И представь себе, он же еще Вардена Букиа умолял вызволить его из болота. А когда тот отказался, трижды выстрелил в него из нагана.
— Похоже на него,— сказал Карда.— Такого не пожалеешь, туда ему и дорога.
— И сынок, видишь, недалеко от папани ушел.
Солнце зашло за плотную полосу леса, и сразу стемнело.
По обе стороны дороги плечом к плечу стояли мощные
дубы, клены и тополя. Мрак над их сводами был еще более непроницаем. Машина, урча и подпрыгивая, осторожно прокладывала себе путь в кромешной тьме. Отовсюду доносилось нестройное кваканье лягушек, непрерывное и нескончаемое.
Это монотонное кваканье, этот мрак, вонь болота и тяжелое дыханье леса еще больше усугубляли печаль Тариэла.
— Спел бы ты, что ли, Серго,— обратился он к шоферу.
Серго Кванталиани славился своими песнями. Бывало,
он скрашивал долгую дорогу негромким задушевным пением.
— Что-то не хочется мне сегодня петь, дядя Тариэл,— отозвался шофер.
«Да и мне не до песен, парень... Странное существо человек — все пытается схорониться от печали, забыть про невзгоды, отмахнуться от неприятных дум».
Но Карда вовсе и не думал убегать от печали, успокоить свою разбередившуюся душу, напротив, он хотел поострее ощутить боль, хотел погрузиться в печаль всем своим существом.
Дома его ждала жена. Он знал, что Мариам попытается отвлечь его от тягостных дум, и даже это раздражало его. В минуты горя и невзгод Мариам всегда была его утешительницей и лекарем. И это никогда не раздражало Тариэла раньше. Что же случилось с ним теперь?
Машина остановилась возле дома Карда. Мариам стояла у окна. Она всегда чувствовала момент приезда Тариэла. Она, бывало, ждала его у дверей в квартиру, чутко прислушиваясь к его шагам по лестнице. Ключи Тариэл носил, как правило, с собой и открывал двери сам.
Мариам встречала мужа, сидя в кресле с книгой в руках, либо хлопотала на кухне, ничем не выдавая своего нетерпеливого ожидания,— Тариэл этого не любил.
Выйдя из машины, Тариэл наклонился к дверце.
— Кочойа, пока мы будем перебазировать бараки на Чаладидский участок, рабочим ведь надо где-то жить. Может, мы их временно по селениям пристроим? Никто, по-моему, не откажется сдать комнату. Надо постараться только поселить их поближе к стройке.
— Я думаю, это дело надо поручить Лонгинозу Ломджария. Он справится,— ответил парторг.
Когда Тариэл вошел в гостиную, Мариам накрывала на
стол. Она знала, что сегодня Тариэл ездил на Ланчхутский участок проводить собрание, но не стала расспрашивать мужа.
Эти последние дни она вообще ни о чем его не спрашивала.
— Не примешь ли ванну, Тариэл?
— Нет. Я чертовски устал. И голоден как волк.
— Ты уже умылся?
— Да.
— А у меня все готово. Садись.
Тариэл сел, и Мариам увидела его устало опущенные плечи, увидела, как муж осунулся за эти три дня.
Тариэл сначала было удивился, что Мариам ни о чем не спрашивает. Но потом понял, почему она молчит. Ведь так бывало всегда, с самого первого дня их совместной жизни. Стоило Мариам догадаться о мужниных неприятностях, и она старалась не затрагивать того, что так или иначе могло еще больше испортить ему настроение.
Всю свою молодость она провела рядом с Тариэлом. Сколько раз полиция обыскивала их жилье, сколько раз они скрывались, сколько раз Мариам арестовывали из-за мужа, сколько раз уходила она вместе с Тариэлом, чтобы с оружием в руках сражаться рядом с ним. Мариам была для Тариэла не только женой, но и соратницей.
Часто Тариэлу казалось, что, не будь рядом с ним Мариам, ему бы не удалось сделать и половины того, что он сделал. Единственный их сын был холост и работал в Москве в Наркоминделе. После отъезда сына Мариам оставила службу и занялась домашним хозяйством.
Тариэл много работал, человеку его возраста требовались внимание и забота. Уйдя из дому рано утром, он возвращался поздно ночью.
Ужиная или обедая, они всегда сидели за столом друг против друга. Мариам любила смотреть, как неторопливо, со вкусом ест муж. Она сама накладывала ему еду на тарелку, наливала ткемали и подливала в стакан вина. Она была убеждена, что ее заботливость и предупредительность благотворно отражаются на аппетите мужа.
— Я же не ребенок, Мариам,— смущенно улыбался Тариэл.
Мариам любила его эту добрую улыбку.
— Для меня ты ребенок,— говорила Мариам.— Тебе сейчас требуется такой же уход, как и малышу. Силы уже на исходе, известно, даже железо и то изнашивается.
Как бы долго ни задерживался Тариэл на работе, Мариам, бывало, даже крошки не съест без мужа. Ужинать с Тариэлом было для Мариам радостью. За ужином делились они своими дневными делами и заботами. После ухода Мариам на пенсию все их беседы неизменно вращались вокруг дел стройки. Мариам знала, что это еще больше утомляет мужа. А сегодня она видела, что Тариэлу вовсе не хотелось есть, что он только прикинулся голодным, чтобы она ничего не заподозрила. Мариам искоса поглядывала на небритое, осунувшееся лицо мужа с запавшими, тоскливыми глазами и, чтобы нарушить затянувшееся молчание, заговорила первой:
— Я так рада женитьбе Важи, словно наш сын женился.
— А откуда ты об этом узнала?
— Русудан мне позвонила.
— Да и я обрадовался.— Тариэл положил вилку и взял в руку стакан.— Просто идеальная пара, и притом удивительно похожи друг на друга. Оба горячие о-е-ей! — Он улыбнулся.— Я тебе налью немного. И давай пожелаем им счастья.— Тариэл опорожнил стакан. Мариам тоже выпила и осторожно поставила стакан.
— Ты всегда любил горячих людей, Тариэл.
— Холодный человек для дела не пригоден.
Всю ночь Тариэл проворочался без сна. Ему все время чудился звук рояля. Звук этот слышался настолько явственно, что он даже хотел встать и зайти в комнату Андро. Рядом безмятежно спала Мариам, и это красноречивей слов говорило о том, что все ему только чудится.
Тариэл закрыл глаза, прикрыв их для верности ладонью. Но Андро по-прежнему был перед глазами. Он сидел за роялем в одной рубашке с расстегнутым воротом, зажав папиросу в зубах. Тариэл закрыл уши руками, но звук рояля слышался по-прежнему отчетливо, такой знакомый, такой близкий.
Сколько раз, уже лежа в постели, слушали они с Мариам игру Андро. Он всегда садился к роялю ночью, именно в это иремя.
Каким бы усталым, каким бы взвинченным ни был Тариэл, звук рояля всегда успокаивал и умиротворял его, и он безмятежно засыпал. Теперь же звук этот будоражил, тревожил «то и никак не давал уснуть. Он еще раз посмотрел на жену. Мариам спала.
И Тариэл не выдержал. В полной темноте он осторожно топал, на цыпочках, крадучись вышел из комнаты в ванную, плеснул в лицо холодной воды и подставил голову под кран.
Видение не исчезало — Андро по-прежнему сидел за роялем в распахнутой на груди рубашке, с зажженной папиросой в зубах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105
— Похоже на него,— сказал Карда.— Такого не пожалеешь, туда ему и дорога.
— И сынок, видишь, недалеко от папани ушел.
Солнце зашло за плотную полосу леса, и сразу стемнело.
По обе стороны дороги плечом к плечу стояли мощные
дубы, клены и тополя. Мрак над их сводами был еще более непроницаем. Машина, урча и подпрыгивая, осторожно прокладывала себе путь в кромешной тьме. Отовсюду доносилось нестройное кваканье лягушек, непрерывное и нескончаемое.
Это монотонное кваканье, этот мрак, вонь болота и тяжелое дыханье леса еще больше усугубляли печаль Тариэла.
— Спел бы ты, что ли, Серго,— обратился он к шоферу.
Серго Кванталиани славился своими песнями. Бывало,
он скрашивал долгую дорогу негромким задушевным пением.
— Что-то не хочется мне сегодня петь, дядя Тариэл,— отозвался шофер.
«Да и мне не до песен, парень... Странное существо человек — все пытается схорониться от печали, забыть про невзгоды, отмахнуться от неприятных дум».
Но Карда вовсе и не думал убегать от печали, успокоить свою разбередившуюся душу, напротив, он хотел поострее ощутить боль, хотел погрузиться в печаль всем своим существом.
Дома его ждала жена. Он знал, что Мариам попытается отвлечь его от тягостных дум, и даже это раздражало его. В минуты горя и невзгод Мариам всегда была его утешительницей и лекарем. И это никогда не раздражало Тариэла раньше. Что же случилось с ним теперь?
Машина остановилась возле дома Карда. Мариам стояла у окна. Она всегда чувствовала момент приезда Тариэла. Она, бывало, ждала его у дверей в квартиру, чутко прислушиваясь к его шагам по лестнице. Ключи Тариэл носил, как правило, с собой и открывал двери сам.
Мариам встречала мужа, сидя в кресле с книгой в руках, либо хлопотала на кухне, ничем не выдавая своего нетерпеливого ожидания,— Тариэл этого не любил.
Выйдя из машины, Тариэл наклонился к дверце.
— Кочойа, пока мы будем перебазировать бараки на Чаладидский участок, рабочим ведь надо где-то жить. Может, мы их временно по селениям пристроим? Никто, по-моему, не откажется сдать комнату. Надо постараться только поселить их поближе к стройке.
— Я думаю, это дело надо поручить Лонгинозу Ломджария. Он справится,— ответил парторг.
Когда Тариэл вошел в гостиную, Мариам накрывала на
стол. Она знала, что сегодня Тариэл ездил на Ланчхутский участок проводить собрание, но не стала расспрашивать мужа.
Эти последние дни она вообще ни о чем его не спрашивала.
— Не примешь ли ванну, Тариэл?
— Нет. Я чертовски устал. И голоден как волк.
— Ты уже умылся?
— Да.
— А у меня все готово. Садись.
Тариэл сел, и Мариам увидела его устало опущенные плечи, увидела, как муж осунулся за эти три дня.
Тариэл сначала было удивился, что Мариам ни о чем не спрашивает. Но потом понял, почему она молчит. Ведь так бывало всегда, с самого первого дня их совместной жизни. Стоило Мариам догадаться о мужниных неприятностях, и она старалась не затрагивать того, что так или иначе могло еще больше испортить ему настроение.
Всю свою молодость она провела рядом с Тариэлом. Сколько раз полиция обыскивала их жилье, сколько раз они скрывались, сколько раз Мариам арестовывали из-за мужа, сколько раз уходила она вместе с Тариэлом, чтобы с оружием в руках сражаться рядом с ним. Мариам была для Тариэла не только женой, но и соратницей.
Часто Тариэлу казалось, что, не будь рядом с ним Мариам, ему бы не удалось сделать и половины того, что он сделал. Единственный их сын был холост и работал в Москве в Наркоминделе. После отъезда сына Мариам оставила службу и занялась домашним хозяйством.
Тариэл много работал, человеку его возраста требовались внимание и забота. Уйдя из дому рано утром, он возвращался поздно ночью.
Ужиная или обедая, они всегда сидели за столом друг против друга. Мариам любила смотреть, как неторопливо, со вкусом ест муж. Она сама накладывала ему еду на тарелку, наливала ткемали и подливала в стакан вина. Она была убеждена, что ее заботливость и предупредительность благотворно отражаются на аппетите мужа.
— Я же не ребенок, Мариам,— смущенно улыбался Тариэл.
Мариам любила его эту добрую улыбку.
— Для меня ты ребенок,— говорила Мариам.— Тебе сейчас требуется такой же уход, как и малышу. Силы уже на исходе, известно, даже железо и то изнашивается.
Как бы долго ни задерживался Тариэл на работе, Мариам, бывало, даже крошки не съест без мужа. Ужинать с Тариэлом было для Мариам радостью. За ужином делились они своими дневными делами и заботами. После ухода Мариам на пенсию все их беседы неизменно вращались вокруг дел стройки. Мариам знала, что это еще больше утомляет мужа. А сегодня она видела, что Тариэлу вовсе не хотелось есть, что он только прикинулся голодным, чтобы она ничего не заподозрила. Мариам искоса поглядывала на небритое, осунувшееся лицо мужа с запавшими, тоскливыми глазами и, чтобы нарушить затянувшееся молчание, заговорила первой:
— Я так рада женитьбе Важи, словно наш сын женился.
— А откуда ты об этом узнала?
— Русудан мне позвонила.
— Да и я обрадовался.— Тариэл положил вилку и взял в руку стакан.— Просто идеальная пара, и притом удивительно похожи друг на друга. Оба горячие о-е-ей! — Он улыбнулся.— Я тебе налью немного. И давай пожелаем им счастья.— Тариэл опорожнил стакан. Мариам тоже выпила и осторожно поставила стакан.
— Ты всегда любил горячих людей, Тариэл.
— Холодный человек для дела не пригоден.
Всю ночь Тариэл проворочался без сна. Ему все время чудился звук рояля. Звук этот слышался настолько явственно, что он даже хотел встать и зайти в комнату Андро. Рядом безмятежно спала Мариам, и это красноречивей слов говорило о том, что все ему только чудится.
Тариэл закрыл глаза, прикрыв их для верности ладонью. Но Андро по-прежнему был перед глазами. Он сидел за роялем в одной рубашке с расстегнутым воротом, зажав папиросу в зубах. Тариэл закрыл уши руками, но звук рояля слышался по-прежнему отчетливо, такой знакомый, такой близкий.
Сколько раз, уже лежа в постели, слушали они с Мариам игру Андро. Он всегда садился к роялю ночью, именно в это иремя.
Каким бы усталым, каким бы взвинченным ни был Тариэл, звук рояля всегда успокаивал и умиротворял его, и он безмятежно засыпал. Теперь же звук этот будоражил, тревожил «то и никак не давал уснуть. Он еще раз посмотрел на жену. Мариам спала.
И Тариэл не выдержал. В полной темноте он осторожно топал, на цыпочках, крадучись вышел из комнаты в ванную, плеснул в лицо холодной воды и подставил голову под кран.
Видение не исчезало — Андро по-прежнему сидел за роялем в распахнутой на груди рубашке, с зажженной папиросой в зубах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105