Большая часть грузов находилась еще в казарме на южной окраине города. Там же нас ожидал конный конвой, который должен был выступить вместе с нами. Сейчас мы везли только деньги и секретные документы.
Мы шли, укрывшись за темной завесой ночи, боязливо оглядываясь по сторонам, точно шайка разбойников, остерегающаяся дневного света. Почему? Какое преступление мы совершили? Я пытался убедить генерала, что надо уходить днем, открыто, с высоко поднятой головой. Но он не согласился. «Сбежится весь город, на нас посыплются проклятия», — сказал он. Что ж? Пусть сбегаются, пусть проклинают... Как говорят на Востоке: «Проклятия собаки не страшны волку». Оттого что кучка бездельников будет осыпать нас проклятьями, наш клинок не затупится! А такой уход — это величайший позор. Непобедимые воины Великой Британии уходят тайком, призвав в союзницы темноту ночи. Стыдно!
Мы быстро выехали на южную окраину города. Около двух сотен всадников ожидали нас на дороге перед казармой. Часть конных поехала вперед, остальные последовали за нами. Мы намеревались еще до рассвета достичь гор. Особая опасность нам не угрожала. Мы понимали, что большевики не рискнут напасть на такой отряд. Но все же на душе было тревожно. Мне не хотелось оглядываться назад, я неотрывно смотрел вперед. А мысль моя уже перешагнула горы Копетдага и витала в окрестностях Мешхеда. И я задавал себе вопрос: боже мой, чем же закончится эта бродячая жизнь?
ЭПИЛОГ
В прошлом году в это самое время я был в Герате. Тогда дорога была открыта, я мог двигаться в любом направлении, в каком пожелаю. Никто не смел преградить мне путь. А теперь я вынужден скитаться, ежедневно меняя свой облик и пристанище... Всего один год прошел! Но за этот промежуток времени столько раз весь мир трещал по швам, такие непостижимые уму события произошли! Не буду уходить мыслями слишком далеко. Достаточно восстановить в памяти только три последних месяца, и то голова закружится. Не подумайте, что это слабость! Нет! Судите сами.
Двадцать шестого марта 1919 года я, выехал из Асха-бада в Мешхед. В дороге сильно простудился, заболел воспалением легких и почти месяц провалялся в постели. В конце апреля, вместе с Арсланбековым, я направился в Герат. А третьего мая наши войска двинулись на Афганистан, начались ожесточенные бои.
Мы предчувствовали, что эта война дастся нам нелегко, так как существовала сила, которая поддерживала афганцев. Это были большевики. Не прошло и месяца с того дня, как Аманулла-хан взошел на престол, а он уже отправил в Москву свое послание. И Ленин в ответном письме, переданном по радио, объявил, что готов
протянуть ему руку дружества. Большевик, революционер, потрясший весь мир, и молодой чванливый эмир Афганистана открыли против нас единый фронт! К тому же неблагополучно было и в самой Индии. Большевистский пожар достиг глубинных ее районов. Но все же мы были уверены в том, что быстро охладим афганцев. Ведь в нашем распоряжении была закаленная в боях, почти полумиллионная армия, а у них не было, в сущности, регулярной армии, оснащенной современной техникой.
На мою долю выпала тяжелая задача: я должен был предотвратить возможную поддержку афганцам со стороны большевистского Туркестана и организовать диверсионную деятельность в северных провинциях страны. Это, разумеется, было нелегким делом. Но на этот раз счастье мне улыбнулось: с двумя десятками помощников мне удалось провести ряд успешных операций. К сожалению, война продолжалась недолго. Уже третьего июня было заключено перемирие с афганцами. Опять Лондон преждевременно отступил, опять мы были фактически биты.
Сегодня четырнадцатое июля. Из Мазари-Шерифа я с невероятными трудностями пробрался в Герат и поселился на окраине города, в доме одного из друзей Абдур-рахмана (сам он был арестован, как только началась война). За чаем хозяин дома сообщил мне, что большевики девятого июля овладели Асхабадом. Это сообщение не явилось для меня неожиданным. Я понимал, что наши друзья не смогут долго оставаться там хозяевами положения. Меня удивляло другое: держава, поставившая на колени половину мира, теперь неизменно отступает. Не может совладать с голодными и оборванными красноармейцами. Не может наказать желторотого эмира. Почему? Где причина такого невиданного отступления?
Один из древних мудрецов сказал: «Того, кто боится бога, все страшит: и земля, и вода, и воздух, и небо, и тьма, и свет». Я, конечно, особого страха перед большевиками не испытываю. Но не могу отрицать и того, что мысль о них завладела всем моим существом, не покидает меня ни днем, ни ночью. И мне кажется, что это страшное поветрие большевизма охватило весь мир: и землю, и воду, и воздух, и небо. Иначе как оно могло бы за несколько дней достичь джунглей Индии, пересечь Европу, заполонить улицы Нью-Йорка? Как?
Вопрос рождает вопрос. От этих неотступно преследующих меня мыслей голова распухает. Пожалуй, лучше всего лечь спать. Уже около двух часов ночи. Самое большее через три-четыре часа, как только начнет светать, мне предстоит отправиться в Кандагар. А оттуда мчаться дальше, снова в самый водоворот событий. О боже! Когда окончатся эти скитания? Поверьте мне: я устал... Дьявольски устал!..










1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105