— Ой, вкуснота-то какая, какая прелесть, ну прямо объедение! — восторгалась Наталья Юрьева.— Вот уж не думала, что сыр едят с мятой,— обратилась она к Гудуйа.—
Какую только зелень не увидишь за грузинским столом: цицмати, тархун, рехан, коидари, киндза, праси. А у нас даже понятия не имеют об этом эликсире жизни.
— Да что там зелень, за грузинским столом все эликсир, даже перец,— сказала Галина.— Тетя Русудан такие блюда готовит, пальчики оближешь.
— Ну, кухню тети Русудан я знаю. Стоит ей в управление завтрак принести, мы тут же налетаем как голодные звери.
Гудуйа не мог взять в толк, почему эта женщина не знала, что сыр заправляют мятой. Не знал он и того, что значит слово «эликсир»,— наверное, что-то хорошее, решил он про себя. С нескрываемым удовольствием наблюдал он, с каким азартом расправляются его гости с мчади и сыром. Хотя, честно говоря, не понимал, что уж такого особенного нашли они в столь простом кушанье.
Впрочем, вчера даже обычное козье молоко вызвало восторг златоволосой женщины. А вот сегодня настал черед желтолицей. Гудуйа направился в хижину. Вытащив из кадушки головку сыра, он возвратился к табаки, достал из ножен, подвешенных к ремню, нож, крупно нарезал сыр и разложил его на табаки.
Галина первой взяла кусок сыра. Надкусила.
— Честное слово, такого сыра я никогда не ела в своей жизни. Даже у тетушки Русудан,— протянула она.— Дедушка, как называется этот сыр?
— Сыр этот называется казла.— «Вот так так, что они, казлы не ели, что ли?»
— Знаете, дедушка,— прервав еду, обратилась к Гудуйа Наталья Юрьева,— был в старину ученый такой, доктор, Гиппократом звался. Так тот самый доктор писал, что в сыре сила имеется.
— Какая еще сила?—не понял Гудуйа, что бы это могло значить.— Откуда это в сыре силе взяться?!
— Да еще какая, оказывается, сила, дедушка! — продолжала Юрьева.— Сыр чахоточных лечит, при малокровии помогает, печеночников исцеляет и кто знает, кого еще. Люди очень уважают сыр. В Канаде, есть такая страна за океаном, сыру памятник поставили в семь тысяч пудов несом. И французы от них не отстали — тоже соорудили памятник сыру.
— Древние греки,— вмешался в разговор Теофиле Таргамадзе,— сварят, бывало, сыр и уложат его в плетеные корзины.
— Зачем это молодой сыр в корзины укладывать? — удивился Гудуйа.— Сыр в кадушку положить надо.
— В старину, наверное, иначе сыр готовили.
С мчади гости разделались довольно быстро. Но голод все еще не был утолен. Гудуйа, не предполагавший, что гостям придется по вкусу его мчади и потому испекший всего лишь один кеци, расстроился. Но гости достали из вещмешков черный хлеб и запили его все еще теплым молоком.
После завтрака Гудуйа, прибрав со стола, без излишних напоминаний стал собираться в путь. Он накормил собаку, привязал козу в кустах возле хижины, заткнул топор за пояс, взял в руки посох и повел за собой гостей.
Гудуйа шел босиком. Тулуп из козьей шкуры был ему явно коротковат и узок. Шел он неторопливо и размашисто, с такой силой ударяя посохом в мокрую землю, что тот с каждым ударом чуть ли не на целый вершок уходил в податливую почву. Ни пищи, ни воды он с собой не взял, ибо ел лишь два раза на дню. Ему казалось, что и гости едят так же.
Галина, пытаясь не отстать, всячески подлаживалась к шагу Гудуйа. Однако ей это оказалось явно не под силу, и вместе с другими она следовала за Гудуйа чуть позади.
Начиная с этого дня Гудуйа две недели ходил с партией Галины. Он прокладывал дорогу в таких дебрях, где даже черту было не пробраться.
Стояли солнечные дни, но было не жарко. Партия старательно трудилась с утра и до самого позднего вечера. Гудуйа не только был проводником, но и незаметно для себя самого постепенно втягивался в работу экспедиции. Он рыл канавы, таскал нивелир, затесывал вешки и вбивал их в землю. Одновременно он ухитрялся еще и стряпать, невесть откуда носил питьевую воду. Он привык к людям, стал словоохотливей, и печаль в его глазах таяла. Отчуждение и напряженность понемногу сошли с его лица. Возвращаясь поздним вечером в хижину, он пек неизменный мчади или варил гоми. По ночам он ладил сети на Хобисцкали, и свежая рыба не переводилась на столе.
Галина во всем помогала Гудуйа. Она сама месила тесто, жарила рыбу, мыла посуду, доила козу и буйволицу, делала сыр. И все это получалось у нее так ловко и красиво, что Гудуйа глаз не мог от нее отвести. Все ликовало в нем, хотя лицо его по-прежнему оставалось неулыбчивым. Что ж,
немудрено: сорок лет улыбка не касалась/ его губ, а за такой срок ото всего можно отвыкнуть.
Наталья Юрьева прибирала в хижине и подметала двор.
Однажды вечером после ужина Серова, улучив минуту, подсела к сидящему на балконе Гудуйа и как бы мимоходом обронила:
— Каждому работающему в нашей партии положена спецодежда.
После двух дней сомнений Гудуйа наконец сдался. Получив у Серовой положенную ему спецодежду, кирзовые сапоги и мыло, Гудуйа направился к Хобисцкали. Долго мылся Гудуйа в реке.
И вернувшись, еще не скоро вошел в хижину. Тело его никак не могло привыкнуть к стесняющей его обуви и одежде. Гудуйа сначала покрутился в хлеву, затем принялся колоть дрова. Серова и ее товарищи разгадали причину столь длительного отсутствия Гудуйа и поспешили раньше времени улечься спать. Наутро они старались не глядеть на Гудуйа, чтобы не выдать невзначай охватившую их радость. Непривычно было видеть в обычном рабочем облачении лесного человека. Спустя неделю Серова привезла для Гудуйа из Поти еще и плащ с брезентовым капюшоном. Потом выписала Гудуйа зарплату и уговорила его пойти с ней в контору получить деньги.
Весьма смутно представлял себе Гудуйа, что такое зарплата и зачем она нужна человеку. Когда Серова объяснила ему ее назначение, Гудуйа воскликнул: «Так на что же мне сдались эти деньги? Сорок лет я обходился без них и сейчас проживу не хуже». После долгих уговоров Серова наконец уломала старика. Мы, мол, столько заставляем вас работать, как же можно без зарплаты, нас ведь за это под суд отдадут. Что оставалось делать Гудуйа? Не причинять же неприятности Серовой, боже упаси. Контора так контора, согласился он. Это все хорошо, сказала Серова, но как же вы пойдете в контору в таком виде — небритый и нестриженый? Не знал Гудуйа, что такое эта чертова контора, но ничего не поделаешь, назвался груздем — полезай в кузов. Да попроси его Серова в огонь броситься, и за тем бы дело не стало — Гудуйа без раздумий исполнил бы любое ее желание. Нот так медленно пробуждалось в его душе никогда досель не испытанное им отеческое чувство к молодой женщине.
Тщательно подстриженный, гладко выбритый, опрятно одетый, посмотрелся Гудуйа в зеркало и не узнал себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105