Аннгрет улыбается тонко и проницательно. Все так, но родина остается родиной. Березы вокруг озера, рыбки в прибрежном иле, холмы, поросшие вереском, воспоминания, окрашенные в фиолетовый цвет, дорога в церковь, новое платье к конфирмации, падение из рыбацкой лодки, борьба за жизнь. А кроме всего прочего, муж.
— Муж?
— Вот именно.— Аннгрет все обдумала и решила остаться в Блюменау. В конце концов, у нее есть свои права.
Толстый Серно бродит поблизости, слушая, как чихают подвальные мыши.
— Тебе, наверно, пора уезжать,— говорит он Аннгрет.
— Ради бога...
— Чего, чего?
Аннгрет ладошкой зажимает себе рот. Откровенно говоря, она надумала остаться!
— Хочешь вернуться к Бинкопу? Хочет, оказывается. У нее есть права.
— Тогда поторапливайся. Пока дом никем не занят.
Каблучки Аннгрет уже слегка стоптались. Она идет по деревне, словно таща за собой свои корни. Она спешит к Симеон. Дело вот в чем: Фрида знает, что Аннгрет возвращенка. Что она во всем раскаивается. И что у нее имеются определенные права. Ведь не может же она до конца своих дней гостить у кого-то.
Симеон все понимает с полуслова. Да, Аннгрет имеет право на квартиру. Это точно.
— У нашего рассыльного пустует комната.
Нет, Аннгрет является совладелицей целого дома. И дом этот в данное время никем не занят... Ну есть там и еще кой-какое добро: стол, шкаф, кровать, зеркало и, само собой, пианино...
— А разводиться? — Разводиться-то Аннгрет намерена или нет?
— Ни за что!—Аннгрет топает ножкой. Каблук пополам. Ох уж эти товары по общедоступным ценам. «Стальной» стержень из заменителя! Фрида помогает Аннгрет во всем. Ибо сказано: всемерная поддержка тем, кто раскаялся и вернулся. Бинкоп еще увидит, кто здесь главный.
Оле сидит на диване и думает свою думу. Диван остался от небезызвестного Тимпе, рвача, который заботился только о своей выгоде. Все хотел словить золотого тельца, а тем временем загубил телок. Будьте вы прокляты, стяжательство и бюрократизм!
Теперь Оле должен исправить случившееся. Он по целым суткам не снимает сапог, ночует в квартире Тимпе, чтобы не тратить время на дорогу до Эмминой лачуги. Ему надо вставать среди ночи, убирать навоз, задавать корм и доить.
Мертке ему помогает. И заодно учится доить. Должно быть, ее маленькие руки болят от дойки. Но она не жалуется, она обхаживает кур, чистит коров и подбадривает своего беспокойного мужа.
Однажды она прибегает со всех ног.
— Оле, подумай только! Утки!
Музыкальные утки вернулись с дальних озер —белые, пестрые, с синим и черным, старые и молодые, четыре, пять сотен, целая стая.
Мертке тащит корм. Старых уток можно сразу узнать: они берут у нее корм из рук.
Оле еще не отдышался от бега. Глаза у него сияют. Он поднялся к звездам, он переиначил жизнь перелетных птиц. На что только не способен человек! Юношеские мечты не обманули его. Мертке ахала, скакала, была счастлива, радовалась победе своего мужа и очень любила его.
Сладостные, но краткие мгновения победы. А борьба длительна. Прибегает Эмма. По дороге она скинула туфли и бежит прямо в чулках.
— Стоите тут как Адам и Ева в раю!
— А ты приползла как змей? Эмма размахивает газетой:
— На, читай, дурень!
Оле прочел газету под утиный галдеж. Подбородок Мертке лежал у него на плече. Она тоже читала. В газете была статья. Статья была посвящена Оле: «Председатель безответственно уехал в отпуск... Падеж скота... не приняты необходимые меры... недосмотр... бездумное разбазаривание государственных средств и валюты... до каких пор районное руководство будет потворствовать... Сельский корреспондент. Подпись: А. Ш.».
Мертке вне себя от возмущения, ее остренькие ушки так и пылают.
— Да как же так!
Эмма сплевывает прямо в столпотворение уток.
— Стыда нет у газетчиков. Антон в гробу перевернется. Только Оле сохраняет спокойствие: этот ветер дует от Симеон. Ничего, все разъяснится. Не глупость же, в конце концов, правит миром.
Эмма, без туфель, яростно:
— Вот живучий чертополох эта Фрида! Разве речь только о тебе, волосатый ты козел!
День кончается. Работа не оставляет времени для раздумий. Мертке присматривает за вернувшимися утками.
Это же подарок «Цветущему полю» от дальних озер.
Вечером Оле, как обычно, сидит на диване. В сенях шорох, шаги, женские голоса. Оле распахивает дверь в сени. Там стоят Симеон и Аннгрет. Аннгрет испугана. А Симеон, брызгая слюной, набрасывается на Оле:
— По какому праву ты сюда въехал? Официально дом еще занят. Это наказуемое деяние.
Оле с сухой усмешкой:
— Дом принадлежит мне.
— Это мы еще посмотрим! — И Симеон вталкивает Аннгрет в комнату.
Эмма оказалась права: глупость ширилась и росла. Уже на другой день явились Купке и Метке, два крестьянина, которых Оле и Крюгер завербовали в праздник урожая; они переминались с ноги на ногу и мямлили:
— Вот, в газете статья... А нам отвечать за павших коров? Мы хотим выйти из кооператива!
Оле посоветовался с Крюгером, Хольтеном, Эммой и Либшером. Решено было удержать Купке и Метке во что бы то ни стало. ДЛЯ Оле речь шла прежде всего о мергельных участках возле озера.
Правление решило со своей стороны написать статью. Во имя
правды! Крюгер набросал объяснение. Хольтен отвез его в город. И круто поговорил с главным редактором районной газеты.
— Брехню печатали, напечатайте теперь правду!
— Ну, ну, легче на поворотах! — Редактор ничего не знает о заметке, порочащей Оле. Заметку тиснули за его спиной.
Хольтен поехал в редакцию окружной газеты.
— Кто написал эту брехню?
— Насколько можно судить, кто-то из ваших.
Оле ворочает мозгами и так и эдак. Кто же написал всю эту брехню? А. Ш.! А. Ш. ... Он перебирает имена всех жителей «Цветущего поля». Только Мампе — Артур Шливин — не приходит ему в голову.
Как он сидел на диване, так сидя и заснул. На дворе полнолуние. В печи дотлевает вечерний огонек.
Кто-то осторожно будит его. Оле выбирается из глубокого сна. Словно молитва детских лет, в его пробуждение вплетается старая присказка: «Что мне сделать, чтобы ты...» Испуг пронизывает его. Вся в лунном свете, стоит перед ним Аннгрет. Она с улыбочкой подсаживается к нему.
— Ты озяб, как я вижу...
Оле вскакивает, Оле мчится прочь с криком:
— Пошла вон!
Не круговращение ли вся наша жизнь!
Аннгрет ощупью движется по комнате. Дух ее сломлен. Куда подевалась гордая рыбацкая дочь? Кто она теперь? Чего она теперь хочет? Как и много лет назад, она сидит, залитая лунным светом, и обдумывает свое поражение.
Проходит час, Оле не возвращается. Торчит небось у своей. Аннгрет выбирается из пропасти. Вот стоит бутылка. Аннгрет выпила ее наполовину. Порох для крови и для души.
Аннгрет пишет письмо. Две строчки для Фриды Симеон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101