Они завтракают. Из вод Ласточкиного ручья выползает змея. Чернявый Шульц швыряет жестянкой из-под консервов в испуганную змею. Змея живо прячется в досках.
Завтрак окончен. Аппетит пропал. Рабочие разбрасывают сложенные штабелем доски. Змея притаилась под нижними и шипит. Спасения ей нет. Ее железы источают едкую вонь пресмыкающегося. Она шевелит и шевелит языком. Мужчины стоят наготове с палками и камнями.
— Видишь ядовитый зуб?
— Я слышу запах яда!
Три камня, удар палкой. Змея мертва. Они прибивают ее к шесту. Шест прислоняют к стене сарая.
Кухарка, припадая на ногу, ковыляет к ним через двор. Судорога пробегает по телу змеи. Она вдруг круто распрямляется в воздухе —бич, нацеленный прямо на дом Рамшей. Кухарка причитает В дверях появляется старая хозяйка.
— Вы загубили змею, доброго нашего домового! Женщины зарывают в землю невинного кольчатого ужа под
окнами комнаты с желтыми розами. Спаси господи от беды! Старая хозяйка ставит миску с парным молоком на змеиную могилку. Это должно умилостивить дух ужа.
Но беда уже засела в доме. Молодому хозяину пришло письмо. Толстое письмо, пахнущее кислым тестом. Оно заставило трепетать самые потаенные нервы лесопильщика. Проклятые лесовики опять пустились по его следам. Черт бы подрал эту бражку!
По деревенской улице проезжает машина. Лесопильщик прячется в погреб. Немного погодя он вылезает оттуда. Оказывается, это грузовик привез пиво хозяину гостиницы Мишеру. Минуту спустя лесопильщик, согнувшись в три погибели, уже опять сидит в погребе. Теперь он точно знает, сколько машин за день проезжает по деревне отсталой Восточной зоны. Ему бы быть министром автомобильного транспорта. И чего, спрашивается, понадобилось всем этим машинам в деревне? Сумасшедший поток мысли при столь щекотливом положении!
Лесопильщику, видно, остается только нарушить слово, которое он дал умирающему отцу. Но разве он проиграл родные поля? Разве же нет никакого выхода? Разве отказал ему его изворотливый ум?
Он посылает кухарку за Мампе Горемыкой. Смеркается. Наконец-то приходит Мампе; он пьян. Рамш прикидывается дружелюбным:
— Ты уже ел, пил? И вообще, как ты живешь?
Мампе живет хорошо. Ест у Эммы Дюрр. Зарабатывает марку в час в новом крестьянском содружестве Оле Бинкопа.
Разговор затихает. Рамш что-то подсчитывает. Мампе выжидает и пьет. В окно веет запахом древесины. На лесной опушке кричит олень.
— Кто-то о нас на болтал лишнего,— говорит лесопильщик.— Признавайся, это ты?
Мампе его не понимает.
— Я не говорю о зажуленной сотне. Можешь считать ее моим подарком.
Мампе денег не зажуливал. Он их заработал.
— Кое-кто хочет очень уж дешево отделаться. —- Сколько тебе нужно?
— Пять тысяч. Мампе пьет.
Лесопилыцик пробует торговаться. Предлагает тысячу. Мампе глух как пень. Лесопильщик пробует просить. Мампе приятно — хоть раз в жизни кто-то ему сапоги лижет. Он пьет.
— Ноет лесопильщик,— вспомни о старом хозяине!
— Я что, по-твоему, дурак, что ли? — Бес алкоголя, засевший в Мампе, рвется наружу.— Ха-ха, старый хозяин! Сынок-то — халтурная работа. И половины старика не стоит. Зачат в венерической болезни, картонный паяц, дерьмо!
Лесопильщик вскакивает, опрокидывая стул, хватает большие ножницы, нацеливается и бросает ему вслед...
Мампе Горемыки уже нет в комнате. Ножницы вонзились в дверь. Они чуть-чуть звенят и подрагивают.
В последующие дни лесопильщик был взбудоражен и суетлив, как большой лесной муравей, которому отрезали путь к родимому муравейнику. Он устраивает свою судьбу. Посылает куда-то срочное письмо и ждет ответа. Ночует Рамш на сеновале, в любую минуту готовый спрыгнуть через люк на кучу опилок в саду, если ночью к воротам подъедет машина.
Через три дня приходит ответ — телеграмма из Динслакена в Рейнской области. Она адресована старой хозяйке: «Лизхен опасно больна». Нельзя, чтобы родная сестра старой хозяйки умерла, не уладив вопроса о наследстве. Старая хозяйка уезжает.
Толстый Серно удивлен. С тех пор как от него ушел Герман Вейхельт, ему приходится собственноручно работать в поле. Работа тяжелая. Он спадает с тела. Таскаться в город на велосипеде — для него сущее мучение. А теперь ему предоставляется возможность обзавестись автомобилем. С чего это его другу Рамшу наскучило возиться с машиной?
Рамш больше не имеет возможности держать машину. Дела идут из рук вон плохо. Говоря откровенно, он хочет попытать счастья в другом мире.
— Но ни слова об этом! Никому!
Толстый Серно весь трясется от сочувствия. Значит, пришел черед и лесопильщику! Еще на одного брата во Христе меньше в общине. Жаль, очень, очень жаль. Но сочувствием сыт не будешь.
— Дороговато просишь за машину.
Не может же Рамш нищим отправляться в другой мир! Серно не верит, что его текущий счет на острове так уж пуст:
— Есть на нем капитал!
А-а, и здесь ловушка! Серно его шантажирует. Истинно христианская любовь к ближнему! Рамш бледнеет и отдает машину за бесценок. Надежды уносят его в старый мир. Мир солидной коммерческой честности. Фирма Нейербург — цитадель солидного курения. Мир корпоративного духа. Там студенческие рубцы заменят растрепанное удостоверение личности.
Уж не собрался ли Рамш в страну, где меж кисельных берегов текут молочные реки? Он ведь кладет в чемодан столовое серебро. Или он едет на банкет: мужчины в черных костюмах? Он упаковывает и смокинг с шелковыми отворотами. Рамш торопливо ходит по дому, вздыхает, присматривается к вещам. Снимает со стены написанный маслом портрет старого хозяина и, вынув его из рамы, сует в чемодан с серебром. Ощупывает венок, подаренный на серебряную свадьбу старой хозяйке. Старики привержены к мелочам! Как-никак эти юбилейные цветочки из чистого серебра.
Пестрая кошка трется о ножку стола. Рамш вешает замок на кладовку. Закрывает окна в комнате с желтыми розами. На небе сверкают зарницы. Нелегко дается этот уход ему, старому американцу. Держись за землю! Она кормит своего владельца! Старческая мудрость, не ведающая о «потом».
Лесопильщик хитростью удалил свою мать из дому. Ее слезы подбавили бы горечи в его решение. Не исключено, что она уговорила бы его сидеть здесь и ждать невозможного, покуда за ним не захлопнутся ворота тюрьмы.
Разве он преступник? Он хотел предотвратить свое разорение и подыграл случаю. Акт самозащиты. Так ли уж близко было его разорение? Может быть, и нет. Но разве он был не вправе выровнять свои деловые дороги? И разве не все так поступают? Он видел людей, которые убирали со своих деловых дорог целые толпы местных жителей, простого народа.
Рамш идет на скотный двор. Прежде он заглядывал сюда, только чтобы выбрать скотину по жирнее на продажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Завтрак окончен. Аппетит пропал. Рабочие разбрасывают сложенные штабелем доски. Змея притаилась под нижними и шипит. Спасения ей нет. Ее железы источают едкую вонь пресмыкающегося. Она шевелит и шевелит языком. Мужчины стоят наготове с палками и камнями.
— Видишь ядовитый зуб?
— Я слышу запах яда!
Три камня, удар палкой. Змея мертва. Они прибивают ее к шесту. Шест прислоняют к стене сарая.
Кухарка, припадая на ногу, ковыляет к ним через двор. Судорога пробегает по телу змеи. Она вдруг круто распрямляется в воздухе —бич, нацеленный прямо на дом Рамшей. Кухарка причитает В дверях появляется старая хозяйка.
— Вы загубили змею, доброго нашего домового! Женщины зарывают в землю невинного кольчатого ужа под
окнами комнаты с желтыми розами. Спаси господи от беды! Старая хозяйка ставит миску с парным молоком на змеиную могилку. Это должно умилостивить дух ужа.
Но беда уже засела в доме. Молодому хозяину пришло письмо. Толстое письмо, пахнущее кислым тестом. Оно заставило трепетать самые потаенные нервы лесопильщика. Проклятые лесовики опять пустились по его следам. Черт бы подрал эту бражку!
По деревенской улице проезжает машина. Лесопильщик прячется в погреб. Немного погодя он вылезает оттуда. Оказывается, это грузовик привез пиво хозяину гостиницы Мишеру. Минуту спустя лесопильщик, согнувшись в три погибели, уже опять сидит в погребе. Теперь он точно знает, сколько машин за день проезжает по деревне отсталой Восточной зоны. Ему бы быть министром автомобильного транспорта. И чего, спрашивается, понадобилось всем этим машинам в деревне? Сумасшедший поток мысли при столь щекотливом положении!
Лесопильщику, видно, остается только нарушить слово, которое он дал умирающему отцу. Но разве он проиграл родные поля? Разве же нет никакого выхода? Разве отказал ему его изворотливый ум?
Он посылает кухарку за Мампе Горемыкой. Смеркается. Наконец-то приходит Мампе; он пьян. Рамш прикидывается дружелюбным:
— Ты уже ел, пил? И вообще, как ты живешь?
Мампе живет хорошо. Ест у Эммы Дюрр. Зарабатывает марку в час в новом крестьянском содружестве Оле Бинкопа.
Разговор затихает. Рамш что-то подсчитывает. Мампе выжидает и пьет. В окно веет запахом древесины. На лесной опушке кричит олень.
— Кто-то о нас на болтал лишнего,— говорит лесопильщик.— Признавайся, это ты?
Мампе его не понимает.
— Я не говорю о зажуленной сотне. Можешь считать ее моим подарком.
Мампе денег не зажуливал. Он их заработал.
— Кое-кто хочет очень уж дешево отделаться. —- Сколько тебе нужно?
— Пять тысяч. Мампе пьет.
Лесопилыцик пробует торговаться. Предлагает тысячу. Мампе глух как пень. Лесопильщик пробует просить. Мампе приятно — хоть раз в жизни кто-то ему сапоги лижет. Он пьет.
— Ноет лесопильщик,— вспомни о старом хозяине!
— Я что, по-твоему, дурак, что ли? — Бес алкоголя, засевший в Мампе, рвется наружу.— Ха-ха, старый хозяин! Сынок-то — халтурная работа. И половины старика не стоит. Зачат в венерической болезни, картонный паяц, дерьмо!
Лесопильщик вскакивает, опрокидывая стул, хватает большие ножницы, нацеливается и бросает ему вслед...
Мампе Горемыки уже нет в комнате. Ножницы вонзились в дверь. Они чуть-чуть звенят и подрагивают.
В последующие дни лесопильщик был взбудоражен и суетлив, как большой лесной муравей, которому отрезали путь к родимому муравейнику. Он устраивает свою судьбу. Посылает куда-то срочное письмо и ждет ответа. Ночует Рамш на сеновале, в любую минуту готовый спрыгнуть через люк на кучу опилок в саду, если ночью к воротам подъедет машина.
Через три дня приходит ответ — телеграмма из Динслакена в Рейнской области. Она адресована старой хозяйке: «Лизхен опасно больна». Нельзя, чтобы родная сестра старой хозяйки умерла, не уладив вопроса о наследстве. Старая хозяйка уезжает.
Толстый Серно удивлен. С тех пор как от него ушел Герман Вейхельт, ему приходится собственноручно работать в поле. Работа тяжелая. Он спадает с тела. Таскаться в город на велосипеде — для него сущее мучение. А теперь ему предоставляется возможность обзавестись автомобилем. С чего это его другу Рамшу наскучило возиться с машиной?
Рамш больше не имеет возможности держать машину. Дела идут из рук вон плохо. Говоря откровенно, он хочет попытать счастья в другом мире.
— Но ни слова об этом! Никому!
Толстый Серно весь трясется от сочувствия. Значит, пришел черед и лесопильщику! Еще на одного брата во Христе меньше в общине. Жаль, очень, очень жаль. Но сочувствием сыт не будешь.
— Дороговато просишь за машину.
Не может же Рамш нищим отправляться в другой мир! Серно не верит, что его текущий счет на острове так уж пуст:
— Есть на нем капитал!
А-а, и здесь ловушка! Серно его шантажирует. Истинно христианская любовь к ближнему! Рамш бледнеет и отдает машину за бесценок. Надежды уносят его в старый мир. Мир солидной коммерческой честности. Фирма Нейербург — цитадель солидного курения. Мир корпоративного духа. Там студенческие рубцы заменят растрепанное удостоверение личности.
Уж не собрался ли Рамш в страну, где меж кисельных берегов текут молочные реки? Он ведь кладет в чемодан столовое серебро. Или он едет на банкет: мужчины в черных костюмах? Он упаковывает и смокинг с шелковыми отворотами. Рамш торопливо ходит по дому, вздыхает, присматривается к вещам. Снимает со стены написанный маслом портрет старого хозяина и, вынув его из рамы, сует в чемодан с серебром. Ощупывает венок, подаренный на серебряную свадьбу старой хозяйке. Старики привержены к мелочам! Как-никак эти юбилейные цветочки из чистого серебра.
Пестрая кошка трется о ножку стола. Рамш вешает замок на кладовку. Закрывает окна в комнате с желтыми розами. На небе сверкают зарницы. Нелегко дается этот уход ему, старому американцу. Держись за землю! Она кормит своего владельца! Старческая мудрость, не ведающая о «потом».
Лесопильщик хитростью удалил свою мать из дому. Ее слезы подбавили бы горечи в его решение. Не исключено, что она уговорила бы его сидеть здесь и ждать невозможного, покуда за ним не захлопнутся ворота тюрьмы.
Разве он преступник? Он хотел предотвратить свое разорение и подыграл случаю. Акт самозащиты. Так ли уж близко было его разорение? Может быть, и нет. Но разве он был не вправе выровнять свои деловые дороги? И разве не все так поступают? Он видел людей, которые убирали со своих деловых дорог целые толпы местных жителей, простого народа.
Рамш идет на скотный двор. Прежде он заглядывал сюда, только чтобы выбрать скотину по жирнее на продажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101