Мертке тоскует по домашнему теплу. Вот фрау Куррат, мать ее подруги Роми, работает не в карьере, а в собственном магазине. По вечерам она сидит дома. Варит какао для Роми, а изредка даже для Мертке.
Какао — это по-южному сладкий, таинственный напиток. Оно прибывает издалека и незримо перекочевывает из темноты одной сумки в темноту другой. Но сумки активисток какао обходит стороной. Активистки не умеют соблюдать тайну. По вечерам они сидят в кабаках, пьют вместе с мужчинами слабое пиво, корчат из себя невесть что и галдят: «Одинаковая оплата за одинаковый труд!» С мужчинами они на «ты» и почем зря кроют черный рынок. А когда им самим понадобятся товары с черного рынка, они изображают народный контроль. Отнимают у порядочных женщин какао, где вздумают, иногда прямо н вокзале.
Все эти сведения Мертке получает от фрау Куррат. Тепер; мать внушает ей недоверие. Однажды вечером она увязываете за нею. Заходит в сад профсоюзного клуба, глядит в окно и видит, что мать сидит с мужчинами и пьет пиво. Фрау Куррат говорила правду.
Тогда Мертке решает подобрать себе нового отца, чтобы он по вечерам сидел дома и попридерживал мать.
У Мертке есть учитель. Очень бледный. На виске у него шрам — после войны. Иногда Мертке испытывает неудержимое желание провести указательным пальцем по этому шраму.
Она приглашает учителя в гости и объявляет матери:
— Сегодня к нам придет мой учитель.
— Учитель? А что ты там набедокурила?
Мать выгребает пыль из всех углов, надевает синюю плиссированную юбку. Авось учитель не засидится. Ей надо еще поспеть на районный конгресс сторонников мира.
Учитель приходит. Волосы у него гладко зачесаны, и от них пахнет помадой.
— Вы хотели поговорить со мной?
— По-моему, наоборот. Вы хотели меня видеть. Смущение. Мертке рассматривает картинки в «Жизни животных» Брема и прислушивается.
На столе кофе и печенье. Разговор не клеится. Мать курит и нервничает. Думает о том, что она уже опоздала на конгресс. Из крана в кухне все время каплет вода. Эта капель ее раздражает. Учитель снимает пиджак.
— Дайте мне плоскогубцы.
Мертке приносит плоскогубцы. Учитель исправил кран. Мертке гордится собой.
Он уходит. Мать бранится:
— Ты соврала. А кто врет, тот и воровать может. Старческое кудахтанье, досужая болтовня. Мертке гневно
хмурит лоб:
— А кто пьет пиво, тот ворует какао.
Девочки подрастают. Портфель они носят теперь не за ручку, а прижимают к чуть наметившемуся бедру. Молодые люди провожают их глазами. Роми колдует над своей прической. Сын посмотрел в их сторону.
— Интересно, на кого—на тебя или на меня? Мертке не знает.
— Ты не из тех, на кого заглядываются мальчики. Мертке обижена. Она дуется несколько дней подряд. И Роми
прибегает с извинениями.
— Я иногда бываю очень злющая. Это у меня от отца.
А сама думает при этом про задачу по алгебре: хорошо бы, Мертке помогла ее решить. Примирение, крупные слезы, как у кинозвезды.
Сегодня воскресенье. У Курратов — праздник примирения и запах свежего кофе. Сбитые сливки с черного рынка, разные лакомства, разговоры о заграничных модах.
— Папа, когда ты купишь мне заграничные туфли? Господин Куррат, лейтенант запаса, проводит рукой по безупречной лейтенантской прическе.
— Разве я не приносил тебе бананов?
— Ох, вечно эти бананы, меня уже тошнит от них.
Вдруг является сын архитектора. Откуда он взялся, уму непостижимо. Почему его встречают как родного? Неужели у Роми есть тайны от подруги?
Господин Куррат угощает молодого человека американскими сигаретами. Они садятся в сторонке у курительного столика. Как принято.
Молодой человек выпускает дым через нос.
А дамы говорят о фасонах вязаных кофточек. Выходит, Мертке тоже дама? Вы только подумайте! Здесь она дама. Что бы ни творилось за стенами этого дома.
У Мертке, на ее счастье, есть два уха: одно — глупое, другое — умное. И умное ухо слышит гораздо больше, чем ему положено. Куда же это годится, разве так поступают истинные друзья? Господин Куррат просит молодого человека замолвить за него словечко перед папой-архитектором:
— У нас прибавление семейства—автомобиль.— Словом, нужен гараж.
Молодой человек напускает на себя важность:
— Официальный или левый? Господин Куррат разливает вино и кивком подзывает дочь:
— Ты бы помогла мне хозяйничать.
По мнению Мертке, нет ничего глупее, чем беседовать с матерью Роми о шляпках и слушать разговоры господина Куррата о «левых» гаражах. Чувствуя себя лишней, она уходит.
Внизу, у покрытого черной пылью пожарного крана, ее перехватывает Роми.
— Мертке, прости, я оставила тебя одну.
На этот раз Роми не удается быстро достичь примирения с худенькой девочкой в стоптанных башмаках.
— Можешь целоваться с этим маменькиным сынком. Меня бы от него стошнило. Он жует резинку.
— Жевать резинку—это современно.— Тут Роми, должно быть, снова вспоминает про задачи по алгебре. Она и для Мертке раздобудет мальчика. Пусть только Мертке научится танцевать, перестанет молиться на красных и выйдет из Свободной молодежи.-—Современному человеку не нужна религия.
Мертке оставляет Роми у пожарного крана. Недозрелый юнец вторгся в школьную дружбу. Кольцо дружбы дало первую трещину.
Проходит год. Еще полгода—и Мертке кончит школу. Дочь она старательно, и мать ею довольна. Однажды под вечер заявляется Роми.
— Могу я по-прежнему считать тебя своей подругой?
— Ты же говорила, что я молюсь на красных? -— Умоляю, прости! — Роми в отчаянии. Сын архитектора
покинул.
— А он тебе что, до зарезу нужен? До чего наивное дитя эта Мертке. Роми протягивает ей два
письма. Одно — сыну архитектора, другое — отцу, лавочнику Куррату. А Роми, хочешь не хочешь, прыгнет в заброшенную шахту, и маслянистые воды сомкнутся над ее головой.
Мертке хохочет.
Роми утирает слезы тыльной стороной ладони — совсем не так, как принято у настоящих леди.
— Милая Мертке, с тобой никогда не случится ничего подобного, ты не из тех. Ты не проболтаешься.— Одним словом: у Роми будет ребенок, но она не желает быть покинутой матерью: — Мертке, спаси меня!
Мертке больше не смеется. Ребенок в классе, колыбель на парте. Младенца ведь нужно кормить по часам. Но какой от нее ждут помощи — непонятно.
Роми бросается ей на шею:
— Ты мой единственный друг! Мертке растрогана.
Они не идут на занятия. Уезжают в Берлин. Мертке не без опаски соглашается на эту незаконную поездку. Роми давно уже перестала быть ее подругой, но все равно она человек. Нельзя допустить, чтобы человек с горя наложил на себя руки. В таких случаях иногда приходится совершать и незаконные поступки.
Поездка не из веселых. Сомнения, тревоги одолевают их. Они почти не разговаривают, и каждая теребит свой носовой платок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101