливались по краям концертной площадки. Мы стояли перед витриной магазина мужской одежды, глядя на прохожих. Качественная толпа красивых людей, людей того типа, которых я никогда не любил. Женщины все тощие, как фотомодели, в коротких обтягивающих платьях и фирменных солнечных очках, мужчины молодые, атлетические, светловолосые, преуспевающие. В основном они говорили о делах.
Очевидно, Филипп чувствовал то же самое.
- Мерзопакостные ничтожества, - сказал он, глядя на толпу.
Конферансье представил оркестр - эклектическую группу длинноволосых парней и стриженых девок, вылезших на сцену. Началась музыка - что-то с латиноамериканским привкусом. Я посмотрел на Филиппа. Он явно что-то на этот вечер запланировал, но никто из нас пока не знал, что именно. Он выпрямился, двинулся вперед, и я ощутил прилив адреналина.
Он прошел мимо самодовольного вида бабы, одетой в теннисный костюм с эмблемой фирмы, - модную болтушку, которая не перестала трепаться с точно так же одетой соседкой, даже когда заиграла музыка. Филипп повернулся к ней.
- Вы не могли бы вести себя тише? - спросил он. - Я хотел бы услышать концерт.
И он тыльной стороной ладони дал ей пощечину.
Она слишком ошалела, чтобы среагировать. Когда она поняла, что случилось, Филипп уже отступил туда, где стояли мы все. Женщина смотрела на нас - сквозь нас, мимо нас, - выискивая взглядом, кто ее ударил. На лице ее был написан испуг, и правая щека горела огнем.
Они с подругой быстро удалились, направляясь к охранникам, стоящим возле скамей.
Филипп усмехнулся мне. За своей спиной я слышал хихиканье Билла и Джуниора.
- Так что нам делать? - спросил Джеймс.
- Делай, как я, - ответил Филипп. Он ввинтился в толпу поближе к складным стульям и остановился возле молодого турка в стильном галстуке, который обсуждал со своим приятелем какие-то акции.
Филипп схватил его за волосы и дернул. Как следует.
Турок завопил от боли и резко повернулся, стиснув кулаки.
Стив ударил его в брюхо.
Турок упал на колени, ловя ртом воздух и хватаясь руками за живот. Его приятель посмотрел на нас испуганными глазами и начал пятиться.
На него накинулись Билл и Джон.
У меня было странное чувство. На подъеме после нашей эскапады в Сити-холле я хотел сделать что-нибудь еще в этом роде, но такое бессмысленное насилие было мне крайне неприятно. Ведь не должно было бы - я уже убил человека, разгромил общественное здание. И начать с того, что этих яппи я на дух не выносил, - и все равно было у меня такое чувство, что мы поступаем плохо. Если бы эти действия были бы хоть как-то спровоцированы, я бы мог их оправдать, но сейчас мне было только жалко женщину, которой Филипп дал по морде, человека, на которого он напал. Слишком часто я сам бывал жертвой, чтобы не симпатизировать другим.
Турок начал подниматься, и Филипп снова сбил его с ног. Потом повернулся ко мне.
- Давай за Биллом и Джоном. Отметельте его дружка.
Я остался на месте.
- Давай!
Билл и Джон схватили второго. Кто-то бросился на помощь. Дело превращалось в общую свалку.
- Туда давай! - приказал Филипп.
Я не хотел “туда давать”. Я не хотел... Какой-то хмырь в костюме от “Армани” влетел в меня на полном ходу. Он рвался к схватке, предвкушая хорошую драку. Конечно, меня он не видел и налетел на меня случайно, но даже и не думал извиняться. Вместо этого он рявкнул:
- С дороги, мудак! - и сунул мне в лицо сжатый кулак.
Этого мне и не хватало.
Толпа вдруг обрела для меня лицо. Этот человек в костюме от “Армани” тут же стал для меня символом всего, что было в этих людях плохого, всего, что я в них ненавидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Нас снова игнорировали.
Я вообще-то должен был бы испытать угрызения совести. Я был воспитан в уважении к чужой собственности, и до сих пор даже не мыслил разрушать что-либо, мне не принадлежащее. Но Филипп был прав. Нарушение закона оправдано, если оно ведет к искоренению большего зла. Это знал Торо. Это знал Мартин Лютер Кинг. И Малькольм X. Гражданское неповиновение - американская традиция, а мы - всего лишь последние солдаты в долгой битве против лицемерия и несправедливости.
Я хотел разгромить еще что-нибудь.
Где угодно, все равно где.
Я просто хотел бить и ломать.
На следующий день мы встретились у меня. Все взахлеб обсуждали, что мы сделали, каждый пересказывал собственные подвиги. И не было никого, кто шумел бы больше Джуниора, нашего самого нового террориста. Он все время хихикал - смешком пацана, а не старика, и было ясно, что это было самое захватывающее событие за долгие годы его жизни.
Филипп стоял одиноко рядом с дверью в кухню, и я подошел к нему.
- Что будем делать дальше? - спросил я. Он пожал плечами:
- Кто знает? У тебя есть идеи?
Я покачал головой, удивленный не столько его ответом, сколько тоном. Остальные ликовали, наслаждались первым успехом и были готовы к следующему, но Филипп... скучал? Не могу сказать. Был разочарован? Иллюзии потерял? Все это вместе - и ничего из этого. Я посмотрел на него, и мне пришло в голову, что он может быть маниакально-депрессивным. Но и это не подходило. Такие больные либо в восторге, либо полностью подавлены. А он был слишком уравновешен.
Я подумал, нет ли у него угрызений совести.
Может быть, он чувствовал то, что полагалось чувствовать мне.
Я все еще хотел сделать налет еще куда-нибудь, нанести империи еще один удар, но подумал, что сейчас не время поднимать этот вопрос. На столе слева от меня лежала страничка “Реджистера” со зрелищными объявлениями, и я стал смотреть статью на первой странице. “Фэшион-Айленд” в Ньюпорт-Биче принимал свой ежегодный фестиваль джаз-концертов. Прошлой весной я был там с Джейн. Весь март и апрель каждый год там по четвергам на открытой сцене давались бесплатные концерты.
- Дай-ка я посмотрю, - сказал Филипп и взял у меня газету. Он начал читать у меня через плечо и, очевидно, что-то нашел для себя интересное. Просмотрев первую страницу, он широко улыбнулся, и в его глазах апатия сменилась оживлением.
- Ага, - сказал он.
Он вышел на середину комнаты и поднял газету.
- Завтра, - объявил он, - все идем на джазовый концерт!
Мы рассчитывали приехать пораньше, но, когда пробились через забитый фривей до “Фэшион-Айленда”, было уже половина шестого. Концерт был назначен на шесть.
Там уже расставили скамьи и складные стулья, но они уже были заполнены, и люди скапливались по краям концертной площадки. Мы стояли перед витриной магазина мужской одежды, глядя на прохожих. Качественная толпа красивых людей, людей того типа, которых я никогда не любил. Женщины все тощие, как фотомодели, в коротких обтягивающих платьях и фирменных солнечных очках, мужчины молодые, атлетические, светловолосые, преуспевающие. В основном они говорили о делах.
Очевидно, Филипп чувствовал то же самое.
- Мерзопакостные ничтожества, - сказал он, глядя на толпу.
Конферансье представил оркестр - эклектическую группу длинноволосых парней и стриженых девок, вылезших на сцену. Началась музыка - что-то с латиноамериканским привкусом. Я посмотрел на Филиппа. Он явно что-то на этот вечер запланировал, но никто из нас пока не знал, что именно. Он выпрямился, двинулся вперед, и я ощутил прилив адреналина.
Он прошел мимо самодовольного вида бабы, одетой в теннисный костюм с эмблемой фирмы, - модную болтушку, которая не перестала трепаться с точно так же одетой соседкой, даже когда заиграла музыка. Филипп повернулся к ней.
- Вы не могли бы вести себя тише? - спросил он. - Я хотел бы услышать концерт.
И он тыльной стороной ладони дал ей пощечину.
Она слишком ошалела, чтобы среагировать. Когда она поняла, что случилось, Филипп уже отступил туда, где стояли мы все. Женщина смотрела на нас - сквозь нас, мимо нас, - выискивая взглядом, кто ее ударил. На лице ее был написан испуг, и правая щека горела огнем.
Они с подругой быстро удалились, направляясь к охранникам, стоящим возле скамей.
Филипп усмехнулся мне. За своей спиной я слышал хихиканье Билла и Джуниора.
- Так что нам делать? - спросил Джеймс.
- Делай, как я, - ответил Филипп. Он ввинтился в толпу поближе к складным стульям и остановился возле молодого турка в стильном галстуке, который обсуждал со своим приятелем какие-то акции.
Филипп схватил его за волосы и дернул. Как следует.
Турок завопил от боли и резко повернулся, стиснув кулаки.
Стив ударил его в брюхо.
Турок упал на колени, ловя ртом воздух и хватаясь руками за живот. Его приятель посмотрел на нас испуганными глазами и начал пятиться.
На него накинулись Билл и Джон.
У меня было странное чувство. На подъеме после нашей эскапады в Сити-холле я хотел сделать что-нибудь еще в этом роде, но такое бессмысленное насилие было мне крайне неприятно. Ведь не должно было бы - я уже убил человека, разгромил общественное здание. И начать с того, что этих яппи я на дух не выносил, - и все равно было у меня такое чувство, что мы поступаем плохо. Если бы эти действия были бы хоть как-то спровоцированы, я бы мог их оправдать, но сейчас мне было только жалко женщину, которой Филипп дал по морде, человека, на которого он напал. Слишком часто я сам бывал жертвой, чтобы не симпатизировать другим.
Турок начал подниматься, и Филипп снова сбил его с ног. Потом повернулся ко мне.
- Давай за Биллом и Джоном. Отметельте его дружка.
Я остался на месте.
- Давай!
Билл и Джон схватили второго. Кто-то бросился на помощь. Дело превращалось в общую свалку.
- Туда давай! - приказал Филипп.
Я не хотел “туда давать”. Я не хотел... Какой-то хмырь в костюме от “Армани” влетел в меня на полном ходу. Он рвался к схватке, предвкушая хорошую драку. Конечно, меня он не видел и налетел на меня случайно, но даже и не думал извиняться. Вместо этого он рявкнул:
- С дороги, мудак! - и сунул мне в лицо сжатый кулак.
Этого мне и не хватало.
Толпа вдруг обрела для меня лицо. Этот человек в костюме от “Армани” тут же стал для меня символом всего, что было в этих людях плохого, всего, что я в них ненавидел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92