за невысокой изгородью какой-то парень в военной форме подставлял подпорки под отяжелевшие от плодов ветви. Парень, конечно, сделал вид, что его ничуть не интересует стоящая у калитки парочка; но вот и Ция почувствовала его взгляд и сразу же отодвинулась от Учи. «Ну нет!» — рассердился Уча и сам прижался плечом к плечу девушки.
— Кто там, Уча? — Ция повернула голову.— Ах, да это Бондо.
— Сосед?
— Ну да. Это Бондо Нодия, сын наших соседей. Он, кажется, только сегодня приехал в отпуск.
— И что же он так — сразу к изгороди? Что же он глаза на нас пялит?
— Ну и пусть смотрит, нам-то какая печаль,— сказала Ция.
«Не печаль, а отодвинулась»,— хотел сказать Уча и сделал то, на что до сих пор не решался,— положил руку на руку девушки.
— Скоро ночь, и нас уже никто не увидит,— сказала Ция.
— Да, скоро совсем стемнеет, и мне, пожалуй, пора.
— Останься, переночуй у нас. Отец тебе от души предложил.
— У нас так принято: раз вышел за дверь, раз ступил на дорогу — иди.
— Ну, тогда... Тогда иди, Уча,— сказала Ция.
Луна, до того светившая словно днем, скрылась за горой. Мост был далеко, и, чтобы сократить путь, Уча решил перейти реку вброд. Надо было торопиться, чтобы отыскать брод, прежде чем скроется луна. И Уча прибавил шагу. Впрочем, кто его знает, может, он просто хотел убежать от тревожных мыслей. «С чего бы глазел на нас этот солдат? И почему отстранилась от меня Ция? А парень ничего себе... И ода у него что надо, а двор-то какой! Может, потому и дали мне от ворот поворот Циины родители? Может, они задумали отдать Цию за того парня? И немудрено: он сосед, видать, с достатком, не чета мне... Может, и Ция не прочь за него пойти... А почему бы и нет? И комплекцией он вышел, да и лицом не
плох. С какой стати она за мной побежит в трясину да в глухомань? И годы еще ждать меня надо... Как бы не так. Будь он ей не по душе, не стала бы она от меня отстраняться!» —- ревность мутила ему рассудок. Он резко остановился и решил было вернуться назад, но тут же застыдился: «Черт, какие только глупости не лезут в голову, тьфу!»
В тишине ночи шум реки стал явственней. Река бросалась на скалы и дробилась, отступая вспять.
Уче казалось, что этот шум, эта ярость и буйство реки подтверждают его подозрения. Он вновь заколебался: возвращаться или нет? Сквозь шум реки до него донесся новый звук, и Уча прислушался к нему. Это был скрип мельничного колеса. Вдали завиднелись очертания мельницы. Уча обрадовался, словно с души у него свалился тяжелый камень. И туг же решил зайти на мельницу, чтобы успокоиться.
У самой мельницы, раскинув ветви, рос кряжистый, приземистый дуб. Под ним лежали выпряженные из телег волы. Телеги, уткнувшись дышлами в землю, стояли чуть поодаль. За приоткрытой дверью Уча увидел мужчин, примостившихся возле огня. Отсветы пламени освещали их лица. Размахивая руками, они громко разговаривали.
Миновав подворье, Уча вошел в мельницу. Его сразу оглушили скрип мельничного колеса и грохот трех жерновов.
— Здравствуйте! — громко поздоровался Уча.
Никто не обернулся на его шаги. И приветствие осталось без ответа: за грохотом ничего не было слышно. Жернова и вода яростно сотрясали стены и крышу, каким-то чудом все еще державшиеся вместе.
У очага места не оказалось, и Уча, оглядевшись, пристроился на мешке с мукой. Стянув с головы шапку, он стал рассматривать крестьян.
Были они стары, но все еще крепки и ладны. Сидели на бревнах. Разговор у них явно не клеился. Было заметно, что они чем-то сильно встревожены и обеспокоены.
Прямо напротив Учи на низком табурете сидел плюгавый мельник с козлиной бородкой. Его волосы, борода, брови и даже ресницы обильно обсыпаны мучной пылью. Пыль набилась в уши, в нос. А об одежде и говорить нечего. Будь на дворе зима, мельника без труда можно было бы принять за деда- мороза.
Мучная пыль лежала повсюду: на стенах, бочках, корытах и жерновах. Даже паутина по углам комнаты была густо запорошена ею.
Пламя подсвечивало снизу густую сеть паутины, и она казалась такой же толстой, как ветви деревьев, покрытые густым
инеем.
— Нет, я никогда не поверю, что наш Варден Букиа совершил дурное,— с горечью проговорил приземистый рябой мужчина с длинными усами, которые он то и дело теребил желтыми пальцами.
«Что, что? — не веря своим ушам, тревожно смотрел Уча на длинноусого.— Варден Букиа — и дурное?! Любимец всего района... народный заступник, сама доброта. Да что же он болтает? Варден отдал меня в школу, привел на лимонадный завод, да и в МТС я попал по его же направлению...»
— Кто, как не Варден Букиа, привез нам из России ленинский Декрет о земле? Да ты же помнишь, Дзики, что он сделал с Евгением Жваниа, с тем болтуном из учредиловки, помнишь? Тот самый декрет и глаза нам открыл на большевиков,— обратился к рябому Дзики Дзигва сухой старик Бека Бечвая. Вытащив изо рта трубку, он сплюнул в огонь и продолжал: — Такого человека, как Варден, замарать не просто. Тут что-то не так, неувязка какая-то вышла. Ничего, разберутся и выпустят, наверняка выпустят.
— Держи карман шире, Бека, выпустят, как же,— возразил Дзики Дзигва.
— Неувязка, говорю, вышла,— упорствовал Бека Бечвая.— В ясный день не наведешь тень на плетень, рано или поздно все выяснится, правду с дороги не сбить.
«Неувязка, да еще какая неувязка,— мысленно соглашался Уча с Бека.— Ведь даже слепому видно, что Варден... Нет, нет, об этом и думать грешно...»
— Чистую правду говорит Бека,— вмешался в разговор оторопевший от страха мельник. Он единственный заметил Учу и то и дело поглядывал на него из-под припорошенных мукой ресниц.
— Дай-то бог, чтобы он оказался прав,— сказал Дзики Дзигва. — Такими заслугами перед народом, как у Вардена Букиа, не каждый может похвастаться.
— Кто теперь заслуги в расчет берет? — начал было мельник, но, спохватившись, что сболтнул лишнее, прикусил язык.
— Еще как берут! — горячился Бека Бечвая.— Как же так! Человек, можно сказать, живота ради людей не щадил, и на тебе! Нет, братцы, ни за что я в это не поверю.
«Да и кто в это поверит? Напраслину возвели на хорошего человека!» Пот прошиб Учу, и он вытер лоб рукавом.
Уча незаметно пересел поближе к старикам, чтобы не упустить ни одного слова из беседы. Судьба Вардена Букиа глубоко волновала Учу, но вмешаться в разговор он стеснялся.
— Вместо Вардена Букиа секретарем райкома избрали Северьяна Начкебия,— вступил в беседу колхозный бухгалтер, пожилой мужчина в черном костюме.
— Что говорить, Северьян — человек, каких поискать. Ведь это он провел коллективизацию в нашем районе. Помните, иные боялись колхоза, как коза волка. Есть у меня родственник, из жениной родни, Иване Эсебуа, знаете, наверное. Так в ту пору я у него гостил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Кто там, Уча? — Ция повернула голову.— Ах, да это Бондо.
— Сосед?
— Ну да. Это Бондо Нодия, сын наших соседей. Он, кажется, только сегодня приехал в отпуск.
— И что же он так — сразу к изгороди? Что же он глаза на нас пялит?
— Ну и пусть смотрит, нам-то какая печаль,— сказала Ция.
«Не печаль, а отодвинулась»,— хотел сказать Уча и сделал то, на что до сих пор не решался,— положил руку на руку девушки.
— Скоро ночь, и нас уже никто не увидит,— сказала Ция.
— Да, скоро совсем стемнеет, и мне, пожалуй, пора.
— Останься, переночуй у нас. Отец тебе от души предложил.
— У нас так принято: раз вышел за дверь, раз ступил на дорогу — иди.
— Ну, тогда... Тогда иди, Уча,— сказала Ция.
Луна, до того светившая словно днем, скрылась за горой. Мост был далеко, и, чтобы сократить путь, Уча решил перейти реку вброд. Надо было торопиться, чтобы отыскать брод, прежде чем скроется луна. И Уча прибавил шагу. Впрочем, кто его знает, может, он просто хотел убежать от тревожных мыслей. «С чего бы глазел на нас этот солдат? И почему отстранилась от меня Ция? А парень ничего себе... И ода у него что надо, а двор-то какой! Может, потому и дали мне от ворот поворот Циины родители? Может, они задумали отдать Цию за того парня? И немудрено: он сосед, видать, с достатком, не чета мне... Может, и Ция не прочь за него пойти... А почему бы и нет? И комплекцией он вышел, да и лицом не
плох. С какой стати она за мной побежит в трясину да в глухомань? И годы еще ждать меня надо... Как бы не так. Будь он ей не по душе, не стала бы она от меня отстраняться!» —- ревность мутила ему рассудок. Он резко остановился и решил было вернуться назад, но тут же застыдился: «Черт, какие только глупости не лезут в голову, тьфу!»
В тишине ночи шум реки стал явственней. Река бросалась на скалы и дробилась, отступая вспять.
Уче казалось, что этот шум, эта ярость и буйство реки подтверждают его подозрения. Он вновь заколебался: возвращаться или нет? Сквозь шум реки до него донесся новый звук, и Уча прислушался к нему. Это был скрип мельничного колеса. Вдали завиднелись очертания мельницы. Уча обрадовался, словно с души у него свалился тяжелый камень. И туг же решил зайти на мельницу, чтобы успокоиться.
У самой мельницы, раскинув ветви, рос кряжистый, приземистый дуб. Под ним лежали выпряженные из телег волы. Телеги, уткнувшись дышлами в землю, стояли чуть поодаль. За приоткрытой дверью Уча увидел мужчин, примостившихся возле огня. Отсветы пламени освещали их лица. Размахивая руками, они громко разговаривали.
Миновав подворье, Уча вошел в мельницу. Его сразу оглушили скрип мельничного колеса и грохот трех жерновов.
— Здравствуйте! — громко поздоровался Уча.
Никто не обернулся на его шаги. И приветствие осталось без ответа: за грохотом ничего не было слышно. Жернова и вода яростно сотрясали стены и крышу, каким-то чудом все еще державшиеся вместе.
У очага места не оказалось, и Уча, оглядевшись, пристроился на мешке с мукой. Стянув с головы шапку, он стал рассматривать крестьян.
Были они стары, но все еще крепки и ладны. Сидели на бревнах. Разговор у них явно не клеился. Было заметно, что они чем-то сильно встревожены и обеспокоены.
Прямо напротив Учи на низком табурете сидел плюгавый мельник с козлиной бородкой. Его волосы, борода, брови и даже ресницы обильно обсыпаны мучной пылью. Пыль набилась в уши, в нос. А об одежде и говорить нечего. Будь на дворе зима, мельника без труда можно было бы принять за деда- мороза.
Мучная пыль лежала повсюду: на стенах, бочках, корытах и жерновах. Даже паутина по углам комнаты была густо запорошена ею.
Пламя подсвечивало снизу густую сеть паутины, и она казалась такой же толстой, как ветви деревьев, покрытые густым
инеем.
— Нет, я никогда не поверю, что наш Варден Букиа совершил дурное,— с горечью проговорил приземистый рябой мужчина с длинными усами, которые он то и дело теребил желтыми пальцами.
«Что, что? — не веря своим ушам, тревожно смотрел Уча на длинноусого.— Варден Букиа — и дурное?! Любимец всего района... народный заступник, сама доброта. Да что же он болтает? Варден отдал меня в школу, привел на лимонадный завод, да и в МТС я попал по его же направлению...»
— Кто, как не Варден Букиа, привез нам из России ленинский Декрет о земле? Да ты же помнишь, Дзики, что он сделал с Евгением Жваниа, с тем болтуном из учредиловки, помнишь? Тот самый декрет и глаза нам открыл на большевиков,— обратился к рябому Дзики Дзигва сухой старик Бека Бечвая. Вытащив изо рта трубку, он сплюнул в огонь и продолжал: — Такого человека, как Варден, замарать не просто. Тут что-то не так, неувязка какая-то вышла. Ничего, разберутся и выпустят, наверняка выпустят.
— Держи карман шире, Бека, выпустят, как же,— возразил Дзики Дзигва.
— Неувязка, говорю, вышла,— упорствовал Бека Бечвая.— В ясный день не наведешь тень на плетень, рано или поздно все выяснится, правду с дороги не сбить.
«Неувязка, да еще какая неувязка,— мысленно соглашался Уча с Бека.— Ведь даже слепому видно, что Варден... Нет, нет, об этом и думать грешно...»
— Чистую правду говорит Бека,— вмешался в разговор оторопевший от страха мельник. Он единственный заметил Учу и то и дело поглядывал на него из-под припорошенных мукой ресниц.
— Дай-то бог, чтобы он оказался прав,— сказал Дзики Дзигва. — Такими заслугами перед народом, как у Вардена Букиа, не каждый может похвастаться.
— Кто теперь заслуги в расчет берет? — начал было мельник, но, спохватившись, что сболтнул лишнее, прикусил язык.
— Еще как берут! — горячился Бека Бечвая.— Как же так! Человек, можно сказать, живота ради людей не щадил, и на тебе! Нет, братцы, ни за что я в это не поверю.
«Да и кто в это поверит? Напраслину возвели на хорошего человека!» Пот прошиб Учу, и он вытер лоб рукавом.
Уча незаметно пересел поближе к старикам, чтобы не упустить ни одного слова из беседы. Судьба Вардена Букиа глубоко волновала Учу, но вмешаться в разговор он стеснялся.
— Вместо Вардена Букиа секретарем райкома избрали Северьяна Начкебия,— вступил в беседу колхозный бухгалтер, пожилой мужчина в черном костюме.
— Что говорить, Северьян — человек, каких поискать. Ведь это он провел коллективизацию в нашем районе. Помните, иные боялись колхоза, как коза волка. Есть у меня родственник, из жениной родни, Иване Эсебуа, знаете, наверное. Так в ту пору я у него гостил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105