«Всякая вещь имеет негативную и позитивную стороны»,— говорит учитель Зигель. Это многословнее, зато звучит более научно и не и менее справедливо. Интересно, а у сплетен тоже есть две стороны? Должно быть, так.
Однажды на исходе лета Оле угодил прямо в обнаженные руки Розекатрин Зенф. По-летнему декольтированная, она пестра, как циркачка, быстроглаза и в курсе всех последних событий. I — А, Оле! Здорово! Я слышала, тебе надоело одиночество и ты намерен кое-что предпринять? — Ближе к делу. У Розекатрин ни родни, ни обузы. Она готова соответствовать планам Оле.
Но у Оле нет никаких планов, которые бы касались Розекатрин. Как же нет, а кто посоветовал ей вступить в Обердорфский кооператив?
— Вот я и вступила.
— Спасибо большое, очень рад — мямлит Оле. Розекатрин перебирает тяжелые бусы на шее.
— Как погляжу я, что ты побрился и остригся, чтобы не завшиветь, мне до того тебя жаль становится, что я готова отказать колхозу свое добро и перебраться к тебе. Хорошо, что на дороге показывается матушка Нитнагель. Оле позарез надо потолковать с ней.
— Прощай, Розекатрин. Желаю тебе удачи во всех твоих делах. Но не всякий час подворачиваются ему ангелы-хранители.
Однажды вечером, когда он стоит на мергельном лугу возле коровьего озера, раздается мощный плеск, и Хульда Трампель выплывает на мелководье стокилограммовый ангел, блистающий наливными боками.
— А ну, Оле, полюбуйся! Вот это мирная продукция, верно? Ослепленный Оле пятится назад. Хульда все так же блистает
среди мелководья.
— Кинь мне по крайней мере мою рубашку, если уж ты никак не хочешь полюбоваться на то, что посылает тебе господь.
Оле кидает ей рубашку и прячется в кусты.
— Прячешься, овечий хвост! Ха-ха-ха! Даже не понимаю, как это хоть одна ухитрилась с тобой договориться!
— Заткнись! — кричит Оле из-за кустов.
—- Ха-ха-ха! Сопляк! Осиновый лист!
Оле удирает, словно за ним гонятся собаки. Только в сенях Дюрровой лачуги он срывает кожаную фуражку с потной головы. Навстречу ему выходит Эмма:
— А у тебя гостья. Фрау Штамм.
Фрау Штамм по-прежнему стройна, и по-прежнему в ней чувствуется порода. Прическа, как у мадонны, и мягкие руки.
— Вы меня извините...
Оле распахивает дверь своей каморки:
— Прошу. Встревает Эмма.
— Сидите где сидели.—У Эммы сегодня уборка, и кровать Оле до сих пор не застлана.
Фрау Штамм становится неловко.
— Вы извините, это очень важно.
— Ну, выкладывайте.
Фрау Штамм надумала провести лирическое мероприятие ко дню уборки.
— Что провести?
Фрау Штамм хочет пригласить поэта из города. Это вполне в духе времени.
Эмма неласково:
— А Оле тут при чем?
— Надеюсь, он будет так любезен и подпишет приглашение как председатель кооператива.
— Но сколько может стоить поэт? В долги мы залезать не станем.
— Раз не о чем и говорить,— отвечает фрау Штамм,— извините, это я по-французски. Поэт — существо идеальное. Вы можете себе представить: двадцать стихотворений по четыре часа за штуку? Поэзия бесценна.
Оле "вспоминает бесплатные брошюры. Что дешево, то гнило.
Фрау Штамм поясняет: поэзия — это специфическая отрасль культуры, с брошюрами она ничего общего не имеет. Область поэзии так обширна! Она, фрау Штамм, готова часами о ней говорить.
— Ах, а кровать-то у меня по сю пору не застлана,— говорит Эмма.
Фрау Штамм понимает намек.
— Извините.— И уходит.
На другой вечер к Оле является Герта Буллерт. Худенькая Герта с нежными глазами, батрачка у родного отца, чуть кривобокая. Сегодня она принарядилась — надела новый фартук и белый воротничок.
Эмма настроена подозрительно:
— А тебе чего понадобилось?
— Дядя Оле, ты не можешь сходить к отцу? Очень спешно.
— А он что, хочет вступать в кооператив?
— Как будто.
— Только не до ужина.
Пожалуйста. У Герты есть время, она может и подождать. Все равно идти одной назад темно и страшно. Курочка Эмма чует ястреба.
— А сюда идти было светло?
— Нет, но теперь стало еще темнее.— Герта беззаботно болтает о скотине, о молоке, о масле, о белье, о модах.
— А ты, тетя Эмма, тоже рассталась, как я вижу, со своей косичкой.
Застигнутая врасплох Эмма хватается за круглую, под мальчика остриженную голову.
— Пришлось. Волосы по-вылезли. Словно ветром разнесло.
— Ага,— говорит Оле.— Ветер последней осени.
— Заткнись, лысый дурак!
У Буллертов не устраивают больше музыкальных вечеров. Нет музыки, зато есть достаток в хозяйстве. Криста, жена Буллерта, не показывается.
— Она что, заболела?
— Нет, ушла по делам.— Не беда, Герта и без нее сумеет позаботиться о госте.
Герта приносит земляничное вино собственного изготовления. Мужчины пьют, как раньше. Она приносит закуски: ногу и кислую капусту. У папаши Яна сверкают глаза:
— Какова моя Герта? И стряпуха хоть куда, и хозяйка. Оле кивает. Тоненькая, скромненькая.
Папаша Ян торопливо жует. Должно быть, в голове у него зреют важные решения. Вдруг он выскакивает из-за стола, бежит во двор и долго не возвращается. Не иначе — пересчитывает коров и свиней.
Оле и Герта остаются вдвоем. Пигалица жует свиное ушко и вздыхает.
Все гонятся теперь за модой. А поспеть за ней невозможно. Многие девушки, к примеру, выходят за вдовцов с детьми. На это бы Герта ни за что не согласилась. Вот вдовец без детей — это дело другое.
Оле жует и безмятежно слушает. Ну к чему молодой девушке какая-то старая развалина вместо мужа? Разве учитель Зигель не холостяк, разве не считает он без толку звезды в небе и цыплят в яйцах? Разве такой конопатый мужчина с лошадиными зубами, как Вильм Хольтен, не должен был бы на коленях благодарить небо, если бы оно послало ему девушку вроде Герты?
Герта краснеет. Так-то оно так, но она предпочитает людей более основательных.
Возвращается папаша Ян.
— Ну как, поворковали?
Старые друзья пьют, как прежде, чокаются, снова пьют и хохочут, как прежде. Но чего ради Оле до сих пор возится со свиной ножкой, как какой-нибудь заезжий прощелыга? Не хочет ли он посмотреть, какие новшества в хозяйстве у Буллерта? Например, приданое для Герты.
Оле — немолодой человек. Обремененный многочисленными обязанностями. Устал он, неохота ему лазить по лестницам. Не лучше ли выпить еще по рюмочке и перейти к делу? Чего ради Буллерт посылал за ним?
— Так, так, кто много спрашивает, тот дурак.
— Вступать, значит, надумал?
— А как же иначе, если ты женишься на Герте.
Оле поперхнулся, а потом все кашляет и кашляет. Буллерт озабоченно хлопает его по спине. Но кашель не утихает. Оле постепенно прокашливается лишь по дороге к дому.
Приходит сентябрь — синие рассветы, золотые полдни. Под вечер косо падают солнечные лучи, и молодые ветры расправляют крылья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101
Однажды на исходе лета Оле угодил прямо в обнаженные руки Розекатрин Зенф. По-летнему декольтированная, она пестра, как циркачка, быстроглаза и в курсе всех последних событий. I — А, Оле! Здорово! Я слышала, тебе надоело одиночество и ты намерен кое-что предпринять? — Ближе к делу. У Розекатрин ни родни, ни обузы. Она готова соответствовать планам Оле.
Но у Оле нет никаких планов, которые бы касались Розекатрин. Как же нет, а кто посоветовал ей вступить в Обердорфский кооператив?
— Вот я и вступила.
— Спасибо большое, очень рад — мямлит Оле. Розекатрин перебирает тяжелые бусы на шее.
— Как погляжу я, что ты побрился и остригся, чтобы не завшиветь, мне до того тебя жаль становится, что я готова отказать колхозу свое добро и перебраться к тебе. Хорошо, что на дороге показывается матушка Нитнагель. Оле позарез надо потолковать с ней.
— Прощай, Розекатрин. Желаю тебе удачи во всех твоих делах. Но не всякий час подворачиваются ему ангелы-хранители.
Однажды вечером, когда он стоит на мергельном лугу возле коровьего озера, раздается мощный плеск, и Хульда Трампель выплывает на мелководье стокилограммовый ангел, блистающий наливными боками.
— А ну, Оле, полюбуйся! Вот это мирная продукция, верно? Ослепленный Оле пятится назад. Хульда все так же блистает
среди мелководья.
— Кинь мне по крайней мере мою рубашку, если уж ты никак не хочешь полюбоваться на то, что посылает тебе господь.
Оле кидает ей рубашку и прячется в кусты.
— Прячешься, овечий хвост! Ха-ха-ха! Даже не понимаю, как это хоть одна ухитрилась с тобой договориться!
— Заткнись! — кричит Оле из-за кустов.
—- Ха-ха-ха! Сопляк! Осиновый лист!
Оле удирает, словно за ним гонятся собаки. Только в сенях Дюрровой лачуги он срывает кожаную фуражку с потной головы. Навстречу ему выходит Эмма:
— А у тебя гостья. Фрау Штамм.
Фрау Штамм по-прежнему стройна, и по-прежнему в ней чувствуется порода. Прическа, как у мадонны, и мягкие руки.
— Вы меня извините...
Оле распахивает дверь своей каморки:
— Прошу. Встревает Эмма.
— Сидите где сидели.—У Эммы сегодня уборка, и кровать Оле до сих пор не застлана.
Фрау Штамм становится неловко.
— Вы извините, это очень важно.
— Ну, выкладывайте.
Фрау Штамм надумала провести лирическое мероприятие ко дню уборки.
— Что провести?
Фрау Штамм хочет пригласить поэта из города. Это вполне в духе времени.
Эмма неласково:
— А Оле тут при чем?
— Надеюсь, он будет так любезен и подпишет приглашение как председатель кооператива.
— Но сколько может стоить поэт? В долги мы залезать не станем.
— Раз не о чем и говорить,— отвечает фрау Штамм,— извините, это я по-французски. Поэт — существо идеальное. Вы можете себе представить: двадцать стихотворений по четыре часа за штуку? Поэзия бесценна.
Оле "вспоминает бесплатные брошюры. Что дешево, то гнило.
Фрау Штамм поясняет: поэзия — это специфическая отрасль культуры, с брошюрами она ничего общего не имеет. Область поэзии так обширна! Она, фрау Штамм, готова часами о ней говорить.
— Ах, а кровать-то у меня по сю пору не застлана,— говорит Эмма.
Фрау Штамм понимает намек.
— Извините.— И уходит.
На другой вечер к Оле является Герта Буллерт. Худенькая Герта с нежными глазами, батрачка у родного отца, чуть кривобокая. Сегодня она принарядилась — надела новый фартук и белый воротничок.
Эмма настроена подозрительно:
— А тебе чего понадобилось?
— Дядя Оле, ты не можешь сходить к отцу? Очень спешно.
— А он что, хочет вступать в кооператив?
— Как будто.
— Только не до ужина.
Пожалуйста. У Герты есть время, она может и подождать. Все равно идти одной назад темно и страшно. Курочка Эмма чует ястреба.
— А сюда идти было светло?
— Нет, но теперь стало еще темнее.— Герта беззаботно болтает о скотине, о молоке, о масле, о белье, о модах.
— А ты, тетя Эмма, тоже рассталась, как я вижу, со своей косичкой.
Застигнутая врасплох Эмма хватается за круглую, под мальчика остриженную голову.
— Пришлось. Волосы по-вылезли. Словно ветром разнесло.
— Ага,— говорит Оле.— Ветер последней осени.
— Заткнись, лысый дурак!
У Буллертов не устраивают больше музыкальных вечеров. Нет музыки, зато есть достаток в хозяйстве. Криста, жена Буллерта, не показывается.
— Она что, заболела?
— Нет, ушла по делам.— Не беда, Герта и без нее сумеет позаботиться о госте.
Герта приносит земляничное вино собственного изготовления. Мужчины пьют, как раньше. Она приносит закуски: ногу и кислую капусту. У папаши Яна сверкают глаза:
— Какова моя Герта? И стряпуха хоть куда, и хозяйка. Оле кивает. Тоненькая, скромненькая.
Папаша Ян торопливо жует. Должно быть, в голове у него зреют важные решения. Вдруг он выскакивает из-за стола, бежит во двор и долго не возвращается. Не иначе — пересчитывает коров и свиней.
Оле и Герта остаются вдвоем. Пигалица жует свиное ушко и вздыхает.
Все гонятся теперь за модой. А поспеть за ней невозможно. Многие девушки, к примеру, выходят за вдовцов с детьми. На это бы Герта ни за что не согласилась. Вот вдовец без детей — это дело другое.
Оле жует и безмятежно слушает. Ну к чему молодой девушке какая-то старая развалина вместо мужа? Разве учитель Зигель не холостяк, разве не считает он без толку звезды в небе и цыплят в яйцах? Разве такой конопатый мужчина с лошадиными зубами, как Вильм Хольтен, не должен был бы на коленях благодарить небо, если бы оно послало ему девушку вроде Герты?
Герта краснеет. Так-то оно так, но она предпочитает людей более основательных.
Возвращается папаша Ян.
— Ну как, поворковали?
Старые друзья пьют, как прежде, чокаются, снова пьют и хохочут, как прежде. Но чего ради Оле до сих пор возится со свиной ножкой, как какой-нибудь заезжий прощелыга? Не хочет ли он посмотреть, какие новшества в хозяйстве у Буллерта? Например, приданое для Герты.
Оле — немолодой человек. Обремененный многочисленными обязанностями. Устал он, неохота ему лазить по лестницам. Не лучше ли выпить еще по рюмочке и перейти к делу? Чего ради Буллерт посылал за ним?
— Так, так, кто много спрашивает, тот дурак.
— Вступать, значит, надумал?
— А как же иначе, если ты женишься на Герте.
Оле поперхнулся, а потом все кашляет и кашляет. Буллерт озабоченно хлопает его по спине. Но кашель не утихает. Оле постепенно прокашливается лишь по дороге к дому.
Приходит сентябрь — синие рассветы, золотые полдни. Под вечер косо падают солнечные лучи, и молодые ветры расправляют крылья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101