Что же касается пятидесяти «жалких фейрпортских банкнот», как вы их называете, я от души рад предоставить их вам. А ну, друзья, прибейте-ка снова крышку к этому драгоценному ящику!
Однако среди суматохи крышка свалилась в сторону, в кучу хлама или рыхлой земли, которую пришлось удалить из могилы; короче говоря, ее нигде не было видно.
— Ничего, ребята! Закройте ящик брезентом и отнесите в экипаж. Пойдемте, Монкбарнс? Я должен вернуться за мисс Уордор.
— А я надеюсь пообедать в вашем обществе, сэр Артур, и выпить на радостях стакан вина в честь счастливого исхода нашего приключения. Кстати, вам надо написать по поводу этого дела в казначейство, на случай вмешательства высших властей. Раз вы хозяин поместья, легко будет при каких-либо притязаниях с их стороны получить акт на право владения. Надо нам будет подробно об этом поговорить.
— А я особо прошу всех присутствующих о молчании, — объявил, обводя всех взглядом, сэр Артур. Все наклонили головы и обещали, что будут немы.
— Ну, что касается тайны, — сказал Монкбарнс, — то рекомендовать молчание, когда человек десять знакомы с теми обстоятельствами, которые хотят скрыть, это значит лишь надеть на истину маску, так как эта история разлетится по свету в двадцати разных версиях. Но мы-то расскажем казначейскому суду подлинную историю, а это все, что требуется.
— Я, пожалуй, сегодня же дам туда знать, — заметил баронет.
— Могу предложить вашей милости надежного посланца, — сказал Охилтри, — маленького Дэви Мейлсеттера на строптивом пони мясника.
— Мы обсудим этот вопрос по дороге в Монкбарнс, — сказал сэр Артур. — Ребята, — вновь обратился он к рабочим, — ступайте за мной в «Четыре подковы», чтобы я мог записать, как вас зовут. Дюстерзивель, я не приглашаю вас с нами в Монкбарнс, раз вы так расходитесь во взглядах с его хозяином, но не забудьте завтра меня повидать.
Дюстерзивель проворчал что-то в ответ, но можно было разобрать только слова «долг», «мой уважаемый покрофитель» и «явиться к сэру Артуру». После этого баронет и его друг покинули руины в сопровождении слуг и рабочих, которые весело шли за своим нанимателем, предвкушая обещанную награду и виски; заклинатель же в самом мрачном настроении остался у края разверстой могилы.
— Кто мог все это предвидеть? — невольно воскликнул он. — Meine Heiligkeit! note 129 Я слыхал о таких вещах и часто говорил о таких вещах, но, черт возьми, никогда не рассчитывал их увидеть! А ведь стоило мне копнуть землю на два-три фута глупше… Mein Himmel! note 130 Тогда все было бы моим. И насколько больше, чем я мог бы вишать из моего дурака!
Тут немец прекратил свой монолог, ибо, подняв глаза, он встретился взглядом с Эди Охилтри, который не последовал за остальной компанией и стоял по другую сторону могилы, опершись, по обыкновению, на посох. Лицо старика, от природы умное, проницательное и слегка плутоватое, выражало сейчас такое глубокое понимание всего происходящего, что даже прожженный авантюрист Дюстерзивель невольно потупил взор. Но он видел неизбежность объяснения и, собравшись с духом, сразу же принялся нащупывать, что думает нищий о событиях дня.
— Допрый мейстер Эдис Охилтрис…
— Эди Охилтри, и не мейстер, а ваш и короля бедный молельщик, — поправил его Голубой Плащ.
— Ну хорошо, мой допрый Эди, что ш ви думаете обо всем этом?
— А я вот как раз думал, как добры (чтоб не сказать — просты) были вы, отдав двум богатым джентльменам, у которых и земли, и усадьбы, и денег без счету, такой огромный клад серебра (трижды испытанного огнем, как говорится в Писании). Ведь на него вы сами и еще два-три честных человека могли бы жить в довольстве до скончания дней своих.
— Право, Эди, мой честный друг, это очень ферно. Только я не знал, то есть я не был уверен, где мне найти деньги.
— Как? Разве не по вашим советам и указаниям Монкбарнс и нокуиннокский баронет пришли сюда?
— Гм… да, но тут были другие обстоятельства… И я ведь не знал, мой друг, что они найдут клад, хоть и подумал в ту ночь, когда слышал тут такой грохот, и кашель, и чиханье, и вздохи здешних духов, что здесь где-нибудь долшен быть клад, долшен быть металл. Ach, mein Himmel! Этот дух охал и ахал над своими деньгами, как немецкий бургомистр, считая талеры после парадного обеда в Stadthaus note 131.
— Неужели вы, такой знающий человек, верите в подобные вещи? Вот стыд-то.
— Мой друг, — ответил заклинатель, вынужденный обстоятельствами держаться ближе к истине, чем обычно, — я верил в колдовство не больше, чем ви или кто иной, пока сам не услыхал в ту ночь все эти вздохи и стоны и не увидел сегодня их причину — большой сундук, полный мексиканского серебра. Что ше ви прикашете мне думать?
— А что вы дали бы тому, кто помог бы вам найти другой ящик серебра? — спросил Эдн.
— Что бы я дал? .. Mein Himmel! Дал бы целую четверть.
— Видите ли, если бы тайна была в моих руках, — сказал нищий, — я настаивал бы на половине. Правда, я всего лишь нищий оборванец и не мог бы носить серебро или золото на продажу, — ведь можно попасться, — но я нашел бы многих, кто помог бы мне на гораздо лучших условиях.
— Ach, Himmel! Мой допрый друг, что я такое сказал? Ведь я хотел сказать, что ви получите три четверти на свою половину, а мне довольно одной четверти на мою половину.
— Нет, нет, мистер Дустердевил note 132, мы, как братья, разделим добычу поровну. Теперь посмотрите на эту доску, которую я отбросил в сторону, в темный проход, пока Монкбарнс таращил глаза на серебро. Хитрец этот Монкбарнс! Я не хотел, чтобы доска попалась ему на глаза. Вы, наверно, разберете буквы лучше, моего. Я ведь не такой уж ученый, а главное — не приходилось этим заниматься.
С этим скромным признанием своего невежества Охилтри достал из-за колонны крышку от ящика, в котором хранилось сокровище. Эту крышку, сорванную с петель, небрежно отбросили, когда все жаждали поскорее узнать, что скрыто под нею, а потом ее припрятал нищий. На крышке было написано какое-то слово и число. Поплевав на свой рваный голубой платок, Эди стер глину, чтобы надпись выступила яснее. Она была сделана обычным готическим шрифтом.
— Вы можете разобрать ее? — спросил Эди заклинателя.
— S, — прочел философ, уподобляясь ребенку, который трудится над букварем. — S, Т, A, R, С, Н — starch note 133, это — чем пользуются прачки, чтобы воротнички у рубашек были тверше.
— Какое там starch? — повторил за ним Охилтри. — Нет, нет, мистер Дустердевил, вы, может, хороший заклинатель, но плохой грамотей! Тут написано search, да, search — поглядите: букву «е» совершенно ясно видно!
— Так, так! Теперь я вишу. Тут сказано «search, номер один». Mein Himmel, значит, долшен быть и «номер два», мой допрый друг. Ведь «search» на вашем языке значит «искать» и «копать», а это всего лишь «номер один». Честное слово, здесь в лотерейное колесо залошен для вас хороший номер, мой допрый мейстер Охилтрис!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Однако среди суматохи крышка свалилась в сторону, в кучу хлама или рыхлой земли, которую пришлось удалить из могилы; короче говоря, ее нигде не было видно.
— Ничего, ребята! Закройте ящик брезентом и отнесите в экипаж. Пойдемте, Монкбарнс? Я должен вернуться за мисс Уордор.
— А я надеюсь пообедать в вашем обществе, сэр Артур, и выпить на радостях стакан вина в честь счастливого исхода нашего приключения. Кстати, вам надо написать по поводу этого дела в казначейство, на случай вмешательства высших властей. Раз вы хозяин поместья, легко будет при каких-либо притязаниях с их стороны получить акт на право владения. Надо нам будет подробно об этом поговорить.
— А я особо прошу всех присутствующих о молчании, — объявил, обводя всех взглядом, сэр Артур. Все наклонили головы и обещали, что будут немы.
— Ну, что касается тайны, — сказал Монкбарнс, — то рекомендовать молчание, когда человек десять знакомы с теми обстоятельствами, которые хотят скрыть, это значит лишь надеть на истину маску, так как эта история разлетится по свету в двадцати разных версиях. Но мы-то расскажем казначейскому суду подлинную историю, а это все, что требуется.
— Я, пожалуй, сегодня же дам туда знать, — заметил баронет.
— Могу предложить вашей милости надежного посланца, — сказал Охилтри, — маленького Дэви Мейлсеттера на строптивом пони мясника.
— Мы обсудим этот вопрос по дороге в Монкбарнс, — сказал сэр Артур. — Ребята, — вновь обратился он к рабочим, — ступайте за мной в «Четыре подковы», чтобы я мог записать, как вас зовут. Дюстерзивель, я не приглашаю вас с нами в Монкбарнс, раз вы так расходитесь во взглядах с его хозяином, но не забудьте завтра меня повидать.
Дюстерзивель проворчал что-то в ответ, но можно было разобрать только слова «долг», «мой уважаемый покрофитель» и «явиться к сэру Артуру». После этого баронет и его друг покинули руины в сопровождении слуг и рабочих, которые весело шли за своим нанимателем, предвкушая обещанную награду и виски; заклинатель же в самом мрачном настроении остался у края разверстой могилы.
— Кто мог все это предвидеть? — невольно воскликнул он. — Meine Heiligkeit! note 129 Я слыхал о таких вещах и часто говорил о таких вещах, но, черт возьми, никогда не рассчитывал их увидеть! А ведь стоило мне копнуть землю на два-три фута глупше… Mein Himmel! note 130 Тогда все было бы моим. И насколько больше, чем я мог бы вишать из моего дурака!
Тут немец прекратил свой монолог, ибо, подняв глаза, он встретился взглядом с Эди Охилтри, который не последовал за остальной компанией и стоял по другую сторону могилы, опершись, по обыкновению, на посох. Лицо старика, от природы умное, проницательное и слегка плутоватое, выражало сейчас такое глубокое понимание всего происходящего, что даже прожженный авантюрист Дюстерзивель невольно потупил взор. Но он видел неизбежность объяснения и, собравшись с духом, сразу же принялся нащупывать, что думает нищий о событиях дня.
— Допрый мейстер Эдис Охилтрис…
— Эди Охилтри, и не мейстер, а ваш и короля бедный молельщик, — поправил его Голубой Плащ.
— Ну хорошо, мой допрый Эди, что ш ви думаете обо всем этом?
— А я вот как раз думал, как добры (чтоб не сказать — просты) были вы, отдав двум богатым джентльменам, у которых и земли, и усадьбы, и денег без счету, такой огромный клад серебра (трижды испытанного огнем, как говорится в Писании). Ведь на него вы сами и еще два-три честных человека могли бы жить в довольстве до скончания дней своих.
— Право, Эди, мой честный друг, это очень ферно. Только я не знал, то есть я не был уверен, где мне найти деньги.
— Как? Разве не по вашим советам и указаниям Монкбарнс и нокуиннокский баронет пришли сюда?
— Гм… да, но тут были другие обстоятельства… И я ведь не знал, мой друг, что они найдут клад, хоть и подумал в ту ночь, когда слышал тут такой грохот, и кашель, и чиханье, и вздохи здешних духов, что здесь где-нибудь долшен быть клад, долшен быть металл. Ach, mein Himmel! Этот дух охал и ахал над своими деньгами, как немецкий бургомистр, считая талеры после парадного обеда в Stadthaus note 131.
— Неужели вы, такой знающий человек, верите в подобные вещи? Вот стыд-то.
— Мой друг, — ответил заклинатель, вынужденный обстоятельствами держаться ближе к истине, чем обычно, — я верил в колдовство не больше, чем ви или кто иной, пока сам не услыхал в ту ночь все эти вздохи и стоны и не увидел сегодня их причину — большой сундук, полный мексиканского серебра. Что ше ви прикашете мне думать?
— А что вы дали бы тому, кто помог бы вам найти другой ящик серебра? — спросил Эдн.
— Что бы я дал? .. Mein Himmel! Дал бы целую четверть.
— Видите ли, если бы тайна была в моих руках, — сказал нищий, — я настаивал бы на половине. Правда, я всего лишь нищий оборванец и не мог бы носить серебро или золото на продажу, — ведь можно попасться, — но я нашел бы многих, кто помог бы мне на гораздо лучших условиях.
— Ach, Himmel! Мой допрый друг, что я такое сказал? Ведь я хотел сказать, что ви получите три четверти на свою половину, а мне довольно одной четверти на мою половину.
— Нет, нет, мистер Дустердевил note 132, мы, как братья, разделим добычу поровну. Теперь посмотрите на эту доску, которую я отбросил в сторону, в темный проход, пока Монкбарнс таращил глаза на серебро. Хитрец этот Монкбарнс! Я не хотел, чтобы доска попалась ему на глаза. Вы, наверно, разберете буквы лучше, моего. Я ведь не такой уж ученый, а главное — не приходилось этим заниматься.
С этим скромным признанием своего невежества Охилтри достал из-за колонны крышку от ящика, в котором хранилось сокровище. Эту крышку, сорванную с петель, небрежно отбросили, когда все жаждали поскорее узнать, что скрыто под нею, а потом ее припрятал нищий. На крышке было написано какое-то слово и число. Поплевав на свой рваный голубой платок, Эди стер глину, чтобы надпись выступила яснее. Она была сделана обычным готическим шрифтом.
— Вы можете разобрать ее? — спросил Эди заклинателя.
— S, — прочел философ, уподобляясь ребенку, который трудится над букварем. — S, Т, A, R, С, Н — starch note 133, это — чем пользуются прачки, чтобы воротнички у рубашек были тверше.
— Какое там starch? — повторил за ним Охилтри. — Нет, нет, мистер Дустердевил, вы, может, хороший заклинатель, но плохой грамотей! Тут написано search, да, search — поглядите: букву «е» совершенно ясно видно!
— Так, так! Теперь я вишу. Тут сказано «search, номер один». Mein Himmel, значит, долшен быть и «номер два», мой допрый друг. Ведь «search» на вашем языке значит «искать» и «копать», а это всего лишь «номер один». Честное слово, здесь в лотерейное колесо залошен для вас хороший номер, мой допрый мейстер Охилтрис!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144