Захотелось остаток жизни
прожить в щели, и я готов терпеть вонь из темноты щелевого пространства
вечность.
Выглянуло солнце, и мысли пришли в состояние легкого замешательства.
Лучезарность последождевого небосвода обрушилась на природу ниагарой летней
радости (звучит пошло, он это - шутка). Я сел в лодку и взял курс на
северо-восток, надеясь за сегодня проскочить мыс Арал и добраться до мыса
Кулгана.
Примерно через час в голове включилась музыка на полную мощность. Звуки
отрывали меня от тела. Музыка напоминала композицию "Sanvean" Dead Can
Dance. Я сразу же забыл, что собирался жить в щели.
Морская поверхность зарябилась, попутный ветер настиг меня, и я поднял
парус. Но не прошло и получаса , как ветер усилился до штормового, и парус
пришлось убрать.
Я попал в зону воздуховорота, вода подо мной закипела, и уже через
несколько минут на меня обрушился встречный ветер страшной силы. Я упирался
изо всех сил, но лодка практически не двигалась. К берегу пристать не было
никакой возможности на расстоянии двух километров в разные стороны.
Рядом с прибрежными скалами заметил узенькую дорожку невозмущенной
ветром поверхности воды. Дорожка как раз размером с мою лодку. Я поспешил
туда. Ветра внутри дорожки практически не было, но когда лопасти весел
выходили за границу спасительной зоны, то упирались во встречный ветер как в
стену.
Через несколько минут ветер усилился еще, и с поверхности воды уже
начала срываться пена. Если бы не спасительная дорожка, которая образовалась
как будто специально и как по волшебству, то меня бы унесло в море.
Странно, но я совершенно перестал переживать за свою судьбу. Почему-то
уверен в том, что со мной должно произойти что-то вполне определенное, и
переживать по этому поводу не стоита. Тело мое боролось со стихией - сам же
я летал в облаках. Не хотелось никуда. Я глядел в небеса и возносил туда,
наверх, бессловесные мольбы о том, чтобы жизнь моя и дальше продолжалась в
том же духе.
Раньше у меня так не получалось: испытывая лишения и неудобства, я
неосознанно стремился к прекращению этих лишений и неудобств. Сейчас же -
все по-другому. Ни за что не поменяю свою теперешнюю жизнь ни на какую
другую, даже те мгновения, когда мне особенно тяжко, вот как сейчас, когда
упираюсь изо всех сил, пытаясь пробиться против встречного ветра.
Я вдруг просто перестал стремиться к тому, чего не имею. В такие
моменты мир делается удивительно правдоподобным, он перестает казаться, он
начинает просто быть, и ощущается вне времени. Такое переживается
естественно разве что в раннем детстве, когда ты еще толком не решил, чего
начать хотеть.
От непосильного труда перестаю чувствовать пальцы на руках, но не
смотря на это, не смею остановиться, иначе унесет в море. Вслед за пальцами
отнимаются руки, потом поясница, а сердце дает перебои. Вхожу в залив
Кодовый. Еще немного усилий, и вот наконец - ровный берег.
Удивительно, с какой легкостью человек расстается со своим тяжким
прошлым. Только чуть было не отдал концы, а сейчас лень даже думать на эту
тему. Лежу на берегу, смотрю в небо и ничего мне не надо, совсем ничего.
Даже не знаю чего бы такого захотеть, как будто и не жил вовсе. Может это и
есть счастье? Не знаю.
Погода не позволяет продолжить плавание. Решаю заночевать.
По рассказам местных жителей дальше на север должно становиться
страшнее с каждым километром. С медведем могу повстречаться запросто и в
любую минуту. Бывают случаи, что зверь приходит озорничать даже в поселок.
Я нахожусь в том месте, которое обозначено на карте как два малюсеньких
черных прямоугольничка под названием " избы", но на самом деле изба всего
одна. Второе строение - баня.
Там, вдали за бугром в направлении на север, всего в нескольких
километрах, расположился поселочек Зама. Его обозначение на карте можно было
обнаружить только при пристальном рассмотрении. Поселочек - типичный
представитель кондового российского захолустья. Он настолько далек от
цивилизации, что на уклад жизни его обитателей очень слабо влияет
политическое устройство государства. Капитализм не обнаруживал здесь себя ни
в коей мере, ровно как и социализм в застой. Московский супермаркет кажется
здесь такой же экзотикой, как в Москве - медведи, разгуливающие по улицам
поселка Зама. Сейчас в поселке живут всего несколько человек . Магазина нет,
почты нет, ничего нет - каменный век.
Когда мне впервые рассказали о медведях, разгуливающих по поселку, я не
очень-то и поверил, но потом поверил, когда услышал об этом неоднократно из
разных источников. Чтобы рассеять неверие в подобные страсти, достаточно
просто посмотреть на карту - кругом простираются необжитые просторы
сибирской тайги. Отношение размеров поселка Зама к размерам безлюдных
пространств вокруг можно смело считать за ноль.
Поселок скрыт от моих глаз неровностью земли, и я засомневался, есть ли
он самом деле.
Изба, в которой расположился, имеет вполне приличный вид. Судя по
всему, она посещалась, но крайне редко - человеческий дух выветрен напрочь.
Изба вела скучное порожнее существование среди бескрайних сибирских
просторов. Убранство жилища было примитивнейшим. В каждой из двух комнат
стояло по кровати доисторического происхождения. Пружинные матрасы давно
отжили свой век - вместо них были приспособлены неструганные доски. Из
кухонной утвари имелся чайник, не знавший на своем веку чистки и кастрюля,
которую вполне могли найти на раскопках древнего городища. Разглядеть живой
кастрюльный металл невозможно.
Из инструментов - только топор-колун. Вид этого изобретения приводит
мои чувства в состояние смятения. У меня всегда отнимается речь, когда
смотрю на колун. Могу произнести только что-нибудь односложное. Слова
умеренной длины не соответствуют колуну. Наверное, его придумали еще в
каменном веке, когда говорить толком не умели. Колун несет на себе печать
тупого существования его изобретателей. Глядя на него, хочется пить чай из
ночного горшка и есть борщ совковой лопатой из ведра.
Выхожу наружу и вижу много воды - это Байкал. Видеть столько воды уже
отвык за время плавания по Малому Морю. Именно здесь, на мысе Зама,
заканчивается Малое Море.
Остров Ольхон для меня был своего рода спасательным кругом или запасным
парашютом. Он находился все время справа по борту на расстоянии километров
двадцати, и если бы унесло, то не дальше острова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79
прожить в щели, и я готов терпеть вонь из темноты щелевого пространства
вечность.
Выглянуло солнце, и мысли пришли в состояние легкого замешательства.
Лучезарность последождевого небосвода обрушилась на природу ниагарой летней
радости (звучит пошло, он это - шутка). Я сел в лодку и взял курс на
северо-восток, надеясь за сегодня проскочить мыс Арал и добраться до мыса
Кулгана.
Примерно через час в голове включилась музыка на полную мощность. Звуки
отрывали меня от тела. Музыка напоминала композицию "Sanvean" Dead Can
Dance. Я сразу же забыл, что собирался жить в щели.
Морская поверхность зарябилась, попутный ветер настиг меня, и я поднял
парус. Но не прошло и получаса , как ветер усилился до штормового, и парус
пришлось убрать.
Я попал в зону воздуховорота, вода подо мной закипела, и уже через
несколько минут на меня обрушился встречный ветер страшной силы. Я упирался
изо всех сил, но лодка практически не двигалась. К берегу пристать не было
никакой возможности на расстоянии двух километров в разные стороны.
Рядом с прибрежными скалами заметил узенькую дорожку невозмущенной
ветром поверхности воды. Дорожка как раз размером с мою лодку. Я поспешил
туда. Ветра внутри дорожки практически не было, но когда лопасти весел
выходили за границу спасительной зоны, то упирались во встречный ветер как в
стену.
Через несколько минут ветер усилился еще, и с поверхности воды уже
начала срываться пена. Если бы не спасительная дорожка, которая образовалась
как будто специально и как по волшебству, то меня бы унесло в море.
Странно, но я совершенно перестал переживать за свою судьбу. Почему-то
уверен в том, что со мной должно произойти что-то вполне определенное, и
переживать по этому поводу не стоита. Тело мое боролось со стихией - сам же
я летал в облаках. Не хотелось никуда. Я глядел в небеса и возносил туда,
наверх, бессловесные мольбы о том, чтобы жизнь моя и дальше продолжалась в
том же духе.
Раньше у меня так не получалось: испытывая лишения и неудобства, я
неосознанно стремился к прекращению этих лишений и неудобств. Сейчас же -
все по-другому. Ни за что не поменяю свою теперешнюю жизнь ни на какую
другую, даже те мгновения, когда мне особенно тяжко, вот как сейчас, когда
упираюсь изо всех сил, пытаясь пробиться против встречного ветра.
Я вдруг просто перестал стремиться к тому, чего не имею. В такие
моменты мир делается удивительно правдоподобным, он перестает казаться, он
начинает просто быть, и ощущается вне времени. Такое переживается
естественно разве что в раннем детстве, когда ты еще толком не решил, чего
начать хотеть.
От непосильного труда перестаю чувствовать пальцы на руках, но не
смотря на это, не смею остановиться, иначе унесет в море. Вслед за пальцами
отнимаются руки, потом поясница, а сердце дает перебои. Вхожу в залив
Кодовый. Еще немного усилий, и вот наконец - ровный берег.
Удивительно, с какой легкостью человек расстается со своим тяжким
прошлым. Только чуть было не отдал концы, а сейчас лень даже думать на эту
тему. Лежу на берегу, смотрю в небо и ничего мне не надо, совсем ничего.
Даже не знаю чего бы такого захотеть, как будто и не жил вовсе. Может это и
есть счастье? Не знаю.
Погода не позволяет продолжить плавание. Решаю заночевать.
По рассказам местных жителей дальше на север должно становиться
страшнее с каждым километром. С медведем могу повстречаться запросто и в
любую минуту. Бывают случаи, что зверь приходит озорничать даже в поселок.
Я нахожусь в том месте, которое обозначено на карте как два малюсеньких
черных прямоугольничка под названием " избы", но на самом деле изба всего
одна. Второе строение - баня.
Там, вдали за бугром в направлении на север, всего в нескольких
километрах, расположился поселочек Зама. Его обозначение на карте можно было
обнаружить только при пристальном рассмотрении. Поселочек - типичный
представитель кондового российского захолустья. Он настолько далек от
цивилизации, что на уклад жизни его обитателей очень слабо влияет
политическое устройство государства. Капитализм не обнаруживал здесь себя ни
в коей мере, ровно как и социализм в застой. Московский супермаркет кажется
здесь такой же экзотикой, как в Москве - медведи, разгуливающие по улицам
поселка Зама. Сейчас в поселке живут всего несколько человек . Магазина нет,
почты нет, ничего нет - каменный век.
Когда мне впервые рассказали о медведях, разгуливающих по поселку, я не
очень-то и поверил, но потом поверил, когда услышал об этом неоднократно из
разных источников. Чтобы рассеять неверие в подобные страсти, достаточно
просто посмотреть на карту - кругом простираются необжитые просторы
сибирской тайги. Отношение размеров поселка Зама к размерам безлюдных
пространств вокруг можно смело считать за ноль.
Поселок скрыт от моих глаз неровностью земли, и я засомневался, есть ли
он самом деле.
Изба, в которой расположился, имеет вполне приличный вид. Судя по
всему, она посещалась, но крайне редко - человеческий дух выветрен напрочь.
Изба вела скучное порожнее существование среди бескрайних сибирских
просторов. Убранство жилища было примитивнейшим. В каждой из двух комнат
стояло по кровати доисторического происхождения. Пружинные матрасы давно
отжили свой век - вместо них были приспособлены неструганные доски. Из
кухонной утвари имелся чайник, не знавший на своем веку чистки и кастрюля,
которую вполне могли найти на раскопках древнего городища. Разглядеть живой
кастрюльный металл невозможно.
Из инструментов - только топор-колун. Вид этого изобретения приводит
мои чувства в состояние смятения. У меня всегда отнимается речь, когда
смотрю на колун. Могу произнести только что-нибудь односложное. Слова
умеренной длины не соответствуют колуну. Наверное, его придумали еще в
каменном веке, когда говорить толком не умели. Колун несет на себе печать
тупого существования его изобретателей. Глядя на него, хочется пить чай из
ночного горшка и есть борщ совковой лопатой из ведра.
Выхожу наружу и вижу много воды - это Байкал. Видеть столько воды уже
отвык за время плавания по Малому Морю. Именно здесь, на мысе Зама,
заканчивается Малое Море.
Остров Ольхон для меня был своего рода спасательным кругом или запасным
парашютом. Он находился все время справа по борту на расстоянии километров
двадцати, и если бы унесло, то не дальше острова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79