Грех один не ходит. Поэтому одна страсть побуждала в Мартине другую. Скупость вела за собой высокомерие, а высокомерие приводило к жестокости и властолюбию. Нрав Вальдека, всегда дерзкий и смелый, а после обогащения ставший особенно резким и надменным, скоро сделал его ненавистным не только дворянам, но и людям более низкого звания, которые с двойной неприязнью смотрели, как обременительными для них правами, принадлежащими имперской феодальной знати, безжалостно пользуется человек, поднявшийся из самых низов народа. О пережитом им приключении, как тщательно он его ни скрывал, поползли слухи, и духовенство не замедлило заклеймить его как колдуна и приспешника дьявола, негодяя, который, приобретя таким странным способом огромный клад, не счел нужным освятить его, отдав значительную часть на нужды церкви. Окруженный враждебными ему людьми и общественными силами, измученный бесконечными междоусобными стычками и находящийся под угрозой отлучения от церкви, Мартин Вальдек, или барон фон Вальдек, как мы теперь должны его называть, часто горько жалел о трудах и радостях тех лет, когда он был беден и никто не завидовал ему. Но при всем этом храбрость его не изменяла ему и даже как будто возрастала по мере того, как вокруг него сгущались опасные тучи, пока случай не ускорил его падения.
Владетельный герцог Брауншвейгский велел объявить, что состоится торжественный турнир, на который приглашаются все немецкие дворяне, происходящие от свободных и достойных предков, и Мартин Вальдек, великолепно вооруженный, в сопровождении обоих братьев, а также пышно разодетой свиты, имел наглость появиться среди местного рыцарства и потребовать, чтобы его занесли в списки участников. Но все сочли, что этим он переполнил меру дерзости. Тысячи голосов закричали:
— Мы не желаем, чтобы безродный угольщик вмешивался в игры нашего рыцарства!
Разъяренный до исступления, Мартин выхватил меч и насмерть зарубил герольда, который, согласно единодушной воле собравшихся, воспротивился занесению его в списки. Сотни мечей обнажились, чтобы отомстить за преступление, которое в те дни считалось самым тяжким после святотатства и цареубийства. Вальдек оборонялся как лев, ко его схватили и подвергли на месте суду турнирных судей. Как нарушителя мира в землях его государя и убийцу неприкосновенной особы герольда, его приговорили к отсечению правой руки, позорному лишению дворянского звания, которого он был недостоин, и изгнанию из города. После того как с его одежды сорвали геральдические знаки, а самого изувечили, как предписывал суровый приговор, несчастная жертва честолюбия была отдана на милость черни, которая сначала преследовала Мартина угрозами и бранью, обзывая его чернокнижником и насильником, а затем начала избивать его. Братья (вся их свита бежала и рассеялась) с трудом отняли его у толпы, которая, насытившись жестокостью, оставила его, полумертвого от потери крови и перенесенных надругательств. Враги в своем озлоблении были так изобретательны, что не позволили братьям увезти Мартина иначе как на такой же тачке, какой они раньше пользовались как угольщики. Братья уложили в нее Мартина на охапку соломы и почти не надеялись достигнуть какого-либо убежища раньше, чем смерть избавит его от страданий.
Когда Вальдеки в таком жалком виде добрались до родных мест и шли ложбиной меж двух гор, они увидели двигавшуюся им навстречу фигуру, которую с первого взгляда приняли за старика. Но по мере приближения незнакомец стал увеличиваться в размерах, плащ спал с его плеч, посох странника превратился в вырванную с корнями сосну, и гигантская фигура гарцского духа прошла мимо них во всем своем ужасном величии. Поравнявшись с тачкой, в которой лежал несчастный Мартин, дух усмехнулся с невыразимым презрением и злобой и спросил страдальца:
— Как тебе нравится огонь, разожженный моими углями?
Неукротимая смелость, казалось, вернула Мартину способность двигаться, которой страх лишил его братьев. Поднявшись в тачке, он нахмурил брови и, сжав кулак, погрозил призраку с выражением яростной ненависти и гнева. Дух исчез с обычным оглушительным и раскатистым хохотом и оставил Мартина Вальдека в изнеможении от исчерпавшего его силы порыва.
Охваченные ужасом, братья свернули со своей тачкой в сторону монастырских башен, показавшихся среди соснового бора сбоку от дороги. Их милосердно принял босоногий и длиннобородый капуцин, и Мартин прожил еще столько, что успел исповедаться — в первый раз со дня своего внезапного обогащения — и получить отпущение грехов от того самого пастыря, которого ровно три года назад помогал выгнать градом камней из поселка Моргенбродт. В трех годах его непрочного благосостояния люди усматривали таинственную связь с числом посещений им призрачного костра на холме.
Тело Мартина Вальдека было погребено в монастыре, где он окончил свои дни. Там же и братья его, став монахами этого ордена, жили и умерли, предаваясь делам милосердия и благочестия. Земли Мартина, на которые никто не притязал, лежали втуне, пока император не отписал их на себя как выморочное владение, а развалины замка, который Вальдек назвал своим именем, до сих пор обходят сторонкой и рудокоп и лесоруб, считая, что там обитают злые духи. Так на примере судьбы Мартина Вальдека были показаны бедствия, связанные со стремительно приобретенным и дурно употребленным богатством.
ГЛАВА XIX
Здесь бурный спор был между капитаном,
Моим кузеном, и воякой этим
Из-за какой не знаю чепухи;
Чины, соперничество да интриги
Военной службы!
«Добрая ссора»
Внимательные слушатели наградили прекрасную рассказчицу приведенного выше предания комплиментами по всем правилам вежливости. Только Олдбок наморщил нос и заметил, что искусство прекрасного автора имеет нечто общее с алхимией, так как мисс Уордор сумела извлечь музыку и ценную мораль из бессодержательной и нелепой легенды.
— Насколько я знаю, сейчас модно восхищаться такими глупыми вымыслами, но что до меня…
Британца сердце, что в груди моей,
Ни духи не страшат, ни стук костей.
— Если разрешите, мой допрый мистер Олденбок, — сказал немец, — мисс Уордор сделала эту историю, как все, к чему она прикасается, ошень изящной. Но фесь рассказ про гарцского духа и про то, как он ходит по пустынным горам с большой сосной фместо трости, венком из зеленых веток на голофе и такой же повязкой на бедрах, верна, как прафда то, что я честни челофек.
— Можно ли спорить при такой гарантии достоверности! — сухо ответил антикварий.
Но в этот миг разговор был прерван появлением нового лица.
Это был красивый молодой человек, лет двадцати пяти, в военной форме. В его внешнем виде и манерах отражалась — быть может, слишком подчеркнуто — принадлежность к воинственной профессии, хотя у благовоспитанного человека профессиональные привычки не должны бросаться в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Владетельный герцог Брауншвейгский велел объявить, что состоится торжественный турнир, на который приглашаются все немецкие дворяне, происходящие от свободных и достойных предков, и Мартин Вальдек, великолепно вооруженный, в сопровождении обоих братьев, а также пышно разодетой свиты, имел наглость появиться среди местного рыцарства и потребовать, чтобы его занесли в списки участников. Но все сочли, что этим он переполнил меру дерзости. Тысячи голосов закричали:
— Мы не желаем, чтобы безродный угольщик вмешивался в игры нашего рыцарства!
Разъяренный до исступления, Мартин выхватил меч и насмерть зарубил герольда, который, согласно единодушной воле собравшихся, воспротивился занесению его в списки. Сотни мечей обнажились, чтобы отомстить за преступление, которое в те дни считалось самым тяжким после святотатства и цареубийства. Вальдек оборонялся как лев, ко его схватили и подвергли на месте суду турнирных судей. Как нарушителя мира в землях его государя и убийцу неприкосновенной особы герольда, его приговорили к отсечению правой руки, позорному лишению дворянского звания, которого он был недостоин, и изгнанию из города. После того как с его одежды сорвали геральдические знаки, а самого изувечили, как предписывал суровый приговор, несчастная жертва честолюбия была отдана на милость черни, которая сначала преследовала Мартина угрозами и бранью, обзывая его чернокнижником и насильником, а затем начала избивать его. Братья (вся их свита бежала и рассеялась) с трудом отняли его у толпы, которая, насытившись жестокостью, оставила его, полумертвого от потери крови и перенесенных надругательств. Враги в своем озлоблении были так изобретательны, что не позволили братьям увезти Мартина иначе как на такой же тачке, какой они раньше пользовались как угольщики. Братья уложили в нее Мартина на охапку соломы и почти не надеялись достигнуть какого-либо убежища раньше, чем смерть избавит его от страданий.
Когда Вальдеки в таком жалком виде добрались до родных мест и шли ложбиной меж двух гор, они увидели двигавшуюся им навстречу фигуру, которую с первого взгляда приняли за старика. Но по мере приближения незнакомец стал увеличиваться в размерах, плащ спал с его плеч, посох странника превратился в вырванную с корнями сосну, и гигантская фигура гарцского духа прошла мимо них во всем своем ужасном величии. Поравнявшись с тачкой, в которой лежал несчастный Мартин, дух усмехнулся с невыразимым презрением и злобой и спросил страдальца:
— Как тебе нравится огонь, разожженный моими углями?
Неукротимая смелость, казалось, вернула Мартину способность двигаться, которой страх лишил его братьев. Поднявшись в тачке, он нахмурил брови и, сжав кулак, погрозил призраку с выражением яростной ненависти и гнева. Дух исчез с обычным оглушительным и раскатистым хохотом и оставил Мартина Вальдека в изнеможении от исчерпавшего его силы порыва.
Охваченные ужасом, братья свернули со своей тачкой в сторону монастырских башен, показавшихся среди соснового бора сбоку от дороги. Их милосердно принял босоногий и длиннобородый капуцин, и Мартин прожил еще столько, что успел исповедаться — в первый раз со дня своего внезапного обогащения — и получить отпущение грехов от того самого пастыря, которого ровно три года назад помогал выгнать градом камней из поселка Моргенбродт. В трех годах его непрочного благосостояния люди усматривали таинственную связь с числом посещений им призрачного костра на холме.
Тело Мартина Вальдека было погребено в монастыре, где он окончил свои дни. Там же и братья его, став монахами этого ордена, жили и умерли, предаваясь делам милосердия и благочестия. Земли Мартина, на которые никто не притязал, лежали втуне, пока император не отписал их на себя как выморочное владение, а развалины замка, который Вальдек назвал своим именем, до сих пор обходят сторонкой и рудокоп и лесоруб, считая, что там обитают злые духи. Так на примере судьбы Мартина Вальдека были показаны бедствия, связанные со стремительно приобретенным и дурно употребленным богатством.
ГЛАВА XIX
Здесь бурный спор был между капитаном,
Моим кузеном, и воякой этим
Из-за какой не знаю чепухи;
Чины, соперничество да интриги
Военной службы!
«Добрая ссора»
Внимательные слушатели наградили прекрасную рассказчицу приведенного выше предания комплиментами по всем правилам вежливости. Только Олдбок наморщил нос и заметил, что искусство прекрасного автора имеет нечто общее с алхимией, так как мисс Уордор сумела извлечь музыку и ценную мораль из бессодержательной и нелепой легенды.
— Насколько я знаю, сейчас модно восхищаться такими глупыми вымыслами, но что до меня…
Британца сердце, что в груди моей,
Ни духи не страшат, ни стук костей.
— Если разрешите, мой допрый мистер Олденбок, — сказал немец, — мисс Уордор сделала эту историю, как все, к чему она прикасается, ошень изящной. Но фесь рассказ про гарцского духа и про то, как он ходит по пустынным горам с большой сосной фместо трости, венком из зеленых веток на голофе и такой же повязкой на бедрах, верна, как прафда то, что я честни челофек.
— Можно ли спорить при такой гарантии достоверности! — сухо ответил антикварий.
Но в этот миг разговор был прерван появлением нового лица.
Это был красивый молодой человек, лет двадцати пяти, в военной форме. В его внешнем виде и манерах отражалась — быть может, слишком подчеркнуто — принадлежность к воинственной профессии, хотя у благовоспитанного человека профессиональные привычки не должны бросаться в глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144