Путь в небеса у индийских йогов делится на восемь условных этапов.
Первый включает в себя обет непринятия подарков. Считается, что подарки
делают человека зависимым, не давая возможности душе вырваться за пределы
реальности. Основываясь на этом, я обрек свою душу вечно рождаться и
страдать в поднебесной, потому что принял в подарок от Шуры 300 метров
капроновой веревки диаметром 12 миллиметров.
Остальное необходимое снаряжение приобрел в магазине "Альпиндустрия".
Это, конечно, тоже потребовало определенных расходов, но по сравнению со
стоимостью веревки они оказались незначительными. Теперь можно приступить к
работе.
Я покинул гостеприимный кров друга Миши Шугаева и отправился жить в
непосредственной близости от домов, которые должен был ремонтировать.
Поселили меня в маленькой комнатке, служившей складом электрооборудования.
Кровати и другой мебели там не было. Хорошо, что предусмотрительно, по
старой походной привычке, захватил из дому спальник.
Удивительные чувства испытывает человек, когда ему приходится жить на
складе. Это не похоже на жизнь дома, и так же не похоже на жизнь в палатке
на природе. Дома вы живете с чувством уюта и защищенности. В палатке при
определенной сноровке тоже можно достигнуть этого состояния, все-таки
палатка - тоже дом. А вот ночевка на складе не подарит никогда такого
ощущения. Здесь вы будете чувствовать себя вещью, оставленной на хранение
или просто брошенной и забытой.
По вечерам я лежал в спальнике и читал избранные труды Свами
Вивекананды, пытаясь проникнуться идеями любимого ученика великого
Рамакришны Парамахамсы. Чтение трудов знаменитого индуса навевало тоску по
поводу необходимости заново рождаться в разных телах на одной и той же
планете. Индусам это кажется утомительным, и воспринимают они это как своего
рода наказание. Мне бы это тоже надоело, если бы вдруг вспомнил все свои
предыдущие жизни. Я толком не могу разобраться с моей текущей, а подвергать
анализу все предыдущие - это, по-моему, кошмарный труд. Вот тогда бы точно
устал жить. Наверное, забывать - благо. С другой стороны, зачем тогда жить,
если нечего вспомнить?
Чтение трудов Свами Вивекананды не внесло ясность в этот вопрос, а,
наоборот, посеяло в душе смятение, несмотря на то, что автор старался
высказываться предельно просто и темпераментно для упрощения понимания.
Занялся подготовкой снаряжения. Надо было прочно сшить много разных
ленточек и тесемочек так, чтобы в результате получилась подвеска, в которой
собрался висеть на высоте 50 метров над землей.
Комнатушка моя не была изолированной и входила в состав конторки,
которая днем превращалась в проходной двор, а ночью - в помещение для
дежурных лифтеров. Народ смотрел на меня примерно так же, как я смотрю на
маму Шуры Пономарева. Для них я был инопланетянин. Мужики, видя снаряжение и
кучу веревок, относились ко мне почтительно и обращались на "Вы".
Наконец, я подготовил все необходимое и полез на крышу. Перелез через
карниз, спустился метра на два и завис основательно. Устройство для спуска
было сделано не очень правильно, и веревку заклинило наглухо. Болтаюсь на
высоте 15-ти этажей - и ничего не могу сделать. Из такого положения можно
довольно просто выйти с помощью специальных устройств, предназначенных для
подъема по веревке. Но их у меня не было.
Холодина страшная! Ветер. Помочь мне некому. И тут вспомнились
студенческие годы, когда мы, одухотворенные молодостью, лезли в пещеры в
поисках приключений. Вольный ветер дул на нас. И сейчас на меня тоже дул
ветер, но только не вольный, и никаких романтических иллюзий он не навевал.
Потому что висел на веревке я не по доброй воле, а из коммерческих
соображений, и было не до романтики. Мне надо было отцепить эту чертову
веревку во что бы то ни стало. Провозился долго, пока наконец не
освободился.
Если находиться в теплом и уютном помещении, то климат в Москве
представляется вполне нормальным, но когда в этом климате приходится долго
висеть на веревке между небом и землей, он кажется самым несносным. Осенние
московские небеса никогда не бывают в полном порядке. Облака серые и
мрачные, ветер сильный и порывистый. Спустившись на землю, всех этих
прелестей не замечаешь. Москвичам-пешеходам совершенно невдомек, что
творится над их городом.
Контора, где я работал, состояла из множества отделений, которые
обслуживали разные районы. В каждом отделении были свои порядки и нравы. Те,
которые располагались неподалеку от офиса, отличались от удаленных большей
добропорядочностью и меньшим потреблением спиртного на душу трудящегося. На
периферии пили ужасно много и мрачно. Я жил далеко от офиса, и мне постоянно
приходилось стряхивать со своего спальника невменяемое тело какого-нибудь
электрика, а однажды даже тело самого начальника отделения.
Дочитав Вивекананду, занялся созерцанием облупившегося потолка на
складе электрооборудования. Думал о том предназначении, которое подарила мне
страна, обучив в престижном вузе, и что мне теперь с этим добром делать.
Делать было совершенно нечего. Мировой прогресс теперь будет обходиться без
моего участия. И где он теперь находится, этот мировой прогресс? Где-то в
далеких странах, которые настолько далеки, что кажутся выдуманными. И
занимаются там, в далеком-далеке, какой-то ерундой: например, придумывают
новый телевизор, который лучше старых, и никак не могут остановиться в своем
яростном стремлении все улучшать. Я не испытываю большего счастья, глядя на
современный телевизор, чем когда в давние времена смотрел у себя дома
обыкновенный черно-белый. Не это главное и не оно оставляет в душе след.
Размер экрана и качество изображения тут совершенно ни причем. Над какими-то
несущественными вещами старается человечество.
По старой научной привычке меня увлекали вопросы мироздания, и все
свободное время я проводил в Ленинской библиотеке, пытаясь состыковать
представление Канта о времени с современными воззрениями на мир, как на
случайный процесс. Занимало это сильно, и я ощущал себя натурфилософом
древности, потому что работал над темой в одиночку. Раньше, во времена моей
молодости и застоя, подобное было немыслимо, а сейчас, в условиях
капитализма - запросто: сижу себе в Ленинке и делаю, что хочу. Посидел
где-то неделю, пока не обнаружил, что до всего самого интересного додумался
впереди меня великий и мудрый лауреат Нобелевской премии Илья Пригожин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79