– Борис, – прошептала София, и то, что она назвала его по имени, показалось ему необыкновенным и несказанно приятным, – ты еще больше похудел…
Она ласково провела рукой по его небритой щеке, потом погладила волосы.
– Тебе так кажется, София, – сказал он, заражаясь ее непринужденностью, – потому что я отпустил бороду…
Он заглянул ей в глаза и увидел, как голубое и зеленое смешались в них в какой-то особенный цвет, которого ему еще не приходилось видеть.
София расстегнула пальто, затем сняла его. Сбросила платок с головы. Свет свечи бликами вспыхнул на ее волосах.
Борис подал ей стул, а сам опустился на ящик.
– Почему не давал о себе знать столько времени? – она уперлась руками в ящик.
Грозев усмехнулся.
– Ты же знаешь, каково мое положение, София. Не могу ни приходить, ни видеться с тобой, когда захочу…
– Знаю, – промолвила она, – но думаю, что ты мог бы хоть раз черкнуть пару строчек…
– И это было рискованно, так как в последнее время полиция начеку.
София вдруг оживилась.
– Ты знаешь, турки распорядились, чтобы уехали жены и дети видных правителей. Со вчерашнего дня грузят по два вагона их имущества для отправки в Константинополь.
– Это всего лишь меры предосторожности, – покачал головой Грозев. – Они решили оборонять Пловдив до последней возможности. Знают, что если падет Пловдив, конец и Одрину, и Константинополю, и войне.
– Да ты что, – воскликнула София, – у них нет сил, продовольствие на исходе! Может, ты не видел, как выглядят их солдаты, когда части проходят через город!
– Для войны не на жизнь, а на смерть это не имеет значения, – сказал Борис. – Турки задумали оказать жестокое, отчаянное сопротивление, чтобы вынудить противника пойти на более мягкие условия перемирия, на большие уступки. По сути дела, другого им и не остается… Последним, решающим козырем турок в этой войне является Пловдив…
– Пловдив? – посмотрела на него София.
– Да, Пловдив, – ответил Грозев. – По-видимому, главное сражение будет дано у подножия Стара-Планины или у Среднегорского хребта, но в случае поражения они превратят Пловдив в крепость и будут сражаться в ней до полного разрушения и уничтожения.
– Борис! – вскричала София. – Разрушить Пловдив! Это ужасно! – И перед ее мысленным взором возник серебристый город, который она видела этим утром с холма.
– Таково их намерение, – сказал Борис. И, немного помолчав, продолжил: – Сейчас у нас одна цель – каким-то образом завладеть планами обороны города. Они присланы командованием в конце октября, и пока с определенностью можно сказать, что находятся только у одного человека в городе.
– Здесь, в Пловдиве? – подняла брови София.
– Да, – подтвердил Грозев, – у представителя главного командования в Пловдиве…
– … Амурат-бея, – докончила фразу София, глядя прямо перед собой.
После короткого молчания Борис добавил, подчеркивая каждое слово:
– Один экземпляр находится у него дома.
– Дома, – повторила София и встала, – это значит, у нас…
Борис молча кивнул.
– Где он может хранить его?
София молча смотрела на пламя свечи. В тишине стал слышен далекий глухой шум улицы.
– В сейфе над камином, – произнесла она, не сводя глаз с дрожащего огонька свечи. – Больше негде…
– Сейф железный? – спросил Борис.
– Железный и вмурован в стену, – медленно ответила девушка, словно думая о чем-то другом. – Потом, прищурив глаза, проговорила: – Но у меня, в шкатулке с константинопольскими реликвиями дедушки, есть какой-то старый ключ от этого сейфа…
– София, – воскликнул Борис, – ты могла бы его найти?
– Думаю, что да, – отозвалась она и лишь теперь взглянула на него.
– Когда ты сможешь дать мне этот ключ? – Борис взял ее за руку.
Она продолжала смотреть на него, но видно было, что мысли ее опять были далеко.
– Борис, – сказала она затем все так же спокойно, – тебе опасно появляться в городе, а тем более в доме Амурат-бея. – И, качнув головой, добавила: – Никто из вас не может сделать это. Документы, которые вам нужны, могу достать только я…
– Нет! – решительно заявил Грозев. – Не надо, чтобы это делала ты. Ты дашь нам ключ, большое тебе за это спасибо. Но остальное – не твое дело.
– Борис, вы не сможете проникнуть туда. Главный вход усиленно охраняется и днем, и ночью. Высота стены со стороны улицы по крайней мере десять метров. Любая попытка проникнуть снаружи – чистое безумие…
– Нет, – повторил Борис. – Это наше дело. Мы дали клятву посвятить свою жизнь борьбе за свободу, сознавая все последствия этого. Почему тебе, женщине, брать на себя этот риск?
– А почему ты не хочешь понять, что человек может совершить нечто важное и не давая клятвы бороться, даже не сознавая, какие последствия для него это может иметь…
– Но ведь это означает играть собственной жизнью! Человек все же должен иметь какие-то основания для такого поступка…
Приблизившись к нему, она закрыла его рот ладонью. Ей хотелось все ему объяснить, рассказать, что она пережила и перечувствовала, что вот уже несколько месяцев живет интересами борьбы. Но неожиданно для себя самой произнесла, словно заключая вслух обуревавшие ее мысли:
– У меня есть все основания, Борис… Я тебя люблю! Этим все сказано, остальное не имеет значения…
Потом обернулась и взяла пальто.
– София… – прошептал он, стоя неподвижно возле большого ящика с воском.
Она быстро надела пальто и сказала:
– Пойми! Если тебе дорого дело, которому ты служишь, если эти планы нужны для свободы людей и спасения города, – достать их должна я. Если за это возьмется кто-либо еще, его попытка окажется неудачной и завершится гибелью.
София подняла воротник пальто и добавила:
– И все надо сделать еще сейчас. Амурат-бей сегодня в полдень уехал в Карлово и вернется поздно ночью. А завтра и послезавтра он, может быть, вообще никуда не будет выходить…
Она привела этот аргумент спокойно, с присущим ей самообладанием, которое сейчас вернулось к ней.
Борис снова опустился на ящик. София подошла к нему, обхватила его голову руками, наклонилась. Он почувствовал тепло ее тела. Девушка нежно поцеловала его в лоб, в глаза, в щеки.
Потом отстранилась, застегнула пальто, накинула на голову платок.
– Пошли! – сказала она. – Ты меня подождешь во дворе церкви св. Недели, под сводами портала. Я принесу их туда…
Грозев быстро оделся и вышел вслед за Софией. Матей уже погасил свет, в темноте бесшумно открыл им дверь.
На улице было холодно и безлюдно. На углу Станционной одиноко горел уличный фонарь. Снег перестал. Небо прояснилось, в морозном воздухе ярко сияли звезды.
Они молча шли вверх по улице, поднимающейся по восточному склону холма. Грозев чувствовал рядом плечо девушки, и это наполняло его душу теплом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109